За Куклу можно быть спокойной. Кукла относится к жизни практично.
— В «Крачку» даже и соваться не смей, Мустела. Там считают, что это ты прикончила тренера.
— Разделались с Урсыном?
— Обрушились на него, как грифы на падаль. Карьерист, самохвал, только голые результаты. Никакой идеологической работы. Ради собственной славы выпустил за границу дикарок, для которых не существует ни чести, ни родины. Сожрали его, хотя с эстафеты девчонки привезли третье место.
— Если бы привезли первое, никто бы его и пальцем не тронул.
Но первого места не привезли, а моё исчезновение стало последним гвоздём в крышку гроба. Отсутствие воспитательной работы! Зато махинаций никто не заметил. К бухгалтерии Мамы было так просто не подобраться, девчонки тоже трепаться не стали, так что Маму просто отправили на заслуженный отдых.
— Воспользовавшись случаем, немного почистили «Крачку». Тогда «полетел» и мой Люкс. Его как раз очень удачно попёрли с высокой должности. И я, как только мне исполнилось семнадцать, сказала ему «до свидания». С Люксом, даже если бы он сохранил должность, у меня не было перспективы. Не для меня женатый мужчина, но он этого не понимал.
— Ты шлюха, — сказал он.
— Возвращайся к жене, — отвечаю ему, — и займись воспитанием дочерей, чтобы они не пошли по моим стопам.
— Я тебя в Ниццу возил!
— На деньги клуба я могу тебе путешествие вокруг света устроить и словом не попрекну.
После смещения Урсына разгорелась война за то, кто станет его преемником. Желающих было много. Должность и дальше считалась хлебной, но у господ из правления клуба уже был иной проект.
И действительно: зачем нам эта головная боль? — эксперимент провалился. Он дорогой, эффективность ничтожная. Поглощает деньги и блокирует ценный объект.
Мы слишком бедные. А это — слишком дорого. Ресоциализация превышает возможности Центра, — признали господа, которые совсем не так давно доказывали всем нечто совершенно противоположное. Перевоспитанием пусть занимается соответствующее учреждение. Конечно, тех девушек, которые закончили курс обучения и которые находятся на достаточном уровне, «Крачка» оставит у себя и трудоустроит. Но остальные, те, кто не отбыл своего наказания, пускай возвращаются, откуда их взяли.
Начались конференции, заседания, пошли по инстанциям официальные письма. Очень хотели ликвидировать базу, но поскольку военное положение заморозило угрозу отчуждения бунгало от клуба, в правлении подобрали новое предназначение памятника деятелям. Гостиница.
Будет организован отдых на лошадях за конвертируемую валюту. Предприятие прибыльное, сейчас кризис, надо зарабатывать. Кто посмеет в такой ситуации, даже после отмены положения, сказать что‑то против гостиницы, приносящей валюту?
До момента утверждения решения все планы нового использования здания держались в строгом секрете, и, как и всякий строгий секрет, этот тоже стал известен заинтересованным лицам, но только в версии однозначной, наихудшей из возможных, а именно: все, не достигшие семнадцати лет, будут возвращены туда, откуда пришли.
Девушками овладел страх. Они по‑своему реагировали на утрату надежды, связанной с пребыванием в Центре, а глубже всего переживали те, которые были из самого последнего набора.
— Ну, мне‑то удалось распрощаться, потому что у меня уже был нужный возраст и Рысек{80}, — так звали мужа Куклы. — Но сама понимаешь, в какое расстройство оказались повергнуты младшие, а также старшие, которым было некуда податься!
Как когда‑то ресоциализация, теперь самым важным являлись лошади. Всё для блага лошадей. Лошади не едят мяса и других дефицитных продуктов, не занимают собой помещений, обставленных импортом, лошадей не нужно возить в сельскохозяйственную школу, выплачивать им кормовые деньги, лошади не убегают за границу на первых же международных соревнованиях, лошади не пускаются в загул. Именно с него и начали те, кто уже ни на что не надеялся. Глупышки, искали мужей по кустам. Любая готова была пугалу огородному отдаться, лишь бы оно её захотело. Короче говоря, все переключились на тренировки в горизонтальном режиме.
Из войсковой части в Осаде являлись парни, их ловили «пингвины». Однажды пропал патруль, затем другой, который пришёл искать первого. Обнаружил их третий в зарослях возле реки с нашими девушками.
Командование рассердилось из‑за падения морального облика армии, правление «Крачки» нашло новые, неизбитые аргументы — ресоциализация через спорт есть утопия, плод измышления падкого на материальную выгоду Урсына, а на самом же деле чего‑то стоят лишь лошади.
Боже! Я уже не могла этого слушать. Я чувствовала себя виноватой. Стронула с места камешек, а он повлёк за собой лавину.
— Ни за что не догадаешься, кто первый бросился на помощь. Наша «полячка» из сельскохозяйственной школы!
Часть девчонок перестала бывать на уроках, иные приходили, но сидели за партами как размалёванные куклы и не могли выдать ответа на самый простейший вопрос. Они никогда не блистали эрудицией, однако на твёрдые тройки зарабатывали без особого труда. Теперь же светили им «неуды».
Учительницу не оставила равнодушной эта эпидемия атрофии. Почему, что случилось? Вытягивала девчонок на разговоры. Те молчали, опасаясь репрессий за распространение сплетен. Наконец кто‑то не выдержал.
— Она спрашивала о тебе, просила твой адрес, — ещё вспомнила Кукла.
Со второй своей зарплаты в «Демуазель» я купила немного кофе, шоколада, чая и прочих деликатесов. Отослала Учительнице. В приложенном письме сообщила: «Вы можете спокойно это принять. Я всё это купила за честно заработанные мною деньги». Обратного адреса не указала. Не хотела, чтобы название квартала Пигаль вызвало у неё в отношении меня какие-нибудь неправильные ассоциации.
Именно Учительница привела в движение Директора и вместе с ним привлекла к этой проблеме внимание общественных организаций и кого удалось ещё.
В компетентные органы поступила информация, которая освещала события совсем с иной стороны, нежели это делали господа из «Крачки». В результате беспрестанной активности была создана комиссия, а соответствии с заключением которой власти провели ревизию, которая между прочим выявила, что «Крачка» не только не вкладывается в сироток, но и на них зарабатывает. Достоянием гласности стали также несколько махинаций спортклуба и по другим направлениям.
Таким образом пал очередной состав правления.
Новому же достались в наследство лошади, ностальгия по «зелёным», идея о верховых экскурсиях и сиротки, о которых шла молва, что они не только при любом удобном случае сбегают за границу, приканчивают тренеров, ослабляют моральный дух армии, но и несут в себе смертельную моровую заразу для деятелей.
Однако сиротки существовали, и лошади тоже. Девушек передали другому тренеру, но лошади жрали овёс и не приносили никакого дохода. Тогда урезанному правлению оставили в павильоне администрации два помещения, освободившуюся площадь заселили экспериментом, а бунгало превратили в отель для валютных наездников.
— А предок Волка красиво избежал всего этого. Умер от сердечного приступа.
Отец Волка заседал в Опекунском Совете эксперимента, был представителем правления «Крачки».
— Его погубил избыток постов.
Доцент, доктор, генеральный директор, председатель, постоянный член президиума Клуба и эксперт кассационной комиссии через добрых пару десятков лет получил необратимое расщепление личности.
Председатель занимался закупками, утверждал и передавал автомобили престижных марок для мотосекции, высокопоставленный служащий и член президиума подписывал от имени, эксперт кассационной комиссии дисквалифицировал только что поступившие автомобили как некондицию, Клуб объявлял распродажу, на которой появлялся и всегда имел преимущество Генеральный Директор. Затем доктор, доцент, частное лицо продавал машинки через посредников.
Он действовал не один. Такой гешефт не под силу одному или двум лицам. Функционировал целый клан, люди высоких званий и влиятельных постов. Взятки, коррупция, подлоги, двойная бухгалтерия и махинации на таможне, административные нарушения. Именно там находилась голова спрута. О таких на Пигаль говорят: gros bonnets de la pègre — крупные рыбы преступного мира.
Земельные отводы, дома, участки под дачи за бесценок, по символическим ценам, утверждённым подкупленными чиновниками. И трюк, известный всем как пять пальцев. Банальность. Переоценка строительных материалов, импортируемых со всего мира за тяжко заработанные деньги.
Нонна по сравнению с ними выглядела очень скромно. Так, розничная торговка.
— Его едва не судили. Казначейство наложило лапу на всё, даже на «полонез» и на парусник Волка. А он, как только ему в клубе дали понять, что им он уже не нужен, исчез из города. Я слышала, он вроде бы соорудил себе шалаш и даже зимовал на Миляде. У него там участок земли по наследству от дедушки.
Приехал муж Куклы, мужчина солидный, простой, в хорошей одежде, и отвёз нас к себе в дом под Новым Двором.
— Сто десять метров плюс веранда, — пояснила Кукла.
Половину первого этажа занимает салон с камином, обставленный гарнитуром испанской мебели. Мягкий диван, кресла, китайский ковёр, цветной телевизор и большая книжная полка. Муж Куклы много читает.
Кукла повела меня в спальню. В спальне Куклы белая мебель и цвета лосося шёлковые одеяла, кремовый коврик, зеркало на полстены с подзеркальником тоже белым и хрустальным сервизом.
Кукла переоделась в длинное платье из индийского фуляра и старательно вычистила и разместила на плечиках свой велюровый костюм. Встряхнула от пыли меховой шарф и бережно расчесала щёткой лисьи хвосты, прежде чем разместила всё в бездне белого, встроенного в стену, шкафа.
— Здесь есть ванная, а вторая находится возле кухни, — она открыла дверь помещения, сверкающего глазурью и хромом.