В течение нескольких дней мы завершили снегосъемки. Конечно, они не могли заменить нам тех, что планировались поперек острова, и все же... И все же они дали нам первое подтверждение гипотезы о том, что шпицбергенская «кухня погоды» располагается «где-то южнее». Снегосъемки показали, что осадков на юге выпадает больше, чем на севере — по крайней мере в полтора раза.
Это еще один шаг, хоть и не очень большой, на пути к решению проблемы, которую мы условились называть «головоломкой по Дж. У. Тирреллу».
Программа полевого сезона 1966 года предусматривала такие же стационарные наблюдения, какие были выполнены на ледниковом плато Ломоносова, только место для стационара было выбрано другое — ледниковое плато Хольтедаля на западе архипелага. В основном три соображения повлияли на такой выбор. Во-первых, неподалеку от плато Хольтедаля в 1934 году работал X. В. Альман. Стало быть, сравнив его данные с нашими, мы можем установить, как изменились с тех пор условия существования ледников да и сами ледники. Во-вторых, объектом исследования становился вполне самостоятельный район оледенения, питавшийся совсем из иного источника, нежели плато Ломоносова. В-третьих, наконец, здесь открывались возможности для так называемого пространственного анализа условий существования ледников. Такой подход был традиционным для русской школы полевых исследований. Зарубежные гляциологи в этом направлении практически не работали со времен Альмана.
Пока мы работали на ледниках Фритьоф и Гренфьорд, наше руководство решило в Баренцбурге все вопросы, связанные с организацией стационара на плато Хольтедаля. Дело это было не такое уж простое прежде всего потому, что у нас было много груза и мы нуждались в перевалочной базе.
Самым удобным местом, где мы могли бы создать перевалочную базу, был, конечно, Ню-Олесунн, расположенный на главном острове архипелага — на Западном Шпицбергене. Здесь мы и обосновались.
Нашу экспедицию составляли две группы — группа, предназначенная для работы на стационаре, и маршрутная группа, куда входил автор этих строк. Летная погода нужна была в первую очередь для того, чтобы переправить стационарщиков на плато Хольтедаля. Но и маршрутная группа нуждалась в хорошей погоде, а ее не было.
Мы с Троицким решили пребывание в Ню-Олесунне использовать не только для помощи товарищам в их подготовке к работе в условиях стационара, но и для проведения собственных исследований на ледниках у Ню-Олесунна. Увы, в последнем мы основательно просчитались. Оказалось, что на ледниках Ню-Олесунна уже работает французская экспедиция Ж. Корбеля, а мы об этом ничего не знали.
Ню-Олесунн. Туристы обожают этот уголок Шпицбергена за его уникальную красоту. Великолепный полярный ландшафт: грозные фронты ледников, заливы с дремлющими на водной глади айсбергами. По соседству с ледниковым плато Хольтедаля высятся три горные вершины — Свеа, Нора и Дана (названные так в честь Скандинавских государств).
Меня, повидавшего к этому времени немало, привлекали не столько пейзажи Ню-Олесунна, сколько сам Ню-Олесунн. С этими местами связаны многие выдающиеся события в истории человеческого проникновения в Арктику. Отсюда в 1925 году Р. Амундсен пытался па самолетах добраться до Северного полюса, но неудачно. Успех пришел в следующем году, тогда руководимая Амундсеном экспедиция на дирижабле «Норвегия» совершила первый перелет через Северный полюс, как говорится, одним махом пересекла Ледовитый океан до берегов Аляски.
Мне часто доводилось встречать в литературе имя Амундсена с характеристикой — путешественник, но ведь это не совсем так. Амундсен, кроме того,— ученый, сыгравший важную роль во внедрении аэрометодов в практику полярных исследований. Да и само стремление к достижению полюса, неважно какого — Южного или Северного, — разве не есть стремление исследователя? Конечно, та «гонка к полюсу», которая происходила несколько десятилетий назад, нередко подогревалась честолюбием. Но, на мой взгляд, важны в конце концов результаты и приобретенный при их достижении опыт преодоления препятствий, на которые полярная природа никогда не скупилась.
О пребывании Амундсена в Ню-Олесунне напоминают двухэтажный домик, где он останавливался — теперь рядом с домиком стоит бюст знаменитого полярного исследователя, причальная мачта его дирижабля, деревянный ангар — правда, развалившийся — и монумент из глыбы песчаника...
А рядом еще один памятник, напоминающий с первого взгляда некую решетку в стиле модерн. И лишь привыкнув, уясняешь его ясный и такой трагический смысл — восемь крестов по числу погибших на дирижабле «Италия» в 1928 году смыкаются своими перекладинами, объединенные общей судьбой. Куски цветного мрамора с названиями итальянских провинций, последний привет далекой родины на могильном холме, под которым никто не лежит — место их гибели в Ледовитом океане неизвестно. Победа и поражение, смерть и торжество жизни сошлись здесь на краю земли, всего в одиннадцати градусах от Северного полюса.
Погода по-прежнему нас не балует... В ожидании того дня, когда она к нам смилостивится, решили познакомиться с французскими учеными, которых возглавлял человек, известный в научном мире — геоморфолог и палеогеограф Ж. Корбель. В отличие от нас французы предпочли сосредоточить свои усилия на сравнительно небольшом долинном ледничке. Утыканный огромным количеством абляционных реек, он напоминал теперь ощетинившегося ежа. Впечатление усиливали провода, протянувшиеся по льду к многочисленным датчикам. Это был пример углубленного изучения природного процесса, и все-таки на леднике, вовсе не типичном для Шпицбергена: похожий можно было найти поближе к Парижу, в окрестностях Монблана. Разные цели, разные решения, хотя результаты будут представлять несомненный интерес для обеих экспедиций. Для нас это прежде всего лишняя контрольная точка в поисках пространственных закономерностей. Пожалуй, наши научные интересы близко совпали только с интересами Анри Жоффрэ, поскольку он один и изучал в полной мере ледниковые процессы, да еще Л. С. Троицкий встретил коллегу в лице самого Жана Корбеля, однако в выводах оба специалиста по палеогляциологии разошлись — один стремился накрыть вюрмским ледниковым щитом и Шпицберген, и соседние архипелаги, а другой был явным противником столь радикальных взглядов. Строго говоря, шпицбергенская экспедиция Национального исследовательского центра Франции не гляциологическая, а комплексная: в ней работали представители различных дисциплин — от почвоведов до морских геологов.
Контакты с французскими учеными были, несомненно, интересными, полезными, но, пожалуй, существенно не отразились на целях и методах обеих экспедиций. Однако в будущем сотрудничество дало свои плоды, причем не только в виде обмена литературой и полевой информацией.
Судя по книге участника французской экспедиции профессора Ш. П. Пеги, сходное мнение о наших контактах сложилось и у французских ученых. Приятно было наблюдать взаимную доброжелательность. Как не вспомнить: «Если бы парни всей Земли...»
В Арктике человеческие качества проявляются отчетливее. Год назад англичане из Кембриджа столь же дружественно принимали нас после неприятных приключений на леднике Норденшельда. На этот раз настала наша очередь. На своем крохотном мотоботе «Салторелла» они пришли в Ню-Олесунн в таком виде, что посланцев гордого Альбиона можно было выжимать вместе с анораками[11], а дробь, которую выбивали их зубы, было слышно уже на подходе. Наш командир без промедления распорядился: «Обсушить, согреть, накормить...»
Конечно, было бы лучше, если бы контакты с зарубежными коллегами происходили на «фоне» наших научных успехов, но их-то, к сожалению, как раз и не было. Я «привязал» окрестные леднички, Троицкий честно посетил все окрестные морены, но все это был лишь попутный материал, добытый не на «главном направлении». А погоды (и вертолетов) все не было и не было. Постепенно Ню-Олесунн со слоняющимися заросшими фигурами разных наций в полевой робе осточертел. Правда, выпадали и веселые моменты.
...Из беседы Ж. Корбеля с туристкой-англичанкой:
— Когда мы плыли через канал...
— ...Ла-Манш, мадам...
— А потом возвращались через Дуврский пролив...
— Па-де-Кале, мадам...
«Как бы тщательно ни была организована полярная экспедиция, ей неизменно сопутствуют всевозможные неожиданности», — похоже, что американец Р. Э. Бэрд (кстати, первый достигший полюса самолетом именно отсюда, из Ню-Олесунна) сказал это про нас.
Наше терпение кончилось, и 7 июля мы с Троицким, сгибаясь под огромными рюкзаками, оставили Ню-Олесунн и в очень скверную погоду ушли в хижину на южном берегу полуострова Брёггер. Наутро погода исправилась, и мы уже стали собираться в маршрут, когда услышали сначала вкрадчивый, но с каждой минутой нараставший отдаленный гул моторов. Вертолеты! Чуть в стороне они перемахнули хребет и исчезли за его гребнем. Мы знали (договорились загодя), что они должны вернуться за нами, но когда? Если начнется заброска ребят на Хольтедаль — очевидно, нескоро. Если этого не будет — довольно быстро.
Вертолеты за нами явились через полчаса. Причина: полеты на плато Хольтедаля невозможны, оно закрыто облачной пленкой. Хоть тресни!.. Мы с Троицким возвращаемся в Баренцбург, остальным по-прежнему придется ждать погоды в Ню-Олесунне. Оценив наше терпение, вертолетчики клянутся выбросить нас подальше первым же попутным рейсом. Так оно и получилось, но накануне пришла радостная весть — наши на плато! Мы снова стали действующей экспедицией!
12 июля настала и наша очередь. Подзависнув, вертолеты оставили нас с огромными рюкзаками у Кэмп Мортона — одинокого дощатого домика на южном берегу Земли Норденшельда в устье долины Берцелиуса. Сорок четыре года назад участник экспедиции В. А. Русанова горный инженер Р. Л. Самойлович (будущий основатель Арктического института в Ленинграде) встретил здесь норвежского топографа А. Коллера, составившего в этих местах превосходные топографические карты. Еще зимой в камералке, сравнив их с картами, составленными по аэрофотосъемке 1936 года, я определил изменение ледников за двадцать четыре года. А как продолжался процесс потом, после 1936 года? Вот это я и должен был установить в нашем маршруте, который мы запланировали на две недели, обеспечив свое возвращение в Баренцбург ящиком с продуктами, оставленном в верховьях долины Грендален.