Но мысли кричали громко.
Все вышло из-под контроля. Ее зависимость от Шейна внезапно испугала ее. Когда он исчез, она почувствовала, что растворяется. Вдруг он не вернется? А что будет после? Этот дом, это приключение? Что дальше? Будет ли он хотеть ее, когда все закончится?
Она потеряла вещи. Она потеряла здоровье. Она потеряла Принстон. Теперь она точно потеряет маму. Она потеряет и Шейна. Парни уходят после того, как переспят с тобой. Именно поэтому она до сих пор не спала с Шейном.
Шейн был ее маяком. Если бы он исчез, она бы навсегда потерялась, ступая по черной воде.
«Я этого не переживу, – думала она, поглаживая гладкий пластик перочинного ножа. – Эта боль. Она слишком сильна».
Может быть, лучше его просто отпустить.
Она забралась на среднюю горизонтальную перекладину перил и перегнулась как можно ниже, ожидая, что гравитация возьмет свое.
Но тут она почувствовала, как жесткая, литая рука Шейна обхватила ее грудь, выбив из нее дух и втащив обратно в комнату. Он бросил ее на кровать и забрался следом, схватив ее за челюсть здоровой рукой.
– Какого хрена ты делаешь? – Он встряхнул ее.
Она рассеянно моргала. Ее глазницы болели от того, что она во сне давила на них костяшками пальцев, пытаясь унять настойчивую боль в висках. Она удивлялась, почему ее это беспокоит теперь.
– Не умирай, детка.
– Дай мне повод жить.
– Я, – прохрипел он. – Останься ради меня.
– Эгоист.
– Да. – Он просунул руку ей под плечи, прижимая ее к себе. – Ты нужна мне, поэтому я не разрешаю тебе умирать.
– Просто… просто отпусти меня.
С отчаянным стоном он уткнулся лицом в ложбинку ее плеча и взмолился:
– Останься. Я все сделаю. Все будет чертовски хорошо, Женевьева. Ты будешь так счастлива, я клянусь. Просто отдай мне свою боль; я заберу ее всю. Обещай остаться, и я никогда не уйду. Я и ты, навсегда. Обещай мне.
Ее ресницы затрепетали.
Она не хотела пустых обещаний.
Выпутавшись из объятий Шейна, оттолкнула его и уселась сверху. Потом достала свой нож, открыла его и взяла с тумбочки зажигалку. Нетвердыми руками она окунула лезвие в пламя.
Грудь Шейна резко поднялась, и он замер.
Она осторожно вырезала неровную, небрежную букву S[100] на своем предплечье, прямо под локтевой складкой. Порез вышел глубоким, и капельки крови пролились на грудь Шейна.
Шейн дотянулся до бутылки водки на тумбочке, отхлебнул и протянул ей руку. Она снова окунула лезвие в огонь и выцарапала кривую букву G[101] в том же месте на его руке.
Боль была сильной, но они так опьянели, что это доставляло им удовольствие. Просто новые ощущения. С диким рыком он перевернул ее, и дальше начался хаос – они жадно целовались, сосали друг друга, кусали, царапали, а потом Шейн погрузился в нее, наполняя так, словно давал ей повод жить. Он не останавливался, пока она не растаяла под ним, дрожа, всхлипывая и полностью принадлежа ему.
Она вспомнила, как проснулась в крепких объятиях. Знакомый запах обволакивал ее, и она прижалась к нему еще крепче. Когда туман бессознательного рассеялся, она узнала запах. Белые бриллианты. И черная драма.
Это была мама, из ее глаз, как у кинозвезды, текли слезы. При свете дня комната выглядела как место преступления. Простыни в беспорядке, пол завален пустыми бутылками, таблетки и порошок пылились на тумбочке. Она была вся в любовных укусах, царапинах и порезах, ее буква S была скрыта под марлей. Разъяренная американка корейского происхождения с сумкой Dior кричала что-то в мобильный телефон. Вокруг кровати копошились врачи и полицейские, а из ее локтя торчала игла для внутривенного вливания, подсоединенная к капельнице с физраствором. Она услышала, как кто-то сказал, что у нее передозировка.
– Вам повезло, что вы живы, – послышался бесплотный голос.
«Жива, да. Повезло, нет».
– Где Шейн?
– Кто такой Шейн? – рассеянно спросила Лизетт. – О, милая. Если я не могу их удержать, то и ты не сможешь. Женщины рода Мерсье прокляты. Прокляты.
Четверг
Глава 17. Вопрос без ответа
– Говорю вам, это чудовище наверху – не моя дочь. Ее уже показали всем чертовым психиатрам в мире, и они послали меня к вам, отец. Ей нужен священник. Вы не можете сказать, что экзорцизм не принесет ей пользы! Вы не можете мне этого сказать!
Было девять утра, и Ева, лежа в постели, смотрела «Изгоняющего дьявола» на экране телефона. Она проснулась часом раньше, намереваясь писать. Но когда прозвенел будильник (ее рингтоном была песня Сиси «Пиши свою, пиши свою книгу», мотив которой был слизан с песни Рианны Work), она решила посмотреть свой фильм-утешитель. Эта сцена всегда ее поражала. Двенадцатилетняя дочь этой женщины спит, гримасничая, точно одержимая дьяволом, а священник списывает все на депрессию. Неважно, что девочка набрасывалась на распятия и левитировала. Старая история. Женщины говорят правду, а им никто не верит.
«Депрессия, блин, – подумала Ева. – Как говорила бабушка Кло, это сам Сатана».
Ева знала каждое слово из «Изгоняющего дьявола», и эта предопределенность всегда ее убаюкивала. После «Дома снов» она проделала путь позора до своего дома, отпустила няню, заказала на ужин пиццу из La Villa и съела ее в тишине вместе с Одри, а потом они обе скрылись в своих спальнях. Она не могла смотреть дочери в глаза. Как она могла сделать все как обычно – задать вопросы о домашнем задании, проверить готовность задания по изобразительному искусству, когда она так безрассудно металась весь день по Вест-Виллиджу?
Сжавшись в комочек, Ева свернулась под белоснежным одеялом. Что, если бы их поймали? Она уже несколько раз набирала в поисковике «дом снов шейн холл ева мерси», но ничего не находила. На всякий случай она заранее записалась на прием в агентство по очистке истории поиска Google.
Она была потрясена своим безрассудством.
К тому же продолжалось ее молчаливое противостояние с Одри. Они никогда так не ссорились. Через несколько дней Одри летела на лето в Папафорнию, и Ева просто не могла расстаться с дочерью, не помирившись.
Перед тем как Одри проснулась, чтобы идти в школу, Ева поставила ее завтрак на стол, приложив записку: «Я люблю тебя, солнышко. Давай поговорим, когда ты вернешься домой». Потом прокралась обратно в свою спальню. Даже в таком неловком положении она хотела, чтобы дочь знала – она рядом. Но Еве тоже нужно было личное пространство. Ее все еще покалывало от прикосновений Шейна, его губ, его всего, и она хотела наслаждаться этим как можно дольше.
Ева прикусила губу, пытаясь сдержать виноватую, взволнованную улыбку. Шейн. Она все ему рассказала. Он вскрыл ее, и она вылилась наружу, медленно и сладко, как мед. Ей хотелось возненавидеть его за то, что она снова позволила ему войти в себя. Она была готова отдать ему все.
За годы, лениво грезя порой, она иногда позволяла себе фантазировать о том, как столкнется с ним. Но в ее мыслях они все еще были детьми. Она не могла представить, как они будут относиться друг к другу, став взрослыми. Что бы Шейн ни пробудил в ней, она думала, что уже переросла его. Но они не были такими, как раньше. Они стали лучше.
Она подтянула одеяло к подбородку, ее щеки пылали, и она прозрела. Шейна нельзя было перерасти. Он всегда подходил ей. Неважно, насколько она была стара или молода, искушена или груба. Неважно, сколько времени прошло.
Шейн был неизбежен.
«Мне нужно быть осторожной», – подумала она. Но с Шейном осторожности не существовало. Это было все равно что войти в горящее здание. Можно было надеть солнцезащитные очки и намазаться кремом от загара, но все равно вспыхнешь.
Со стоном она потерла висок и села, опираясь на три подушки. Все это было неважно, потому что она сбежала с места преступления. Она должна была извиниться. Но не было милого мема, который можно бы отправить после того, как ты занималась полупубличным сексом с бывшим, кончила так сильно, что слезы навернулись на глаза, а потом ушла с расстегнутым лифчиком, свисающим из проймы.
Ева думала, что почувствует себя сильной, если уйдет прежде, чем оставят ее. Но внутри у нее была только пустота. Больше она ничего не чувствовала. Она хотела остаться в его объятиях навсегда. Или, по крайней мере, до тех пор, пока их гид по сну не выпишет им штраф за нарушение правил.
Бегство не придавало сил. Женщина, наделенная властью, сделала бы то, что хочет.
«Сосредоточься, – сказала она себе. Шаг первый – написать ему. Шаг второй – признать свою вину. Шаг третий – сказать ему, что вы отлично провели время. Шаг четвертый – объяснить, почему дальше так не может продолжаться».
Она подняла трубку.
Сегодня, 9:30
ЕВА: Лол?
ШЕЙН: Серьезно?
ЕВА: Прости.
ШЕЙН: Нет, не извиняйся. Я заслужил это.
ЕВА: Да, но мне все равно жаль. То, как я ушла, было нелепо.
ШЕЙН: Нет, смешным был я, лежащий на полу, один, с высунутым членом.
ЕВА: На самом деле это было прекрасное зрелище.
ШЕЙН: …спасибо?
ЕВА: Без проблем.
ШЕЙН: Можно тебя увидеть? Мне нужно тебя увидеть.
ЕВА: Вряд ли это хорошая идея.
ШЕЙН: Но у нас был идеальный день.
ЕВА: ДА! Но… давай оставим все как есть. Мы наконец-то пришли к завершению. К концу.
ШЕЙН: Для тебя это было похоже на конец?
ЕВА: * паническое молчание
ШЕЙН: Не паникуй. Я тоже чертовски потрясен. Пожалуйста, мы можем где-нибудь встретиться?
ЕВА: По эсэмэс безопаснее.
ШЕЙН: Почему?
ЕВА: Когда вижу тебя лично, я забываю то, что должна помнить.
ШЕЙН: Это было хайку[102]