— Ты видел, как он напал, лишил жизни?
— Лишил, своим контактором, но борьбы не было.
— Вот видишь. Константин Владимирович сумел их в чём-то убедить. Быть может, обещал другие оболочки в других условиях.
— Весьма правдоподобно — парни тяготились бесплодием, и не такие они бессмертные, как им казалось. Только зачем всё это Константину?
— Предстоит понять.
— Как он узнал об острове прозрачных людей? Как попал сюда? Контакт завязал? Убедил?
— Вопросов больше, чем ответов. Надо поработать.
— Билли, я устал, я нацелился на спокойную уютную жизнь в московской квартире — так что, уволь. Я даже женщинам скажу, что их соплеменники мертвы. А если когда-то удастся поймать Костика и освободить их из контактора — будет приятная неожиданность.
— Соврёшь и не покраснеешь? Оставишь без ответов такие вопросы?
— Устал. Отстань, а то сниму.
Билли умолк, и оптимизатор снимать не пришлось. Я уснул под шелест тропической зелени.
…. Мне снился сон, как дивный фильм. В бескрайнем море я дельфин. Вода ласкает, освежает. И солнце, радуя, блистает. Мой ум при мне. И тайны океана все….
— Билли, ты, как всегда, не вовремя.
— Любовь Александровна просит выйти на связь.
— Да, милая.
— Оклемался? Наверное, зря там оставила, Гладышев, тебе надо обследоваться — такие потрясения одно за другим.
— Пожалела?
— Ты мой муж. Единственный.
— В природе так и должно быть. Священная книга мусульман учит: сколько сможешь прокормить, столько и бери жён. А муж должен быть один.
— Кормилец наш. Мы сделали спектральный анализ останков. По нему восстановили происшедшее с высокой степенью вероятности.
— А я тебе без всякой вероятности скажу — это Костиных рук дело.
— Знаешь подробности?
— Нет — покривил душой. — Изловите злодея, он всё расскажет
— Твои дальнейшие планы?
— Возвращаюсь в Москву с Электрой и Дианой.
— Цель?
— Жить-поживать, добра наживать.
— Хочешь, чтоб оставила в покое? Не получится. Без компромисса не получится.
— Что хочешь?
— Отдай Дианочку.
— Чтобы ты ставила опыты над моим ребёнком?
— Дурак ты, Гладышев, ведь я люблю тебя, а в ней твоя частица.
— Я подарю тебе портрет.
— Хорошо, прилечу за ним в Москву….
Диалог закончился. Можно сказать, оборвался. Образно — Люба бросила трубку.
— Билли, меня больше нет ни для кого — хочу досмотреть сон про дельфина. Крути свою киношку.
— Электра просится на связь.
— Скажи, сплю.
Тут же искры из глаз — будто дрыном по голове.
— Папка, ты в порядке?
— О, Господи! Диана, ты врываешься в мозг, как шаровая молния.
— Прости папочка, но мы волнуемся. Ушёл, молчишь….
— Лети сюда. Найдёшь?
— А то.
Не прошло и минуты, как Диана, оседлав ветку тропического дерева, болтала надо мной ногами.
— Ты чего сюда забрался?
С дочерью не хотелось кривить душой.
— Мужик, убивший ваших соплеменников, мой брат.
— Вы так похожи.
— Наверное, меня и заподозрили сначала?
— Твоя память чиста.
— Верно — я не подумал.
— Ты из-за этого прячешься? А мама не знает.
Подошла Электра.
— Прости меня, — протянул ей руки. — Присядь рядом.
Губы наши встретились. Как долго они были в разлуке. Как жарко они слились. Мы забыли обо всём на свете.
— Несчастный я ребёнок, — Диана взмыла с ветки и понеслась прочь.
— Завтра мы улетаем в Москву. Там у тебя будет много хороших друзей, — послал ей вслед благую весть.
— Не хочу завтра, хочу сегодня, — её оглушительный ответ вышиб из меня слёзы.
— А может, правда, сегодня? — робко предложила Электра.
— Тогда поспешим, — привлёк к себе любимую.
Как не спешили, комкая ласки, улететь тем днём не удалось — Диана пропала. Вернулись на берег к гидросамолёту — нет дочери. Искали, звали — безуспешно.
— Ты же можешь с ней общаться телепатически, — упрекал Электру.
— Поставила блокаду мыслям, — пожала та плечами. — Она это может, не раз проделывала.
— Долго будет дуться?
— Бывало, неделями не появлялась.
— О, Господи.
Пошёл другим путём.
— Билли, где моя дочь?
— Могу сказать, где её оптимизатор.
— Ну, и….
— А вот пройдись-ка….
Оптимизатор висел на сухом сучке кустарника. Чёрт! Чёрт! Чёрт!
— Я не могу потерять дочь.
— Да что с ней случиться? Эта среда ей родная. Её способности беспредельны. Смотри, как спокойна Электра.
— Скажи, Билли, что постыдного и крамольного в любовных утехах? Почему они отталкивают близких людей?
— Не великий специалист в таких делах, но попробую. Думаю, всё дело в детском эгоизме. Диана на миг себе представить не могла, что у беспредельно любящей её мамы, может появиться увлечение, в котором и места дочери не должно быть. К тебе, впрочем, такое же требование. Теперь Костя. Он боготворил свою мать, и хотел с тобой дружить. А вы….
— И?
— Когда рядом дети, надо сдерживать свои чувства.
— Весь секрет?
— А ты думал.
— Что теперь делать?
— Ждать.
— Ну, уж нет!
— Тогда побегай по острову, поаукай.
Нет, дорогой. Ты думаешь, а я чувствую — посмотрим, чья возьмёт. Принёс на берег гитару. Когда через лагуну, серебрясь, пробежала лунная дорожка, тронул струны.
— Над окошком месяц, под окошком ветер
— Облетевший тополь серебрист и светел
— Дальний плач тальянки, голос одинокий
— Он такой желанный и такой далёкий….
Чувствовал, Диана где-то рядом. Пусть не поёт, но не слушать она не могла. Она ребёнок, дуется за вымышленную обиду, но одиночество не панацея — в общении легче. Бросал на Электру испытывающие взгляды — чувствует ли присутствие дочери? Моя возлюбленная была грустна и задумчива. И она стыдится нашего порыва? О, Господи, надо было тебе придумать такую страсть, чтоб за неё потом карать? Ничего, ничего, милая, всё образуется — вернётся дочь, и мы улетим в Москву. Я покажу вам столицу необъятной страны. Вот послушай.
— Простор небесный сизокрыл и тишина кругом
— Мне уголок России мил, мой добрый отчий дом
— Стою, не глядя на часы, берёзкам шлю привет
— Такой невиданной красы нигде на свете нет….
Звуки рождали гитарные струны, мои голосовые связки. Ночной бриз уносил их в лагуну. И возвращал эхо.
— Уголок России — отчий дом
— Где туманы сини за окном
— Где твои немного грустные
— И слова, и песни русские….
Всё получилось, как задумал.
— Билли, она уже во мне?
— Мудрец. На живца ловишь?
— Как ты можешь? Она же ребёнок.
Это для Билли, а сам решил — ловушку надо захлопнуть. Отложил гитару, привлёк к себе Электру. Примостил её голову на своем плече, зашептал на ухо.
— Когда Даша была беременна, мы ложились вот так рядом, прижимались животами, и создавали семью. А наш ребёнок был между нами.
— Это была Анастасия? — Диана возникла в моём сознании.
— Это была твоя сестра Настя. Ложись в середину — мы создадим семью.
Дважды Диану уговаривать не пришлось. Она была прозрачна, но вполне телесна. Втиснулась между нами и хихикнула, щёлкнув меня по носу.
— Не велик младенец?
— Тебе не следует снимать оптимизатор. Он обучит тебя многим-многим наукам, и ты не будешь белой вороной среди московских сверстников.
— Я буду прозрачной вороной….
За пустой болтовней мир в семье был восстановлен. Наутро мы улетели в Москву.
День четвёртый
Люба исполнила угрозу — прилетела в Москву. Её персональный летательный аппарат, так похожий на тарелку инопланетян, приземлился в хоккейную коробку нашего двора. Думаю, случись такое лет дцать назад, то-то был ажиотаж. Люди сбежались бы со всех углов, поглазеть на внеземное чудо. А теперь в порядке вещей — будто каждый день летающие тарелки приминают траву в московских двориках. Только заядлый шахматист Сорока, поднял голову от доски и проводил любопытным взглядом стройную фигурку моей законной жены. До самого подъезда проводил. А потом горестно вздохнул — то ли отвергнутой молодости, то ли проигранной партии.
— Вот вы как устроились, — Люба обошла все комнаты. — Не дурно, не дурно. Главное, стиль сохранён. Теперь такие вещи только в музеях.
— Да будто бы? — взъерошился, не зная, что ожидать от этого визита.
— А это, наверное, твоя светёлочка? — гостья обратилась к Диане. — Скромно, уютно. Мне нравится.
— Где меня поселишь, дружок? — это уже ко мне. — Какая на вечер программа? Хочу в Большой.
Сходили квартетом в Большой театр. Потом ресторан. Говорила только Люба.
— Москва — самый архаичный город на земле. Всё сохранено, всё. Как в прежние добрые времена.
Эля (Электра) попросила соку. Диана мороженое. Для них любая пища — лишняя нагрузка на организм.
— А мы с тобой, Гладышев, употребим водочки с балычком. И шашлычки! Кутить, так кутить.
Подозвала робот-официанта, нащёлкала его клавиатурой песню прошлого века. Выпила и подпевала:
— Я рождён в Советском Союзе
— Сделан я в СССР….
Пыталась всех втянуть в разговор, но смотрела только на Диану. Во все глаза. А я напрягался — что-то будет вечером?
Дома вечером Люба:
— На правах старшей жены требую тебя к себе. Где меня устроите?
Устроили гостью в гостиной. И меня. Эля осталась одна в нашей семейной спальне. Диана в своей комнате — бывшей моей.
— Гладышев, слабак, сними оптимизатор, — потребовала законная супруга. — Неужели так плохо выгляжу, что тебе нужен стимулятор?
— Скорее наоборот, так великолепна, что боюсь опрофаниться.
— Ничего не бойся — всё у нас получится.
И получилось. Я проспал допоздна и проснулся один. Вдвоём мы остались в квартире.
— Где Диана? — спросил Электру.
Но та не знала.
Надел оптимизатор и попросил Билли связать с дочерью.
— Мы с Любовь Александровной в Кремле, — услышал родной звоночек. — Здесь так здорово!