— Я могу войти в воду и выйти из неё в лагуне нашего острова, гораздо быстрей, чем донесла нас сюда твоя машина.
— Как это?
Плечи, облитые голубым свитерком, чуть приподнялись — не знаю, мол, могу и всё.
— Этак вы и перебрались из джунглей на остров?
Вместо ответа Электра окунула ладонь в воду и коснулась моего лица — пальцы были прохладными, но не влажными. Они не смачивались. Они не смачиваются, подумал о прозрачных людях, они пропускают воду сквозь себя как солнечные лучи — отсюда немыслимые скорости в плотной среде.
— Здесь другое, — вмешался Билли. — Вода передаёт генетический код электромагнитными волнами, которые обретают телесность в конце стремительного пути.
— Прозрачную телесность.
— Вот именно.
— А я так могу?
— Пока нет.
— А Президент может?
— Стоит только намекнуть, куда явиться — не заставит себя ждать.
Тревожным взглядом окинул берега — его нам только здесь и не хватало. Привлёк к груди Электру.
— Вода помогает вам поддерживать связь на расстоянии?
— Диана сейчас на острове.
Это не возможно! Я подскочил, как ошпаренный. Кинул взгляд на солнечную дорожку — дочери на ней не было. А было что-то…. Это её одежда, которая плавала на поверхности, а потом вдруг обрела тело.
— Искупалась? — посочувствовал Диане, вернувшейся к нам на берег. — Переоденься в сухое.
— Билли, — когда девочка ушла к гидросамолёту, — где её оптимизатор?
— На дне Байкала.
— Как простой перстенёк…. Не стыдно?
— Увы.
— А перед контактором устоит?
— Поручиться не могу.
И я побрёл следом, порылся в ЗИПах самолёта, предложил Диане другой браслет.
— Надень, ребёнок.
— Ой, папка, прости, я потеряла твой подарок.
Звёзд, отражённых в Байкале, мы не увидели. Солнце скрылось, и из распадка на остывающую гладь попёр туман. Клубился, льнул к воде, а, набравшись сил, пошёл в приступ на сопки. Окрестности потеряли очертания, и небо растворилось в мареве. Такое же и на душе.
— Идёмте спать, — расстроился я.
— А я всё вижу, — капризничала Диана. — Могу вам рассказать.
— На самолёте расскажешь.
В крылатой машине дочь откинулась в кресле и смежила веки — дуется. Электра избавилась от одежды — уснуть мешает — и пропала с глаз. Я проверил запоры.
— Раньше ты смелее был, — фыркнул Билли.
— Раньше у меня не было врагов, а тебя считал Всемогущим.
— Что изменилось?
— Да брось. С Костиком прокол, теперь прозрачные…. Где от них укрыться, если они вездесущи, как вода?
— Чего ты их так боишься? Ведь они отпустили с тобой дочь. И зла не таят.
— Не знаю. Чем дальше мы от них будем, тем спокойнее на душе.
— Думаю, в Москве будешь недосягаем.
— Тогда чешем в Первопрестольную.
Мы спали, а летающая "водомерка" перенесла нас под самые стены Кремля.
— Ух, ты! — Диана задрала голову на башни и бойницы, стоя солнечным утром на плоскости крыла. — Эта крепость? Ей тыщи лет?
Я ковырялся в ящиках с тряпками, думая, во что же принарядить Электру, чтобы её прозрачность не бросалась в глаза.
Остановил Билли:
— Не надо суеты.
Виртуальный гений не терял времени на запястье моей возлюбленной — Электра вдруг возникла перед нами в первозданной красе.
— Ой, мамочка! — захлопала в ладоши, запрыгала Диана.
Виновницу внимания заинтересовала собственная тень. Она опустилась на корточки и осторожно погладила дюралевую поверхность крыла.
Дочь сменила меня в гардеробных изысканиях. А я с удовольствием любовался совершенными чертами, облекшими телесность. Будто слеп был и вдруг прозрел, и вдруг увидел: моя любовь — красавица. Отступила горечь, копившаяся последние месяцы. Жизнь снова обретала цвет и перспективу.
Мы прокатились по Москве на такси без водителя.
— Это красивейший город Земли и столица могущественнейшего государства с тысячелетней историей.
— Ну-ну, — похрюкивал Билли в моём сознании.
Да я привык и не обращал внимания.
Наш тихий старый дворик. Подъезд, площадка лестничная, стальная дверь…. Как открыть без ключа?
Билли:
— Пальчик приложи к кнопке звонка.
Приложил — трелей не услышал, а замок щёлкнул, открываясь. С волнением переступил родной порог.
— Вот мы и дома.
С Дашиных похорон здесь не был. Всё, как прежде — мебель, запах, гитара на стене. Усадил дам за семейные альбомы с фотографиями и с удовольствием комментировал. Надумал угостить.
— Хотите квасу, настоящего московского кваску?
За углом раньше торговали из жёлтой бочки на разлив. Подхватил бидончик и вниз. Во дворе встретил измождённую седую женщину в очках. Что-то знакомое. Жанка? Или не Жанка?
— Жанка?
— Жанна Викторовна, — женщина приподняла очки, вглядываясь. — Алекс? Ну, точно, Гладышев. Какими судьбами?
— Да вот….
— Насовсем? Женат? Вдовствуешь? Помнишь — обещал.
— Не помню, женат.
— Сволочь, — прозвучало добродушно.
— Я за квасом.
— За каким квасом? Ты с луны свалился или в детство впал?
— Нет бочки?
— Принесу я тебе квас — приглашай в гости.
— Приглашаю.
Мы стояли, переминаясь, подыскивая тему разговора.
— А двор почти не изменился, — сказал я. — Коробка хоккейная цела, в беседке старики с шахматами.
— Узнаёшь кого? Сорока, — окликнула Жанна Викторовна шахматистов. — Алекс Гладышев вернулся.
Лысый мужичонка отмахнулся — не мешай. Оптимизаторы лежали на столе — игра была честной и азартной.
— Сорока? — удивился я. — Как изменился.
— Ты на себя давно заглядывал? Седой, как лунь….
Ах, ты, Жанка-катаржанка, я себя молодцом считаю, добрым молодцем.
Она позвонила в дверь минут через двадцать после моего возвращения. Принесла домашний квас, затараторила с порога.
— Моя жена и дочь, — представил гостей.
Жанка увидела и прикусила язык. Поставив банку с квасом, засобиралась обратно. В дверях ядовито прошипела:
— Ты хрен, когда помрёшь.
Я за разъяснениями:
— Билли, что происходит? Они состарились и скоро умрут?
— Да Бог с тобой — это образы. Так им удобней существовать в выбранной среде. Дворовый авторитет Сорока теперь его общественное мнение — ну, как тут без лысины с очками. Жанна Викторовна отыскала сына в Африке, многодетного многожёнца, и теперь ворчливая бабушка.
Почти с испугом:
— И я такой же?
— Седые волосы, обветренное лицо — ты воплащение мудрости и мужества.
— А ты — придворного льстеца.
Диана разместилась в Настиной комнате, а мы…. Когда-то она была нашей с Дашей спальней, теперь Электра отдыхает на моей руке.
— Тебе нравится квартира?
Она трётся щекой о трицепс.
— Поселимся здесь? Будем ходить в театры, музеи, гулять по Москве, любоваться её ночными огнями и любить друг друга.
— Согласна, — шепчет Электра.
Она учится говорить. И голос её напоминает Дашин. Я вдруг подумал, что только с моей венчанной женой был по-настоящему счастлив. Теперь это чувство возвращается.
В углу что-то шевельнулось. Мне показалось, Даша сидит в кресле. С печалью смотрит на нас, а на губах усталая улыбка.
— Милая?
— Ты счастлив?
— Кажется, да.
— Можно я с вами прилягу?
Вместо ответа откинул руку на подушку, предлагая примостить голову. Почувствовав на ней тяжесть, потянулся к Дашиным губам.
— Ты спи, спи, — шепнули они.
И я уснул….
Гостей столицы надо развлекать. На весь месяц составил план культурных мероприятий. Походы в театры, на выставки, по историческим местам. Вылазки в злачные места. Набеги…. чёрт знает, как они теперь называются…. там, где придумывают и демонстрируют стильные одежды.
Музеи влекли Диану, Электра там грустила.
— Что не так? — спрашиваю.
— Были люди, а теперь останки.
— Память, — поправил я.
— О нашем народе не останется памяти на Земле.
— У вас ещё всё впереди.
Электра подолгу и с удовольствием плескалась в ванной.
— Билли, у неё есть контакт с островитянами?
— Откуда — бытовая вода циркулирует по замкнутому кругу.
Однажды она подставила руки струям фонтана и огорчилась.
— Что не так?
— Это не настоящая вода. Свози нас на реку.
— Обязательно, но сейчас надо ехать на премьеру в МХАТ.
Билли:
— Чего боишься?
— Остаться с лягушачьей кожей.
— Вернёшься за царевнами в Кощеево царство.
— Как бы сам не нагрянул, ни к ночи будь помянут.
На исходе месячного пребывания в Первопрестольной Электра однажды не поднялась с кровати.
— Билли?!
— Хитрит.
Я к ней:
— Что случилось, дорогая?
— Мне нужна настоящая вода.
Отнекиваться и противиться, не было смысла.
— Едем.
И привёз их на Патриарши пруды. Электра, как была в золотистых босоножках и белых брючках, так и пошла по ступеням вниз. Вот она уже по колена в воде. Оглянулась — в глазах растерянность и тревога.
— Что не так?
— На Острове никого нет.
— Они здесь? — повертел головой, подозрительно озирая прохожих и отдыхающих на лавочках.
— Их нет нигде. Что-то случилось.
И Диане:
— Ты чувствуешь?
Дочь следом за ней шагнула по гранитным ступеням.
— Нет! — я подумал, что может произойти в следующее мгновение — они растворятся в воде и со скоростью света перенесутся на ту сторону Земли, оставив меня на гранитном парапете. А на острове неизвестно, что случилось.
Сбежал в воду и схватил их за руки.
— Летим вместе и немедленно. Не бросайте меня здесь.
И Билли:
— Гони сюда крылатую лодку.
Скучающий москвич облокотился на чугунные перила:
— Эй, тундра, если хотите по воде гулять, снимите обувь.
…. Гидросамолёт снизился на подлёте, коснулся воды в горловине лагуны, пересёк её, гася скорость, заскрипел прибрежным песком. Откинулся люк-трап. Мы ступили на Коралловый остров.
Ярилось солнце в зените, вода лучилась от него. Шелестели пальмы кронами, бесились птицы в их сени. Всё было как всегда, но как-то по-иному — тревогой звенела округа. Это даже я почувствовал.