Поднимаясь по лестнице, Мартин перешел в глухую защиту. Здесь, в темноте, приходилось биться практически вслепую: слабый солнечный свет из пробитого выхода не доходил до верхних этажей.
Еще ни разу никто из противников не попал по сопернику, и Мартин полагал, что всему виной именно темнота: солнечные лучи не проникали сквозь накрепко забитые ставни. Получалось скорее сражение не врагов с врагами, а столкновение мечей с мечами — занятие не менее интересное и в какой-то степени миролюбивое, но в данной ситуации оно не окончится техническим поражением или аналогичной победой. В живых останется один человек, и в зависимости от того, кто именно останется, будет ясно: предстоит битва с волком и Горгоной или же только с Горгоной. Правичу сложнее, но превосходство в силе по-прежнему на его стороне. Чтобы это изменить, требовалось вмешательство стороннее вмешательство, и Мартин решил, что сейчас пришло самое время для того, чтобы выложить карты: пусть Правич не чувствует себя победителем. Хотя остается важный вопрос: как он поведет себя после того, как узнает о случившейся с ним неприятности?
— Правич, расскажи мне перед смертью, где тебя носило, и как ты выжил? — потребовал он. Война войной, но кое-какие нюансы уточнить не помешает.
— Тебе-то что? Отбивайся, давай!
— Ты смертельно болен, и если не признаешься, с кем встречался, то через неделю твои друзья превратятся в кусающихся мертвецов.
— Чего?! — Константин отразил удар Мартина, и по инерции ударил мечом по перилам. Доска сломалась в двух местах, обломки полетели вниз.
— А как ты думаешь, почему пришельцы убивали каждого, кто дотронется до молодильных яблок? Потому что в прошлом яблоки испортились и превратили людей в живых мертвецов! И теперь пришельцы защищают нас от новой эпидемии, которая уничтожила всех жителей города. Помнишь, того самого, что стоит заброшенным невесть сколько лет? Ты заражен, и потому тебя не оставят в покое даже после моей смерти! Ступа — это мелочи, хотя Яга за нее тебе покажет, где раки зимуют.
— А мне до свечки, — ответил Константин, — у меня давно нет друзей, одни знакомые и завистники остались. Пускай превращаются, мне не жалко. Но ты подал отличную идею: расправлюсь с тобой и заражу еще человек двадцать. Давно мечтал свести с ними счеты изощренным способом. Твой как раз подойдет.
— Ты не успеешь.
— Почему? — Правич презрительно усмехнулся, — Ты, что ли, помешаешь?
— Нет. Ты сам станешь живым мертвецом. Недолго осталось.
— Сколько?! — не сдержался Константин.
— А какая тебе разница? — усмехнулся Мартин.
Правич гневно зарычал.
— Плевать! — воскликнул он. — Я сейчас и тебя заражу!
— Ха! — Мартин резко отскочил назад, и помощник колдуна несколько мгновений попусту размахивал мечом. — Я уже заражен, но проживу дольше твоего.
— Это еще бабушка надвое сказала! Сейчас дотянусь до тебя мечом, вот тогда и узнаем, кто из нас спляшет на чужой могиле.
Звон мечей разносился эхом, и враги далеко не сразу заметили, что к нему добавились глухие удары и непонятно чем издаваемое шуршание. В воображении Мартина нарисовалась картина: Горгона достала из закромов каменный молоток и теперь старательно долбит крышу, чтобы проделать второй вход в башню. Неужели она все-таки боится не темноты, а того, что кто-то перекроет единственный выход? Скорее всего, именно так и было: когда-то люди заколотили все окна, оставив одни ворота, спрятались здесь, и Горгона, влетев в башню, оказалась в полной темноте. Ворота закрыли, и Горгона очутилась на равных с людьми. В полной темноте никто не мог разглядеть ее глаз, как и окаменеть от ее взгляда. Возможно, кто-то и сумел сбежать, пока Горгона пыталась на ощупь отыскать людей. Дождался ночи и сбежал под ее покровом.
Непонятно одно: как и когда, в таком случае, эти люди заколотили окна? Ночью, предшествовавшей побегу? Но с тем же успехом прошлой ночью можно было сбежать, а не забивать окна.
Что-то не вяжется одно с другим.
Кто и зачем заколотил окна?
Справа от Константина раздался треск ломаемых досок: он потерял ориентацию в пространстве и ударил мечом по заколоченному окну. Меч прорубил старое дерево, образовав большую дыру, и верхняя часть башни осветилась впервые за много лет. После плотной тьмы увидеть Мартина оказалось не в пример проще, и помощник колдуна ударом локтя выбил остатки досок, усиливая приток света. Теперь освещалось гораздо больше пространства, и Правич довольно улыбнулся: Мартину не удастся повторить номер с исчезновением во тьме. Он виновато развел руками: мол, извини, что лишил тебя единственной защиты, и теперь тебе не спрятаться. Не в прятки играем, как-никак, а бьемся не на жизнь, а на смерть.
Солнечный луч уменьшился и потускнел. В башне вновь стало темно. Правич на мгновение повернул голову и увидел, что в дыру просунулась голова Горгоны. Сама она смотрела вперед, но шевелящиеся змеи моментально заметили место, где стояли люди, и зашипели в полную силу. Константин не стал дожидаться, пока Горгона посмотрит в его сторону. Ему хватило неприятных ощущений от взгляда ее погибшей товарки, и больше испытывать подобные неприятные ощущения он не желал.
— Не шумите! — угрожающе прошипела Горгона. — Посмотрите на меня!
Правич услышал скрип досок и спохватился, поняв, что хитрый Мартин не стал упускать возможности. Пока Константин отвлекся на Горгону, он подобрался практически вплотную и со всей силы вонзил меч ему в живот.
Правич почувствовал глухую боль, отдавшуюся по всему телу, и удивился, что пронзивший его меч вызывает совершенно не те ощущения, которые положено испытывать. Нет холода металла, нет острой боли, нет запах свежей крови. Посмотреть на место, куда попал Мартин, он побоялся, и вместо этого уставился на врага глаза в глаза: пусть видит страдания убитого, чтоб они ему снились до самой смерти.
Но странное дело: Мартин оказался слишком далеко для человека, который глубоко вонзил меч. Да и оставшаяся часть меча была слишком длинной.
«Не может быть, чтобы он бился полутораметровым мечом, — пронеслось в голове Константина, — У него сил не хватит долго им размахивать. В чем дело?!»
Он уловил во взгляде Мартина удивление и непонимание, и все-таки решился взглянуть на собственную рану. Но никакой раны не было: меч пронзил рубашку и уперся в мышцы живота.
«Заклинание еще действует! — обрадовался Правич. — Но почему тогда мне больно?»
Сердито оттолкнув рукой меч Мартина, он приподнял рубашку и обомлел: живот словно мелом засыпали.
— Что за?… — воскликнул он изумленно: не помнил, чтобы кто-то так над ним издевался. Он дотронулся до живота и похолодел: обычно теплая кожа теперь была холодной. Мало того, живот не поддавался нажиму и не изменился, когда Правич постарался втянуть его в себя. До неправдоподобия рельефный пресс с отлично просматривающимися мышцами не желал гнуться. Константин постучал по нему кулаком, желая стряхнуть мел, и понял, что случилась настоящая беда: никакого мела не было и в помине, вместо нормальных мышц живот состоял из настоящего камня. — Что со мной?
Отошедший на несколько шагов потрясенный Мартин тихо ответил:
— Ты каменеешь.
Горгона наслаждалась паникой Правича, но в то же время на ее лице читался страх.
— Не шумите! — умоляла она. — Лучше посмотрите на меня!
Мартин лихорадочно соображал, что же творится с Константином? Медленно каменеет? но в легенде о Медузе говорилось, что люди превращались в камень за считанные секунды. Что с ним не так? Вот почему меч не разрубил его: Правич вбежал в башню уже частично окаменевшим! Медленно расползается окаменение по его телу, и вскоре помощник колдуна навеки застынет, превратившись в скульптуру.
— Но почему?! — воскликнул Константин.
— Ты только что посмотрел в глаза Горгоне! А от ее взгляда люди каменеют!
— Нет! — сердито выкрикнул Правич, — Я не смотрел на нее!
— Так посмотри! — томным голосом предложила Горгона.
Правича передернуло.
— Тише вы, кому говорю! — вновь зашипела Медуза.
— Сгинь, кикимора болотная! — закричал Правич, взмахивая мечом и бросаясь на Горгону. Та оттолкнулась руками от стены, чтобы вылететь на улицу, но помощник колдуна схватил ее за руку и с силой втянул в башню. Волосы-змеи вытянулись в его сторону, но не доставали до Правича и не могли его укусить.
Раздался оглушительный визг. Противники выронили мечи и закрыли уши ладонями. Горгона заметалась от стены к стене и полетела к выходу из башни, но в темноте стукнулась головой о перила, пробила их и сама упала без сознания на пол. Доски треснули под ее весом, образовав неровный круг вокруг упавшего тела.
— Ты смотрел в глаза другой Горгоны! — выкрикнул Мартин, в ушах все еще стояли отзвуки визга. Он поежился: каким бы жестоким ни был противник, но такой смерти он не желал никому. Медленное окаменение — страшная пытка.
— Нет! — закричал Правич, хватая меч со ступенек и набрасываясь на Мартина. — Ни на кого я не смотрел!
«Что за невезение?! — мысленно вопил он, — Что я сделал?! За что меня так жестоко убиваете?»
Теперь он понимал, что его защитило от удара Мартина не заклинание колдуна, а то, что голова стала каменеть. Медленно и незаметно. Вот почему появились неприятные ощущения в животе.
«Дожил… — подумал он, внезапно почувствовав дикую усталость. — Вот тебе и вторая молодость!»
Мало было неприятностей с пришельцами и слугой царевича, так теперь оказалось, что он заражен смертельной болезнью и заодно превращается в какую-то там по счету скульптуру. Блеск! Сказка! Просто слов нет.
Мартин бежал по лестнице к единственной комнате на самом верху башни. После того, как он увидел, что Правич бледнеет прямо на глазах, не стоило рисковать и вступать с ним в поединок. Враг должен окаменеть с минуты на минуту, и чем позднее он догонит Мартина, тем короче будет сражение.
Эмоции Правича сменяли одна другу в доли секунды. Ощущая усталость и злость, испуг и ярость, он рычал так, что впечатлил даже волка, и метался из одной крайности в другую. Он ощущал ускоряющееся с каждой секундой окаменение внутри, и торопился покончить с Мартином до того, как ноги и руки перестанут его слушаться. Каждый шаг давался ему все труднее и труднее, скорость уменьшилась, и Мартин, отбежавший уже метров на тридцать, остановился и смотрел на то, как Правич с видимым усилием передвигает тяжелеющие ноги.