бронзового цвета, как бокал бренди, освещенный лучами солнца».
Женщина с очень знакомыми медно-рыжими волосами и стрижкой боб размахивала плакатом с надписью «Школьные возлюбленные → лучшие писатели! #SebastianAndGiaAreReal».
Школьные возлюбленные? Но… никто не знал…
Ева прищурилась, глядя на женщину. Рыжий боб. Она закрыла рот ладонью. Рассеянная официантка с вечеринки Сиси! Ева быстро прочла последнее сообщение в своей фан-группе.
Главные новости фандома
Я заметила Еву и Шейна Холла на вечеринке в Бруклине. ВМЕСТЕ. И подслушала, что они встречались в выпускном классе. И еще подслушала, что образ Себастьяна написан с Холла. Мы нашли нашего Себастьяна, детки. #staycursed
Мигрень разыгралась беспричинно и всерьез, в глазах темнело, лица расплывались. А теперь Еву еще и мучила мысль о том, что ее лучшая подруга случайно наняла фанатку «Проклятых», чтобы раздавать креветки.
Ева была в ужасе. Ей хотелось унять этот хаос, подойти к официантке-шпионке и потребовать, чтобы она прекратила распространять слухи.
Но… разве это слухи? Шейн был прототипом Себастьяна. И они были школьными возлюбленными. Любой писатель где-то черпает вдохновение, и ее муза просто оказалась реальным человеком. Это была правда, ее правда, и ей нечего было скрывать.
Неделю назад подобное разоблачение убило бы Еву. Но сегодня она просто приняла случившееся. Она сделала это. На протяжении многих лет она доводила своих поклонников до исступления. И наконец-то поняла, что их преданность говорит о любви к ее созданиям. Для нее Себастьян и Джия были обузой. Но читатели их обожали, судьба персонажей – вопрос жизни и смерти. За них искренне переживали.
И тут, несмотря на разрывающуюся от боли голову и нарастающую тошноту, на нее снизошла ясность. Это было именно то, чего она так хотела. Ей нужна была постоянная любовь. Любовь простая и обычная, которая не вдохновит фантазию. Коллекция священных, незаметных, будничных событий, а не драм и трагедий с высокими ставками. Она хотела отношений, которые выбрала бы сама, по своей воле, всегда.
Сдерживая слезы, Ева протиснулась сквозь толпу к группе фанатов. Прежде чем ей сказали хоть слово, Ева заключила в крепкие объятия поклонника с платиновыми клыками.
Фанаты заохали.
– Ева Мерси, из плоти и крови! – воскликнул клыкастый поклонник. – За что мне такое счастье?
– За то, что поддерживали меня все эти годы. В огромном зале, полном великих писателей, вы выбрали меня. Спасибо.
С этими словами она направилась к выходу. Ничем не обремененная, сбросившая оковы.
Шейн метался по фойе, приглушенные звуки музыки и аплодисментов доносились из-за дверей. Он вышагивал очень долго и уже начал беспокоиться, что никогда не наберется смелости войти в зал.
Вестибюль был пуст, если не считать нескольких фотографов и мелких публицистов, слонявшихся на ступеньках. Время от времени двери открывались, и люди устремлялись в залы ожидания. Но его никто не беспокоил, и не случайно. Выражение его лица отбивало у встречных желание завязать беседу.
Шейн так быстро вышел из туалета в аэропорту, что не успел проверить, как выглядит. В кобальтово-синем костюме Tom Ford, который он не помнил, как покупал или упаковывал, небритый и с отсутствующим взглядом. Он весь день провел в напряжении. Не ел. Он все еще был на взводе. Он потерял Тая.
К тому времени, когда Шейн добрался до больницы, Тай был на аппарате искусственной вентиляции легких и не реагировал на происходящее. Шейн держал его большую, мягкую руку, призывая очнуться. Он торговался с ним, обещая, что сделает все, чтобы Тай был в безопасности, что будет прилетать в Провиденс раз в месяц – нет, два раза в месяц. Он купит квартиру в городе и поселит в ней Тая. Шейн говорил, что ему больше никогда не придется ввязываться в опасные приключения из-за денег, что он даст Таю все, что нужно. В конце концов он повторял названия планет снова и снова, пока его голос не надломился и тщетность любых слов не пронзила его болью в самое сердце.
Все было бесполезно. Тай ушел. Шейн попро-щался.
Его потеря казалась слишком большой, слишком жестокой, чтобы с ней справиться. Но, несмотря на внутреннее ощущение опустошенности, он заставил себя идти вперед. Сейчас он мог думать только об одном: что он скажет Еве.
На этот раз он будет готов. Это будет не так, как неделю назад, когда он явился и действовал по наитию. Она заслуживала большего.
В самолете он написал целую речь.
Репетировал во взятой напрокат машине, на которой спешил к месту проведения церемонии. И сейчас, шагая по вестибюлю, он снова проговаривал нужные слова.
Шейн был готов. Пока Ева не ворвалась в двери вестибюля, поразив его до глубины души.
Она взволнованно вздохнула и поморщилась, прижав пальцы к виску. Он увидел шквал эмоций, скользнувших по ее лицу, а потом… ничего. Она застыла в ледяном, пугающем спокойствии.
Шейн забыл все, что собирался сказать.
– Привет, – проговорила она.
– Привет, – прохрипел он и не узнал своего голоса. Он не разговаривал уже несколько часов. Прочистив горло, он пошел в ее сторону. Она скрестила руки на груди, и он, правильно истолковав намек, остановился в нескольких шагах от нее.
Боже, от вида Евы захватывало дух, даже поодаль. Сердце Шейна сжалась.
– Прости меня, – произнес он.
– Не извиняйся.
– Я все объясню.
– Я и сама могу все объяснить, – сухо сказала она и стремительно приблизилась к нему, встав почти вплотную. – Я уверена, что у тебя есть веская причина, чтобы так с нами обойтись. Может быть, ты забыл. Может быть, это было слишком трудно для тебя и все произошло слишком быстро. И ты прав. Но ты не только меня обманул, ты обманул мою дочь. Нельзя обещать что-то детям, а потом исчезать.
По причинам, которые Ева не могла знать, эти слова будто ударили его кулаком в челюсть.
– Поверь мне, – сказал Шейн. – Я это знаю.
– Это был просто глупый поздний завтрак, но я надеялась… – Ева остановилась, сглотнула и начала сначала. – Я знаю, что прошла всего неделя, но мне показалось…
– Это было очень важно, – сказал он, его голос надломился.
Из дверей выбежала группа женщин, направлявшихся в дамскую комнату, и шум из зала разнесся по вестибюлю. Женщины промчались мимо, не обращая на Еву и Шейна никакого внимания.
– Мне очень жаль. Прости, что подвел вас. Одри… Она заслуживает доверия. Вы обе – заслуживаете большего, и я никогда не думал, что получу, и я… Мне раньше не приходилось никому ничего обещать. Это что-то новенькое. Я еще не знаю, как это делается.
Ева придвинулась к нему, изучая его лицо. Он не мог встретиться с ней взглядом, но представлял, что она видит. Темные глаза, двухдневную щетину, вытравленные горем черты лица.
– Посмотри на меня, – сказала она.
Когда глаза Шейна встретились с глазами Евы, его сердце вспыхнуло, взорвалось и погасло, как перегоревшая лампочка, и он задался вопросом, почему самое лучшее в его жизни непременно должно быть отравлено трагедией.
– Что с тобой случилось?
Почесав подбородок, он засунул руки в карманы. Женщины прошли обратно в зал. Ева и Шейн услышали, как Дженифер Льюис приказала всем занять свои места, чтобы подготовиться к следующей номинации.
Они не шевельнулись.
– Расскажи мне, что случилось, – прошептала она.
– Одного из моих учеников застрелили.
– «Назови его имя»[154].
– Тая. И у него… у него никого не было. Он был один в больнице, ему было больно, и у него не было родителей, о нем некому было позаботиться. Прямо как о нас тогда. Помнишь?
Широко раскрыв глаза, Ева кивнула.
– Он пытался мне дозвониться. Но я был слишком занят и слишком счастлив и не взял трубку. Я был чертовски счастлив. – Шейн покачал головой. – Он умер. Сегодня. Его больше нет. Тринадцать лет. Тринадцать. Я обещал ему, что помогу, и не помог.
– Шейн.
– Наверное, так у меня всегда. Я не заслуживаю семьи. Я не могу…
Он больше не произнес ни слова, потому что Ева обняла его так крепко, что едва не задушила.
– Замолчи. Ты заслуживаешь семью. Это была не твоя вина.
Шейн оцепенел и никак не отреагировал, но вдруг обвил руками ее талию и притянул к себе. И наконец страшное напряжение последних часов спало. Он прильнул к Еве, уткнувшись лицом в ее шею, отдаваясь горю.
– Не твоя вина, – повторила она, прижавшись губами к его виску. Шейн кивнул, но подумал, что это бессмыслица – просто слова, которые произносят, когда кому-то больно. И все равно сжал ее крепче.
Из зала донесся приглушенный плотно закрытыми дверями голос Дженифер Льюис, которая объявила самую важную для Евы номинацию.
– Вернитесь на свои места, дорогие мои! Настало время вручить премию за лучший эротический роман! Где мои сексуальные писатели? О-о-о-о, хорошо, что я не пишу о том, что рисует мое бесстыжее воображение, иначе вам давно пришлось бы просить пособие по безработице. Привет, Бонни! Ты же знаешь, что я порочнее тебя!
– Ты выиграешь, – сказал Шейн. – Я знаю.
Оба не двинулись с места, по-прежнему прижимаясь друг к другу. Вдалеке зарокотал голос Дженифер, которая приказала президенту комитета премии передать ей конверт. И начала зачитывать номинантов.
– Это не твоя вина, – повторила Ева, на этот раз громче.
Шейн подумал, что, может быть, она и права. Может быть, это правда и он ни в чем не виноват. И, может быть, есть на свете люди, которые действительно могут по-настоящему измениться. Возможно, и он бы изменился, если бы из-за него не погибла приемная мать, или если бы он не бросил Еву много лет назад, или если бы оказался рядом с Таем, когда тот в нем нуждался. Пока он не научится оправдывать себя, прощать себя, он не сможет связать свою судьбу с Евой. Иначе он только приведет с собой пожирающих его демонов.