— А я — русский народ.
Когда Патрон ушлёпал к себе:
— Билли, а может принять предложение?
— Ты же был советником.
— И не плохо получилось.
— Не скучны повторения?
— Понимаешь, жалок он в своих заблуждениях и одинок.
— Этот заблудший развалил могучий Союз и вогнал Россию в долги по самые помидоры.
— Весь мир живёт на инвестициях.
— Но не тех, что оседают в карманах чиновниках.
— Что предлагаешь?
— Пора сворачиваться.
— Нет, Билли, хочу знать результаты выборов. В конце концов, мы можем заключить пари.
— Согласен и ставлю против твоего Патрона.
Билли выиграл. Из восьми претендентов на первый пост государства мой Патрон оказался вторым с тридцатью процентами голосов против тридцати двух у кандидата от коммунистов. Они и вышли во второй круг голосования. У пяти кандидатов, оставшихся за бортом гонки, суммарно едва набиралось пять процентов. Но был ещё Генерал с семнадцатью процентами избирательских симпатий. Он мог обеспечить успех во втором круге любому из кандидатов, но не спешил определяться. Запаниковали молодые пиарщики из команды президента — если Генерал не внемлет щедрым посулам, значит, принял предложения коммунистов.
— Разгоню всех к чёртовой матери, — грозился Патрон, до белых костяшек тиская в ладони бокал.
— Коней на переправе не меняют, — буркнул, чтобы сказать что-то.
Но Патрон поменял. Однажды ночью явился трезвый и без водки.
— Огнестрельного не носишь? — покосился на мой кортик.
— К чему? Охрана кругом.
— Сейчас поедем без охраны.
Мой долг следовать за президентом, а не докучать ему вопросами. Пристегнул к запястью чемоданчик.
— Я готов.
Покинули загородную резиденцию и долго ехали ночной дорогой. Шеф держал возле уха мобильник и подсказывал водителю путь. Наконец фары нашего автомобиля осветили "Мерс", стоящий у обочины.
— Выходим, — это Патрон мне.
Мы пересели из нашего авто в таинственный "Мерседес" и оказались гостями двух подозрительных субчиков. Что в них подозрительного? А всё — начиная от внешнего вида и до внутреннего содержания. Не понравились мне эти люди. Тот, что за рулём, прятал глаза за тёмными очками, голову держал прямо и говорил глухим низким голосом — что фантомас из фильма. Второй весь извертелся, казалось, вот-вот боднёт кого-нибудь лысым черепом.
— С этим баулом и в сауну к девчатам? Хи-хи…. Ну, и работёнка у тебя, моряк.
— К делу, — сказал Патрон.
— Генерала мы прессанём, — заскрипел фантомас в тёмных очках, — и коммуниста укоротим.
— Ваши условия, — голос шефа непривычно вибрировал.
Яйцеголовый открыл кейс на коленях, протянул президенту зачехлённые в файл листы.
— Это список подлежащих амнистии.
— Ясно. После инаугурации, — Патрон принял его. — Что ещё?
Лысый передал файл потолще, а его товарищ прокомментировал:
— Здесь изложены правила, согласно которым хотелось бы строить наши отношения в дальнейшем.
— Ознакомимся. Всё? — шефу не терпелось закончить тягостное рандеву.
— Об ответственности сторон излишне напоминать? — проскрипел таинственный водитель.
— Я — человек слова, — заверил Патрон.
— И мы в понятиях, — поддакнул вертлявый.
Визит в чёрный "Мерседес" шеф не комментировал, и вообще прекратил ночные посиделки. Мы колесили по стране, выполняя план агитационных мероприятий, а врачей вокруг Патрона стало больше охранников. Накаченный анаболиками он выступал перед народом с яростной одержимостью человека, стоящего у последней черты. Тут и Генерал, наконец, определился — занял активную пропрезидентскую позицию. А соперник наоборот, сдал — сократил число публичных выступлений, подрастерял прежний пафос. Будто по инерции он ещё вёл избирательную борьбу, но с таким откровенным испугом на лице, что дивились сторонники и противники.
— Билли?
— Что неясного? Пугнули сердешного новые друзья старого президента.
— Так это мафия!
— А ты думал, артисты цирка?
— Нет, конечно, я догадывался, но подумать, что Патрон так низко ляжет…. Не пойду к нему в правды-матки резотели. Отбарабаню срок и на море.
— Можно и сейчас.
— Нет, Билли, хочется знать, чем эти выборы закончатся.
— Гораздо интереснее, что будет после них.
— И что?
— Преступность выйдет из подполья, и устремиться во власть, к собственности, в бизнес.
— Ты говоришь, как о конце света. А может, это российский вариант пути к прогрессу — не всем же гонять индейцев по прериям. И знаешь, Билли, мне он кажется чертовски интересным. Я хочу поучаствовать.
— МВД, ФСБ, Генпрокуратура?
— О чём ты? Хочу к парням, что живут по понятиям. Мне кажется, они сумеют сделать то, что не под силу Патрону — вздыбить Россию, как некогда Пётр.
— Они называют это Движением.
— Вот видишь, у них наверняка Устав есть и цели — перспективные ребята.
— Хочешь стать авторитетом?
— А почему нет?
— Готов грызть нары?
— Если потребуется.
— Быть по сему.
— Постой, не силен в физике процесса и геометрии перемещений, но интересуюсь — можно ли попасть на заданную спираль в расчётное время?
— Терзаешься?
— А ты как думаешь?
— Ну, раз хочешь — будет дана возможность поработать над ошибками. Исправишь?
— Постараюсь.
Знакомы комната, интерьер. Когда-то я здесь уже был.
Шаги…. Мирабель вышла из кухни с блестящим пистолетом, уставившимся в мой лоб чёрным зрачком ствола.
— Извини, — сказала, присаживаясь на тахту, — мне так удобнее. Так о чём хотел со мной поговорить?
Я проглотил растерянность, как комок в горле. Ну, раз человеку так удобнее….
— Ты хочешь убить меня, Мирабель?
— Пока не знаю — посмотрим на твоё поведение.
— Ты хочешь убить, чтобы в газетах написали: "Судья Забелина обезвредила опасного преступника"?
— Считаешь, мне нужна такая слава?
— Я унесу в могилу твою тайну.
— А ведь верно.
Ствол пистолета, глаз Мирабель и мой лоб сошлись на одной линии.
— Ты неплохо держишься — не валишься в ноги вымаливать жизнь.
— Разве не видишь — я не преступник, а влюблённый дуралей, наивно понадеявшийся разбудить в тебе ответные чувства. Ради всего святого убери пистолет. Что мне сделать, чтобы ты поверила?
— Жить хочешь? Поползай на коленях: я всё равно тебя пристрелю, но минутой раньше, минутой позже — есть ведь разница.
Смотрел в глаза напротив, полные стального блеска и решимости, даже злорадства (над чем?) и засомневался: напрасны мои разглагольствования — она исполнит задуманное. Ну, а Билли хорош — не мог переместить чуточком раньше, и этот пистолет был бы теперь в моих руках?
Зрачок никелированного самопала настырно сверлил мой лоб.
— Почему не стреляешь?
— Передумала, — Мирабель подняла трубку и ткнула два раза пальчиком в клавиатуру телефона. — Дежурный….
Через полчаса на моих запястьях защёлкнулись наручники. Уводимый нарядом, обернулся к Мирабель:
— Ты молодец. Я обожаю тебя.
— Маньяк, — пожаловалась М. А. Забелина капитану милиции, целовавшему ей руку.
— Разберёмся, — сказал тот и натянул фуражку.
Остаток ночи провёл в обезьяннике. На следующий день перевели в СИЗО. А ещё через день вызвали на допрос и предъявили обвинение.
— За что паримся? — любопытствовали сокамерники, выслушав, констатировали, — лет на пяток строгача — какой адвокат.
Я зароптал:
— Билли, мы так не договаривались.
— Успокойся, пролетят, как один миг.
— Я сбегу.
— С тебя станется.
Твёрдо решил сбежать и на допросах не юлил, не запирался, во всём признавался и всё подписывал, что предлагали. Расчувствовавшийся следак панибратски хлопнул по плечу:
— Ну, молодчага, что сказать. Скоренько на суд, в тюрьму и с чистым сердцем на свободу.
Один из сокамерников, худой и прыщавый:
— Студент, ты случаем не педик? А то б повеселились.
Другой, знаток тюремного быта:
— Руки не отсохли? Иди вон на парашу — веселись.
И мне:
— Тяжко будет тебе на зоне: молод, лицом пригож — вот такие гомики задолбают.
Я, лёжа и беспечно:
— Отобьюсь.
— Это вряд ли, — бывалый пересел поближе. — Лучше вспомни, с ворами нигде не пересекался? Может, кого из авторитетов знаешь?
— Откуда? А впрочем, — я вспомнил. — С одним всю ночь костерок на Волге жгли, и трёп вели по душам. Кудияром назвался — погоняло, сказал, лагерное.
— Кудияр, Кудияр, — собеседник с любопытством всматривался в мои глаза. — Не травишь? За туфту языка можно лишиться.
— Не авторитет?
— Авторитет, авторитет. И авторитетам авторитет. Как выглядел, помнишь?
— Здоровый такой, мордастый, бородатый.
— Может, наколки?
— Видел одну, на запястье — в виде солнца или звезды с лучами.
— Солнце, солнце, — собеседник выдохнул облегчённо и хлопнул меня по колену. — Он-то тебя запомнил?
— Чёрт его знает. Просил остаться.
— После суда, как на этап пойдёшь, пошлю вперёд маляву — должна подействовать.
— Спасибо Кирилл Владимирович.
— Откуда знаешь?
— Следак сказал.
— Забудь. Кашап я, так и запомни — Кашап.
Следователь на последний допрос кока-колу принёс:
— Угощайся. Распишись, здесь и вот здесь.
Потянул за тесёмочки, закрывая папку:
— Готово дело — завтра в суд.
Перегнулся через стол и доверительно:
— Этому сержанту из ППС сам бы треснул — вешает, козёл, на тебя всяку муть, а я же вижу, человек интеллигентный.
Прощаясь:
— Адвоката тебе назначат. Повезёт — условным отделаешься. Ну, будь здоров.
Не повезло. Адвокат заторможенный достался, а обвинитель — сама страсть. Судья, женщина преклонных лет, приглядывалась ко мне с доброжелательным любопытством, но когда Мирабель засвидетельствовала, что попытка изнасилования не имела место, охладела — тонкогубый рот изогнулся в брезгливой гримасе. По трём статьям обвинения наскребли мне суммарно два с половиной года отсидки. Прощай свобода!