тров при императоре Александре III Николай Бунге. Писатели Константин Паустовский и Михаил Булгаков. Художник Николай Ге. Певец Александр Вертинский. Историк Евгений Тарле. Первый нарком просвещения РСФСР Анатолий Луначарский. И значительный ряд других.
А в научном кружке такого учебного заведения занимались как минимум двое мальчишек, ставших позднее тоже выдающимися учёными. Это физик Глеб Ватагин, первый разработчик нелокальной квантовой теории поля, и Николай Булгаков, брат русского культового писателя и прототип героя его романа «Белая гвардия» Николая Турбина. Оба в ходе смуты оказались в эмиграции. Первый заслужил затем признание в качестве отца бразильской физической школы, второй стал во Франции известным биологом-бактериологом, за заслуги перед французской наукой получившим орден Почётного легиона.
И если бы только они… В ходе и в результате революций Россия щедро поделилась с зарубежными конкурентами блестящими умами.
Игорь Сикорский, авиаконструктор и создатель первого вертолёта. Стал американцем.
Школа № 79 в Киеве, где преподавал А.П. Александров. Фото 1979 г. Из открытых источников
Владимир Ипатьев, профессор химии, академик и изобретатель высокооктанового бензина. Стал американцем и основателем нефтехимической промышленности США.
Владимир Юркевич, кораблестроитель и проектировщик кораблей, на десятилетия опережавших все суда своего времени. Стал американцем.
Георгий Кистяковский, офицер белой армии и один из отцов американской атомной бомбы. Стал американцем.
Владимир Зворыкин, инженер и изобретатель, солдат русской армии, дважды едва не расстрелянный, в 1923 году запатентовавший телевидение на электронном принципе. Стал американцем.
И таких были сотни. Менее знаменитых, менее известных, но не менее умных и изобретательных. Ужасные, катастрофические потери. Вот только…
Перед нами опять историческая загадка: Россия почти не заметила этих интеллектуальных потерь. Да, раны на мозгу, на интеллекте страны оказались рваными и глубокими, но они затянулись на удивление быстро. Потому что убитые, пропавшие, эмигрировавшие тут же заместились новыми людьми. Уцелевшими в Гражданской войне.
Сикорский? Да, жаль, что он был вынужден эмигрировать. Но и без него первым в мире вертолёт, поднявший человека в воздух, ЦАГИ-1ЭА создал в 1932 году, на семь лет раньше VS-300 Сикорского, советский конструктор Алексей Черёмухин. Почти из поколения Александрова – 1895 года рождения. Гимназия, Санкт-Петербургский политехнический институт, военный лётчик. После революции остался в Москве, где участвовал в создании Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ) и проектировал самолёты. И вертолёт.
Ипатьев? Особенно жаль: он до 1931 года был фактически руководителем химической промышленности в Советском Союзе (а брат его владел тем самым домом в Екатеринбурге, в котором расстреляли царя). Но и после его отъезда из России там пророс гений Николая Семёнова, ставшего в конце концов нобелевским лауреатом по химии. Опять – примерно поколение Александрова. Реальное училище, физмат Санкт-Петербургского университета. Гражданская, доброволец в белой армии, переход на сторону Красной армии, возвращение в Петроград. Лаборатория в Петроградском политехническом институте, создание Института химической физики АН СССР и великой научной школы.
Юркевич? Предельно жаль, поскольку советское кораблестроение и так всегда отставало от американского. Но первый атомный ледокол был создан в России – и снова человеком александровского поколения. Будем знакомы: Василий Неганов, главный конструктор атомного ледокола «Ленин» и других кораблей. Сельская школа, прогимназия, красный доброволец, рабочий, учитель. Ленинградский политехнический институт. Доктор наук.
Кистяковский? Но в России появился свой такой же атомщик – Курчатов. Одарённый физик и ещё более одарённый организатор. Гимназия, вечерняя ремесленная школа, Таврический университет, Петроградский политехнический институт. Физико-технический институт в Ленинграде, в 27 лет заведующий физическим отделом.
Зворыкин? Вот ему противопоставить некого: после захода советских разработчиков в тупиковый путь «механического телевидения» всё равно пришлось обращаться к нему. Правда, той же тематикой занимался ещё Александр Расплетин, в чьей лаборатории в 1946 году получено первое изображение и разработаны первые советские бытовые телевизоры. И он наверняка смог бы сделать больше. Просто далее Расплетин ушёл в оборонку, где под его руководством разрабатывались системы РЛС и радиоэлектронной разведки, а на этой основе создавались комплексы противовоздушной обороны С-25, С-75, С-125, С-200 и С-300. Причём иные разработки 1950‐х годов сумели превзойти только через 30 лет, при создании ЗРК С-300.
Откуда взялись все эти люди, заместившие катастрофические потери революционных лет?
Один ответ – Софьи Евгеньевны Воиновой – мы уже слышали: их сформировали выдающиеся учителя.
Бесспорно. Но есть и ещё одно объяснение, не противоречащее первому.
Эти люди пришли из школьных научных кружков.
Именно кружки становились в дореволюционной России этакими лабораториями, где ищущие знаний умы могли общаться, зажигая и поддерживая друг в друге огонь поиска. Под руководством кого-то, кто, как герои знаменитой книжки Жозефа Рони-старшего, сберёг в ходе Гражданской войны искру огня знания. И вновь зажёг костёр на новой стоянке в бесконечном пути поколений.
Николай Лукашевич с радостью вспомнил бывшего участника своего кружка – кстати, сохранившегося и после революции сначала при Наробразе, а потом при комсомоле, только в разбросанном по физическим и химическим кабинетам разных школ виде. Правда, предложить Анатолию работу смог лишь в качестве лаборанта: ведь высшего или хотя бы среднего профессионального педагогического образования у Александрова не было. Но формальность формальностью, а решением директора юный, девятнадцати лет, преподаватель стал вести уроки физики и химии в старших классах.
И тут же он открывает физико-химический кружок при своём физическом кабинете. То есть теперь Анатолий Александров сам оказался среди тех, кто пронёс искру, кто стал возрождать ту великую культуру дореволюционных школьных кружков.
Чтобы представить себе, что это было такое и как у него занимались, стоит вспомнить одну тогдашнюю историю. Сам Анатолий Петрович считал её забавной, однако же по ней очень хорошо видны уровень, атмосфера кружка в обычной средней трудовой школе.
Итак, однажды там зачитывался доклад по описанной Эрнестом Резерфордом модели атома. Той самой известной всем «планетарной» модели, которую впоследствии очень любили изображать на плакатах, прославляющих науку: мощный учёный держит на ладони шарик, вокруг которого клубятся овалы орбит электронов.
Доклад вызвал большой интерес среди участников кружка, и те, не откладывая дела в долгий ящик, решили написать письмо самому автору модели. Обратились, так сказать, к первоисточнику. И написали, что собираются – не более и не менее! – продолжать его исследования природы атома. А потому просят его поделиться копиями его последних работ и приглашают в почётные члены их кружка.
Письмо было подготовлено, переведено на немецкий (английского тогда в этой школе не изучали) и – отправлено в Англию.
И – Резерфорд ответил! Он прислал в советскую школу оттиски своих новейших работ по атому.
А что же забавного? Да то, что неведомый переводчик письма допустил ошибку. О ней поведал позднее Пётр Леонидович Капица, который как раз в то время работал в резерфордовской лаборатории и был там единственным русским:
«Как-то Резерфорд позвал меня к себе в кабинет, и я застал его читающим письмо и грохочущим своим открытым и заразительным смехом. Оказывается, письмо было от учеников какой-то украинской средней школы. Они сообщали Резерфорду, что организовали физический кружок и собираются продолжать его фундаментальные работы по изучению ядра атома, просят его стать почетным членом и прислать оттиски его научных трудов. При описании достижений Резерфорда и его открытий, сделанных в области ядерной физики, вместо физического термина они воспользовались физиологическим. Таким образом, структура атома в описании учеников получила свойства живого организма, что и вызвало смех Резерфорда». [121, с. 205–215]
Эту историю Пётр Капица привёл в своём выступлении на заседании в Лондонском Королевском обществе 17 мая 1966 года, и, понятно, некоторые углы он сгладил. На самом деле Резерфорд понял из письма, что, расщепив атом, он имел счастье найти в нём не ядро, а… яйцо. Причём не куриное, а… человеческое, мужское.
Чем руководствовался автор такого перевода, совершенно неясно. Можно представить, что слова «ядро» и «яйцо» можно как-то перепутать в русском языке. По созвучию и в состоянии серьёзного отравления спиртосодержащими напитками. Но как можно в немецком перепутать Kern и Hoden – загадка полная.
Так что смех Резерфорда, который владел немецким как языком тогдашней науки, был вполне понятен.
Но притом сей курьёзный случай показывает главное: руководитель кружка в ранге лаборанта уже умел по-настоящему зажечь своих учеников важнейшими и актуальнейшими для своего времени научными задачами. Разумеется, потому, что увлекался сам и многое при этом сам впервые узнавал. Вот этим счастьем обретения нового знания он заражал школьников.
П.Л. Капица в Кембридже. 1933 г.
Из открытых источников
А те его разве что на руках не носили. Тем более что общение и уроки за школьными стенами не заканчивались: учитель организовывал подопечным экскурсии. В том числе дальние, посещения заводов и институтов. Так что уже достаточно скоро Александров стал известным в Киеве учителем, на занятия к которому в его кабинет физики, оснащённый приборами, изготовленными в кружке, приходили целыми классами из других школ. Ещё бы: это действительно было интересно. Ведь здесь вместо традиционного для имперской школы лекционного метода Анатолий Петрович давал материал методом лабораторным, близким к модному тогда в США Дальтон-плану.