Впрочем, эти детали в данном случае не важны: любой моряк и сегодня подтвердит, что дело тут не в профессионализме или наоборот, а в той буквально физической боли, которую каждый флотский офицер испытывает при виде непорядка на корабле. Или, по крайней мере, должен испытывать.
Но важно другое: сочетание всех указанных факторов, от объективных до личных, и привело к тому, что только 31 декабря 1940 года состоялось решение Главного военного совета Народного комиссариата Военно-морского флота СССР об оборудовании кораблей флота «системой ЛФТИ». И даже после этого, в апреле 1941 года, сам главком ВМФ СССР адмирал Н.Г. Кузнецов высказывал сомнения по поводу срочности этой работы. Мол, и кабеля нужно много, а его не хватает, и корабли от службы отрываются…
Хорошо, что присутствовавший на том же совещании 1‐й секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), а по совместительству член Военного совета Ленинградского военного округа и член Главного военного совета ВМФ СССР Андрей Жданов резко оборвал подобные речи: «Так сейчас-то мы можем кабель получить от тех же немцев, а если мы сейчас, срочно, не оборудуем корабли этим вооружением, так будут огромные потери! Нужно немедленно, как можно быстрее оборудовать корабли этой системой!» [191, с. 57]
Как показала история, заказывать кабели у немцев оставалось не долее двух месяцев. Потом началась война, в которой германский флот загодя, ещё 18 июня, начал блокировать фарватеры на Балтике минными заграждениями, а германская авиация в ночь с 21 на 22 июня вывалила первые магнитные мины на рейдах Севастополя. На рассвете 22 июня немцы сбросили 16 донных мин вокруг Кронштадта – южнее маяка Толбухин и между островом Котлин и Ленинградом. И кроме нескольких опытовых кораблей, оборудованных «системой ЛФТИ» едва ли не в порядке исключения, советский военный флот к защите от этой угрозы оказался не готов…
Часть 3Эпоха войны
Глава 1Лучше поздно, чем никогда
С 22 июня 1941 года для группы Анатолия Петровича началось время уже не научного и организационного, а военного подвига.
И это – без всякого преувеличения объективно. Делать необходимую для своего подразделения, армии, Родины боевую работу под угрозой для жизни есть подвиг. В самом изначальном смысле этого понятия.
Уже очень скоро после начала войны почти все учёные института оказались, что называется, на боевых постах. Из трёхсот человек штата ЛФТИ в действующую армию в течение первого месяца войны добровольцами или по призыву ушли 130. Из них 12 человек погибли в сражениях.
Группа же Александрова в количестве примерно десяти человек моталась от Севастополя до Мурманска и от Ленинграда до Сталинграда, пытаясь за пять недель наладить то, что не успели – и не они не успели! – наладить за пять лет. Как на том же линкоре «Марат», где работы начались ещё в октябре 1938 года, но акт приёмки работ был подписан только 18 июня 1941 года…
В первый же день войны Анатолий Петрович направился в Кронштадт, где вместе со своей группой начал срочно размагничивать тральщики. На эти кораблики ложилась пока основная нагрузка по расчистке акватории, а потому они в первую очередь подлежали защите.
Тем временем начались первые потери на Балтике от действия контактных и неконтактных мин. На второй день войны в 16 милях севернее маяка Тахкуна, что на острове Хийумаа, на немецком минном заграждении «Апольда» подорвался сначала эсминец «Гневный», а чуть позже там же – лёгкий крейсер «Максим Горький». Оба остались без носовой части. Но если «Горький», наложив пластыри, дошёл до Таллина, а затем и до Кронштадта, а далее, не особо утратив боеспособность, до конца войны «работал» в качестве плавбатареи, защищая Ленинград, то «Гневный» пришлось затопить. Орудиями эсминца «Гордый».
Б.Е. Годзевич. Из семейного архива Годзевичей-Валиевых
На следующий день в районе острова Вормси при выводе каравана из «Горького» и двух уцелевших эсминцев подорвался на мине и погиб головной базовый тральщик (БТЩ) Т-208 «Шкив». Как позже выяснилось, немцы успели выставить на фарватере новое минное заграждение – и как раз из магнитных мин. «Шкив» не размагничивался и противоминной обмотки не получил.
Похожая история произошла и в Севастополе. Вечером первого дня войны в Севастопольской бухте на сброшенной утром немцами той самой донной неконтактной мине LMB подорвался буксир СП-12. Погибло 26 человек. За первую неделю войны подорвались эсминец «Быстрый» (явно тоже на донной мине – глубина 14–16 метров) и три вспомогательных корабля.
Тут руководство флота начало, как говорится, о чём-то догадываться. Был издан – только 27 июня – приказ о создании Балтийской и Черноморской бригад Научно-технического комитета (НТК) РККФ и ЛФТИ. Общее командование над ними было поручено Борису Годзевичу – члену НТК, с сентября 1938 года активно сотрудничавшему с группой разработчиков магнитной защиты кораблей под руководством Александрова. Последнего назначили заместителем Годзевича.
По системе Народного комиссариата судостроительной промышленности прошло указание на монтаж на судах и кораблях размагничивающих обмоток, всем флотам был отдан приказ создать бригады для той же цели. Заводы «Севкабель» и «Москабель» мобилизовали на изготовление необходимого количества кабеля. В разных военно-морских базах оборудовались станции размагничивания, устраивались специальные магнитные испытательные полигоны. Была налажена система обучения флотских специалистов методам измерения магнитных полей кораблей, расчётам ампер-витков обмоток системы защиты.
Словом, гром грянул – и за три месяца было сделано то, с чем тянули три года. Исходя из этих обстоятельств, группе Александрова нужно было очень торопиться с оборудованием оставшихся кораблей «системами ЛФТИ». Да, но вот только навёрстывать упущенное пришлось под огнём. Для Анатолия Александрова и сотрудников ЛФТИ – в прямом смысле.
Уже 28 июня временные размагничивающие обмотки были за ночь проложены и закреплены вдоль бортов второго крейсера из состава лёгких сил Балтийского флота – «Киров». И тот благополучно прошёл из Рижского залива в Финский через те самые немецкие минные поля, где до того подорвался неразмагниченный «Максим Горький».
А вот самого Анатолия Петровича начальник и учитель Абрам Фёдорович Иоффе на день выдернул из войны. Несмотря на всю неожиданность и, что называется, форс-мажор первых дней немецкого нападения, он не забыл потребовать от своего любимца вырваться в Ленинград на защиту докторской диссертации. Отговорки нехваткой времени не помогли – Иоффе действовал через командующего флотом вице-адмирала В.Ф. Трибуца. Так и сказал: война – надолго, защититься всегда будет некогда, потому надо сделать это прямо сейчас.
В общем, это был приказ, и 27 июня 1941 года кандидат наук Анатолий Александров защищает свою докторскую диссертацию «Релаксация в полимерах». Тема – построение обобщающей качественной физической картины общих механических свойств высокомолекулярных веществ, которая давала бы «возможность не только понимать поведение полимеров, но позволяла бы направлять производственные процессы, усовершенствовать технологию и изменять свойства веществ в нужную сторону». [194]
Уже наутро следующего дня новоиспечённый доктор наук выехал обратно в Таллин. И там застал типичную ситуацию 1941 года. На оставленного за старшего Вадима Регеля наскакивал какой-то флотский комиссар в компании с особистами из НКГБ. Наскоки были идиотские: дескать, здесь враги народа не размагничивают, а намагничивают корабль! Доказательством этого служила… картинка из школьного учебника с рисунком магнитной стрелки над проводом с током. Причём нарисовано было неправильно: стрелка смотрела в противоположную сторону.
А тут к тому же и фамилия немецкая, и отчество подозрительное – Робертович. Ну да, ведь германские диверсанты перед заброской в русский тыл непременно собственные фамилии в документах указывают. Чтобы, если что, не ошиблись доблестные ребята с синими петлицами…
Глупо, но не смешно по тем временам. С началом войны появилась масса деятелей, лучше всех знавших, как воевать, как защищать Родину, как охранять порядок в тылу от немецких диверсантов и вредителей. Немало народу было расстреляно в первые месяцы войны подобными знатоками по подобным подозрениям. И когда на «знатоках» красовались фуражки с синими околышами, на шутки уже никого не тянуло.
Пришлось долго доказывать и показывать, что магнитный момент корабля на деле уменьшался, а не увеличивался. От Регеля отстали, но и извинений никто не услышал…
Сам же Александров в конце июня из Таллина вместе с вырванным из лап чересчур бдительного, но малограмотного чекиста Вадимом Регелем на линкоре «Октябрьская революция» возвращается в Кронштадт. На линкоре тоже успели поставить противомагнитную «времянку», так что переход прошёл благополучно, но в Кронштадте пережили бомбёжку.
И тут же – новая командировка:
«В это время начались потери в нашем Черноморском флоте от магнитных мин. Туда была отправлена группа от НИМТИ и с ними наши сотрудники – П.Г. Степанов, Ю.С. Лазуркин, А.Р. Регель. В то время сформировалась программа работ ЛФТИ на военное время – И.В. Курчатов и большая часть его сотрудников перешли к нам. Все работы по физике атомного ядра, хотя в одной из программ была указана работа по созданию атомного оружия, были полностью прерваны. Вскоре я с Курчатовым (после эвакуации ЛФТИ в Казань, куда выехали и наши семьи) были направлены на Черное море, B.Р. Регель, М.М. Бредов были направлены на Северный флот, там к ним присоединился Г.Я. Щепкин. Немного позже в Ленинграде П.П. Кобеко. бывший директором остатков Физтеха в Ленинграде, прикомандировал к работам по размагничиванию В.М. Тучкевича, Докукина и В.А. Иоффе. Начальством над ними был офицер М.В. Щадеев из НИМТИ. Они независимо от И.В. Климова разработали свой вариант безобмоточного размагничивания. Кроме того, дополнительно к работам по размагничиванию В.А. Иоффе производила испытания электромагнитных тралов, они удачно подрывали магнитные мины». [191, с. 58]