— Шлюха! — оживает Лесной Кот, распахивает настежь двери сарайчика и, пошатнувшись, хватается за дверной косяк. Он неприкрыто завидует Волку, выбор в пользу которого сделала Магда. Прислушивается. Тёплая летняя ночь приносит запахи, шорохи и шелест. Возвращается, опираясь о стену, потягивает из бутылки и неожиданно звереет.
— А мы чем хуже? — бормочет, лапает Пельку, теряет равновесие и падает на неё.
Пелька кусается, безжалостно тычет Лесному Коту пальцы в глаза, лупит кулачками по носу, извивается, как многоножка, однако не может выбраться из‑под тяжёлого тела парня. С перепугу включает лёгкие до предела и слышит собственный вой, будто принадлежащий кому‑то другому.
Прибегает Волк, вытаскивает Пельку и пинает Лесного Кота, как мешок с песком.
Пельку трясёт, она кричит, она не может не кричать: через Пельку кричит обида, страх и водка.
— Сявота, альфонсы, шалава, — ругается на языке Острова. Она ни с кем не будет делать того, что делала Мальва с Пятнистым, потому что вообще не собирается котиться, то есть детиться. Чтобы у её, Пельки, ребёнка была такая же страшная жизнь, как у Пельки? Да никогда! Перед всем миром во всеуслышание клянется не иметь детей одиннадцатилетняя пьяная Пелька.
— Заткнись! — Волк оставляет потерявшего всякие чувства Лесного Кота и в том же запале наносит удар Пельке.
— А ведь я тебе говорила, чтобы ты шла спать! Всё из‑за тебя, засранки! — отчитывает Пельку расхристанная, уперевшая руки в бёдра Магда.
Пелька замолкает. Несмотря на хмель в голове она понимает, что друзей у неё здесь нет. Ей надо бежать. Сворачивается в углу как щенок, и тотчас же тошнотворная волна поднимается откуда‑то из глубины Пельки, выдирая ей внутренности.
— Вот и давай детям выпить! — с презрением говорит Волк.
С Лесным Котом ещё хуже. Он блюёт, не пробуждаясь от жуткого, смерти подобного сна, который Пелька неоднократно наблюдала на Острове.
— Переверни его на бок, чтобы не захлебнулся собственной рвотой, — между сокращениями желудка пересказывает Пелька жизненный опыт с городской свалки.
Волк вытаскивает приятеля за ноги и оставляет под сараем, уложив согласно рекомендациям Пельки.
— Выходи и ты на воздух, — Магда выпроваживает скукожившуюся Пельку в укрытие в кустах малины.
Наконец воцаряется тишина.
Пелька поступает, как решила. Сбегает. Одурманенная, ошеломлённая ходом событий и бунтом собственных внутренностей, она еле держится на ногах, но волочится, держась за забор, а когда он заканчивается, ползёт на четвереньках, клюя носом землю, когда подгибаются руки. Не плачет, не зовёт на помощь. Ползёт с мыслью о свалке, которая нетрезвой Пельке кажется утраченным столпом безопасности.
Ей видится край Острова и ржавый остов автомобиля с изодранным матрацем и куском одеяла. Осовелая Пелька засыпает на середине улицы. Возвращаясь из далёкой деревни, на неё натыкается таксист и отвозит в «скорую помощь».
— Ребёнок пьян, как сапожник! — с негодованием произносит он, занося Пельку в кабинет врача.
На этот раз Пелька проигрывает с разгромным счётом.
Ей наголо бреют голову, потому что её космы переполнены вшами и, словно инеем, покрыты налётом густо нанизанных сероватых гнид. О Пельке и так можно было сказать мало хорошего, но теперь всё становится ещё хуже. Волосы отрастут, но репутацию не восстановишь, как шевелюру.
Приятели Пельки, не считая Лесного Кота, тоже под замком. Нет никакого Лесного Кота, только Ярек, который выдумал себе громкое прозвище, когда после побега из дома присоединился к Волку.
Ярек единственный остался на свободе, потому что сбежал от Волка и, ревнуя Магду, всех выдал милиции, а сам притворился невинной овечкой. У него сломана челюсть, есть и другие следы побоев — не такие серьёзные, как повреждение челюстного сустава, но очень синие. Да и родители Ярека тоже люди не простые.
Волк признаётся, что да, приложил Яреку, защищая Пельку, которую этот маменькин сынок вдруг решил изнасиловать. Но он отрицает, что сломал Яреку челюсть. Ярек сам себе это устроил, когда болтался по сараю пьяный, как свинья.
Ярек отпирается от Пельки и от участия в грабеже в дачном предместье, но все указывают на Пельку, в том числе пожилая женщина, у которой Волк вырвал сумочку.
Выясняются преступления Пельки; приписывают ей также другие, которых она не совершала. Особенно яростно обвиняет Пельку во всех грехах мира мать Ярека. Пелька её ненавидит, хотя понимает — она защищает своего ребёнка.
Ярек — наивный увлекающийся мальчик. Он оступился. Теперь раскаивается. Он больше не будет. Он и сам не заметил, как попал под дурное влияние. Старший и более сильный физически Волк держал его при себе под угрозой расправы. Ярек же и мухи не обидит, куда там насиловать. А жалкая потаскушка Пелька есть малолетняя проститутка и надо ещё проверить, не разносит ли она дурную болезнь.
У Пельки берут кровь и подвергают осмотру, против которого Пелька бунтует.
— Я никогда не делала того, что делала Мальва с Пятнистым! — заходится криком Пелька, стискивает худые колени и протестует всем своим исстрадавшимся естеством. И это единственный её протест.
Пелька не защищается и никого не обвиняет. Молчит. Понимает — расклад сейчас не в её пользу. Старик Волка — большая шишка, Ярека — тоже не кто-нибудь там, а Пелька — самая беззащитная — не значит ничего.
Даже население свалки свидетельствует против Пельки. Она принесла на Остров проблемы. А проблемы на свалку приходят только тогда, когда кто‑то там сгорает от водки, умирает от лишений или погибает в результате насилия. Ну, в жизни всякое бывает, на всё воля божья, как говорится. Но чтобы такой мелкий прыщ причинил им столько страданий!?
Действительно, нары в комиссариате не хуже норы в мусорной куче и горячий суп им принесут вовремя, но не дадут никакой выпивки, без которой они уже не могут существовать. У лишённых алкоголя возникают видения одно страшнее другого. И ещё страшны урки, фашисты дна общества, к которым могут подсадить в камеру — они избивают слабейших ради собственного выживания. А у жителей Острова нет сил и для них плохо кончается конфронтация с уголовниками.
Пелька опускается всё ниже.
Нет исправительных учреждений для детей младше тринадцати лет. Пельку определяют в четвёртый Дом, строгого режима. Из него дети никогда не выходят без сопровождения взрослых, да и в сопровождении очень редко, лишь в случаях крайней необходимости. Его воспитанники уже не посещают обычную школу, учатся на месте, то есть бьют баклуши, впадают в апатию, в агрессию, бездельничают, планируют очередной побег.
Здесь уже никто не принимает за чистую монету Пелькину угодливость, обещания исправиться и тому подобные всем известные жульнические уловки. Пельку видят насквозь, будто она стеклянная. Особенно психолог, которая работает с Пелькой, как раб на галере; оправившись, Пелька и здесь бегает, но об участии в каких‑либо соревнованиях за пределами Дома не может быть и речи.
— Сначала оценки. Хотя бы «удовлетворительно», а уже потом — стадионы, — неизменно звучит всё то же условие, хотя изменился Дом.
Пелька ни на что бурно не реагирует, затаивается, кроткая и фальшивая. Ждёт подходящего момента и через какое‑то время ей удаётся сбежать из четвёртого Дома.
Теперь Пелька очень осторожна. Ни с кем не сходится. Не ищет новых приятелей, твёрдо решила отыскать Нонну. Ночует в подвалах старого каменного здания со щербатыми стенами, что недалеко от Желязной, и окрестных домов, куда прокрадывается вечерами и откуда уходит перед рассветом. Питается повидлом, компотами, квашеными огурцами, заедает чёрствым хлебом из мусорных баков и греется на солнце в зарослях над Вислой, но ослабела на такой диете до состояния слепого котёнка — много ли энергии получишь от одних овощей и фруктовых пюре?
Этим вечером Пелька снова выдавила стекло в подвальном окошке, выбранном наудачу, но внизу не нашла ничего съестного. Девчушку, протискивающуюся между прутьями решётки, заметила женщина в плаще, помогла ей выбраться на тротуар, взяла за руку и увлекла за собой в квартал её первого побега, в квартал Рамоны и Зызы, в район вокзала, где ещё зелёная как морковная ботва Пелька игралась с послушными дверями. Когда это было? Пелька чувствует себя ужасно старой.
— Ты еду искала в подвале?
— Ага, — от Пельки остались только кожа да кости, так что нетрудно догадаться, что́ она хотела найти.
— Садись. Получишь столько еды, сколько захочешь, — женщина открывает ключом дверцу автомобиля, припаркованного на стоянке за вокзалом, и Пельку совсем не держит.
— В ментовке?
— У меня дома.
— А если нет? — колеблется Пелька, хотя восьмым чувством парии крупного города не ощущает в женщине противника своей тяжкой свободы.
— Пелька, ты действительно меня не узнаёшь? — женщина наклоняется, и Пелька в свете уличного фонаря наконец может рассмотреть её лицо.
— Нонна! — Пелька приникает к плащу и у неё даже кружится голова от счастья и голода. — Каждый раз, когда я вырывалась из Дома, я заглядывала сюда, но сейчас я стерегла как собака.
— По ночам! Слава богу, знакомая тебя высмотрела и рассказала, где искать, и я наблюдала несколько вечеров. Здорово бы мы выглядели, если б тебя сцапали хозяева магазинов, у которых ты выедала банки.
— Ты очень долго не приходила.
— Я уезжала за границу, поэтому дала тебе адрес своей знакомой.
В первый раз она не застала подруги Нонны, а говорила с кем‑то, кто был абсолютно не в курсе дела. Никто ведь не ждал Пельку, самое большее — письма от неё. Но в третий раз открыла подруга Нонны, от которой Пелька бежала, как от смертельного врага.
— Незнакомым я уже не верю, — говорит Пелька.
Нонна живёт за городом в одноэтажном доме с участком, обсаженным деревьями и живой изгородью. Снаружи дом ничем не выделяется, внутри чисто, светло и зажиточно.