— Пожар на верхней палубе и в жилых отсеках ликвидирован, пробоина заделана, ведётся откачка воды.
— Потери?
— Два матроса пострадали от ожогов, мичман отравлен угарным газом. Все живы.
— Ход имеете?
— Имеем повреждение одного из реакторов.
— Что предпринимаете?
— Командир БЧ со специалистами определяет степень вероятности неконтролируемой реакции.
— Возможен взрыв?
— Ждём результатов осмотра.
В тот момент, когда с двумя контрактниками в защитных костюмах спускался в реакторный отсек, калитку моего дома толкнул Вовка Муромец.
— Володя! — Люба бросилась к нему на грудь. — Какими судьбами?
— Погоди обниматься, — гость вертел головой. — Где твой?
— В походе.
— Поженились?
— Заявление подали.
— Ну, это не страшно. Вообщем, не могу без тебя. Сглупил тогда, но теперь понял — ни здоровье, ни сама жизнь не милы. Обманул твой моряк.
— О чём ты?
— Собирайся, со мной поедешь, в Гладышево.
— Зачем?
— Жить. Ну, посмотри — всё здесь чужое для тебя. И капитан твой плавает. А я любить стану. Что смотришь?
— Вовка ты Вовка, обручена я….
— Скажешь, долго плавал — успела разлюбить.
— А я ведь ещё и не полюбила.
— Вот видишь….
— Не могу так, Володя. Давай дождёмся Алёшу, сядем втроём и всё обсудим.
— Кто это? — появилась Анна Филипповна.
— Володя, школьный друг.
— Врёшь, — насупился Муромец. — Жених я твой, за ноги продавший своё счастье сатане.
— Сатана — это Лёшка? — тёща растворилась в свекрови. — Вот как!
— Потребовал от любви отступиться, если вылечит. И я слабину дал. А потом думаю, на черта мне ходули, коли, счастья в жизни нет без единственной.
— А ты, девонька?
— Не знаю, — Люба закрыла лицо ладонями. — Я ведь слова ласкового от него не слышала — как будто через силу женится, по приказу.
— А по радио? — голос Филипповны потерял остатки дружелюбности.
— Что радио? Разве это любовь — по радио? Вот и скажу ему в микрофон, что уезжаю с Володей.
— Не наша ты, не морячка, — резюмировала адмиральша и показала спину.
Позвонила мужу:
— Фыркнула краля наша….
…. Опустевшими коридорами, вертикальными и полувертикальными трапами мы подбирались к реакторному отсеку.
— Следим, ребятки, за показаниями прибора.
— Стоп, командир, зашкаливает — дальше вся защита по фигу.
Связался с командиром крейсера.
— Достигли границы допустимой радиации, дальше — пекло.
— Твоё мнение?
— Прошу добро на спуск в реакторный отсек, чтобы визуально определить масштабы повреждений и перспективу ремонтных работ.
— Это верная смерть, Алексей Владимирович.
— Неизвестно, что с реактором, какова динамика цепной реакции. Может полыхнуть такой грибок — не только нам, пентосам мало не покажется.
— Спускайтесь, только постоянно быть на связи. Ваше молчание послужит сигналом к эвакуации личного состава и затоплению крейсера.
— Понял. Ну-ка, ребятки, сыпьте наверх. Ваше время придёт когда-нибудь, но не сейчас.
— Командир….
— Никто не отнимет у меня славы. Брысь….
Тяжёлые ботинки затопали по стальным балясинам.
— Что, Билли, капец подкрался незаметно?
— Не дрейфь, Создатель, нас так просто не прокусишь.
— Сдюжим радиацию?
— А то. И пекло пересилим.
— Слушай, надоела эта фольга. Можно скинуть?
— Разоблачайся — если оптимизатор не поможет, то и это не защита.
Скинул защитный скафандр, остался в брюках и тельнике. Командир теребит:
— Гладышев, не молчи.
— Спускаюсь в реакторный отсек. Уровень радиации….
…. Взявшись за руки, моя невеста с Вовкой Муромцем шли по улицам с видом школьников удравших с ненавистного урока — радостно возбуждённые. Наговориться не могли. Люба приняла решение и удивилась, как это просто — быть счастливой, любить понятного человека и быть любимой. А Вовку она любит, наверное….
— Гладышев, не молчи.
— Вижу повреждения на корпусе реактора.
— Цепная реакция?
— По всей вероятности.
— Что значит вероятность, Гладышев? У тебя прибор на руках….
— Выбросил — зашкалил. Здесь пекло….
Наш диалог с крейсера транслировался на флагман к командиру соединения, оттуда — в Севастополь. В центре спутниковой связи БРС Черноморского флота собрались первые его лица.
— Кто-нибудь объяснит, что там происходит? — выругался командующий.
— Командир БЧ пытается удалить из повреждённого реактора активные элементы.
— Вручную?
— Так точно.
— Вы с ума посходили или Гладышева рентгены не берут?
— Что-то происходит….
Вошёл дежурный корпуса, склонился к уху начштаба.
— Что? Невеста Гладышева? Какого чёрта…! Стойте, каплей, ведите её сюда. Конечно одну.
Любаша растерялась от количества и блеска золотых погон, сосредоточенности лиц разом уставившихся на неё, вошедшую. Но голос, голос, будто с потолка лившийся, напомнил цель визита.
— Это и есть финал эксперимента? Твой инструктор на крейсере или мне будет дана возможность вернуться домой, обнять Любу? Если выберусь отсюда, дай возможность нарушить обет — я сделаю любимую женщиной.
Командующий ЧФ:
— С кем это он? О чём?
— Бредит, товарищ адмирал флота.
Начальник штаба Любаше:
— Ты хотела что-то сказать Гладышеву? Что уезжаешь с другим…. Самое время.
— Что происходит?
— Твой жених заживо сгорает в реакторном отсеке.
— Алексей!!!
— Дайте ей микрофон.
— Нет!
— Вы на связи. Говорите.
— Лёша, милый, где ты, что с тобой?
— Люба? Ушам не верю. Как ты?
— Говори…. ты…. Ты вернёшься?
— Куда я денусь? Правда, тут девчонки на пляже загорелые…. Но командир на берег не пускает.
— Какие девчонки, Лёша?
Командующий флотом:
— Бредит.
Начштаба:
— Шутит.
Я:
— Командир, активные элементы повреждённого реактора в капсулах. Отсек следует залить дезактивационной пеной. Я поднимаюсь.
Командир крейсера:
— Стой, Гладышев! Ты больше часа провёл в интенсивном радиационном потоке — ты сейчас сам активный элемент.
— Хочешь в расход списать, командир?
— Ты знал, на что идёшь.
— Но я жив.
— Прости, Алексей, наверное, тебе это только кажется. После реакторного ада никто не может выжить. Прощай и пойми: я не могу рисковать людьми и крейсером.
— Понял, командир, два слова в эфир. Люба, Любочка, слышишь меня? Если любишь, если будешь ждать, верь — однажды я вернусь….
Люба рыдала, кусая кулак. Адмиралы хмурились и прятали взгляды. Командующий пожал плечами:
— Считаю действия командира "Севастополя" оправданными. Гладышева представим к Герою.
…. В отсек стала поступать пена.
— Ну что, Билли, кердык?
— Ты что так на тот свет торопишься? Давай лучше подумаем, как отсюда выбраться.
День шестой
Вернувшийся из бесславного похода атомный крейсер "Севастополь" был ошвартован у дальнего причала. Экипаж расквартировали на берегу, а кораблём занялось подразделение химической защиты. После проведения цикла дезактивационных мероприятий, когда уровень радиации достиг допустимого значения, из реакторного отсека было извлечёно тело капитана второго ранга Гладышева. Героя России загрузили в санитарную машину и отправили в морг. Командующий ЧФ подписал приказ об организации похорон с прощанием, митингом и оружейным салютом. Однако непредвиденное обстоятельство, случившееся в "неотложке" в пути её следования к месту назначения, сделало приказ адмирала флота невыполнимым.
Поправляя свесившуюся с носилок руку погибшего моряка, санитар вдруг заявил:
— Она тёплая.
— Разлагается, — зевнул его пессимистичный коллега.
— Да нет же, — настырный врачеватель разорвал полуистлевший тельник и приложил ухо к неподвижной груди.
— Стучит? — поинтересовался пессимист и постучал в окошечко кабины. — Эй, потише на ухабах — груз 200 оживает.
— И грудь тёплая, — волновался первый санитар.
— А ты искусственное попробуй, — советовал второй, — рот в рот.
Машина въехала на территорию госпиталя и остановилась. Фельдшер распахнул заднюю дверь:
— Что тут у вас?
Выслушав, ругнулся:
— Чёрте что!
Но вернувшись в кабину, приказал водителю:
— К лечебному корпусу.
Сердце моё услышал чувствительный прибор. Заволновались врачи, подключили к аппарату искусственной вентиляции лёгких, собрали консилиум.
— Этого не может быть, потому что этого быть не может никогда.
— Ну, как же, как же…. Истории известны факты. Заговорщики накормили Григория Распутина отравленным тортом, расстреляли из нагана, опустили под лёд, и только через два часа достали. И что вы думаете? У него билось сердце.
— Если это не Божий промысел, то следствие сильнейшего облучения.
— Да-а, всем радиация вредна, а кому-то — мать родна.
Я пришёл в сознание и первым делом ущипнул медсестру за тугую ягодицу. Сестричка перепугалась, а Билли заворчал:
— Брось дурные мысли.
— Я снова жив, Билли! Всем смертям назло дышу и радуюсь. Как это здорово! Пойдем, побегаем по травке.
— Лежи, не рыпайся. Послушай мудрого совета — лучше месяц отлежать в палате
госпиталя, чем годы томиться в лаборатории клиники. Надеюсь, не горишь желанием стать объектом научных изысканий.
Я не горел и присмирел. Напрасно сёстры вертели попками, поправляя постель или двигая шторы. Врачи отмечали нормальный ход реанимации организма — без скачков и провалов. Как и предсказывал Билли, обещали через месяц выписать.
Меня навещали. Анна Филипповна каждый день с бульончиками, котлетками, пирожками. Корабельные друзья в дни приёмов. Штабное начальство раз в неделю. Однажды нагрянул командующий ЧФ — то-то переполоху в госпитале. Наградил рукопожатием:
— Домой, герой, не хочешь скататься?
Герой хотел и начал считать дни до выписки. Лечащий врач не разделил моего оптимизма.