Профессор Тейлор подсчитал, что разрушительное действие 10 кг урана-235 будет соответствовать 1600 т тринитротолуола. Вся сложность производства урановых бомб заключается в трудности отделения активной части урана-235 от других изотопов, изготовлении оболочки бомбы и получении необходимой скорости перемещения масс.
По данным концерна «Империал Кемикал Индастрисс» (ICI), для отделения изотопов урана-235 потребуется 1900 аппаратов системы доктора Френсис Симон стоимостью 3,3 млн фунтов стерлингов, а стоимость всего предприятия выразится суммой в 4,5–5,0 млн фунтов стерлингов.
При производстве таким заводом 36 бомб в год стоимость одной бомбы будет равна 236 тыс. фунтов стерлингов по сравнению со стоимостью 326 000 фунтов стерлингов 1500 т тринитротолуола.
Изучение материалов по разработке проблемы урана для военных целей в Англии приводит к следующим выводам.
Верховное военное командование Англии считает принципиально решенным вопрос практического использования атомной энергии урана-235 для военных целей.
Урановый комитет английского верховного командования разработал предварительную теоретическую часть для проектирования и постройки завода для изготовления урановых бомб.
Усилия и возможности наиболее крупных ученых научно-исследовательских организаций и крупных фирм Англии объединены и направлены на разработку проблемы получения урана-235, которая особо засекречена.
Английский военный кабинет занимается вопросом принципиального решения об организации производства урановых бомб.
Исходя из важности и актуальности проблем практического применения ядерной энергии для военных целей СССР, было бы целесообразно:
• проработать вопрос о создании научно-совещательного органа при Государственном Комитете Обороны СССР из авторитетных лиц для координирования, изучения и направления работ всех ученых, научно-исследовательских организаций, занимающихся вопросами ядерной энергии;
• обеспечить секретное ознакомление с материалами НКВД по урану видных специалистов с целью дачи оценки и соответствующего их использования.
Народный комиссар внутренних дел Л. Берия». [433, с. 50–52]
При этом видно, что Берия – вот он, первый брусок в фундаменте его будущей должности поразительно эффективного куратора всего Атомного проекта! – уже берёт на себя ответственность за практические рекомендации. Явно подготовленные 4‐м спецотделом, они, как видим, не слишком решительные, но, главное, сводятся к необходимости создания специального научно-консультативного органа при ГКО с целью направления и координирования исследований по атомной тематике.
Так что когда в апреле 1942 года Георгий Флёров обратился – или якобы обратился – уже к самому к Сталину с увещеванием: «Единственное, что делает урановые проекты фантастическими, – это слишком большая перспективность в случае удачного решения задачи… В военной технике произойдет самая настоящая революция… Если в отдельных областях ядерной физики нам удалось подняться до уровня иностранных ученых и кое-где даже их опередить, то сейчас мы совершаем большую ошибку, добровольно сдавая завоеванные позиции», – он ломился уже в открытую дверь.
И, главное, обстановка в войне была уже другая.
Во-первых, была одержана победа в битве под Москвой. Вернее, её можно назвать без преувеличения победой в собственно всей войне: блицкриг провалился, СССР удержался, немцев начали бить. И полдчас очень больно. И при всех дальнейших пертурбациях, как мы знаем из истории, конфликт переходил в длительную фазу, где у Германии не было уже никаких шансов победить. Ни военных, ни экономических, ни демографических. Речь шла только о длительности сопротивления и количестве будущих жертв, но ведущей военной силе в лице России, ведущей морской силе в лице Великобритании и ведущей экономической силе в лице США Германия проигрывала безоговорочно и безальтернативно.
Во-вторых, сказать, что к апрелю 1942 года в советском политическом и военном руководстве царила уверенность в своих силах – значит не сказать ничего. Там царила эйфория. Раз уж выстояли такой страшный 1941 год, то теперь считавшихся по умолчанию не менее обескровленными немцев погоним железной метлой! И готовили убийственные для врага наступательные операции по всему фронту от Ленинграда до Крыма.
В-третьих, всё мощнее становился выпуск военной продукции пережившей эвакуацию промышленностью. В Наркомфине приспособили наконец к потребностям военного времени денежную систему страны. Денег не стало больше, но стало можно выделять резервы для маневрирования ими.
Уверившиеся, что русские выстоят, союзники начали обещанные ещё в 1941 году поставки, в том числе и крайне необходимых материалов.
Наконец, в апреле 1942 года к Л.П. Берии и от него к С.В. Кафтанову попадает тетрадь с записями убитого немецкого офицера, в которой содержались формулы, данные, цифры и графики по урановой тематике. А также список материалов, необходимых для создания атомной бомбы и вычисления мощности высвобождаемой при взрыве критической массы урана энергии.
До сих пор неясно, что делала такая тетрадь на фронте. Что вообще на Восточном фронте забыл офицер, посвящённый в тайны ядерной физики. Согласно пояснению самого Кафтанова, записную книжку убитого ими немецкого офицера передали через знаменитого нашего диверсанта И.Г. Старинова некие украинские партизаны, а убитый немец, должно быть, прибыл на занятую немцами территорию специально для поисков урана. По другим данным, полковнику Старинову передали книжку в штабе 56‐й армии, а найдена она были на южном берегу Таганрогской бухты Азовского моря.
Это неважно. Важно, что к апрелю 1942 года в сознании советского руководства как раз и накопилась своя «критическая масса» информации по проблеме атомного оружия. Так что и без письма Флёрова к Сталину отработка первых решений по атомному проекту уже шла. И вождь был вполне в курсе дела.
И несмотря на то что очень авторитетный в те годы специалист по атомному ядру, руководитель исследований по проблеме «Изучение деления урана» А.И. Лейпунский как раз в ответе Кафтанову по поводу записок убитого немецкого офицера тоже высказал мнение, что «в течение ближайших 15–20 лет проблема использования атомной энергии вряд ли будет решена и что в разгар войны тратить на это средства нецелесообразно», весь полученный набор информации всерьёз беспокоил руководство страны. Осенью 1942 года уже Государственный Комитет Обороны спускает Кафтанову соответствующий запрос.
И не только ГКО и не только ему. Военные начинают запрашивать учёных на эту тему ещё весною 1942 года.
Машина завертелась. Кафтанов в ответе ГКО подготовил предложения о необходимости создания научного центра для разработки ядерного оружия. Письмо было подписано также А.Ф. Иоффе, соответствующая записка которого легла в основу документа.
ГКО в свою очередь отправил эту бумагу на заключение в разные ведомства. И надо сказать, что не все из них одобрительно отозвались на предложение в такое трудное время развернуть работы по атомному проекту.
На основании всех этих писем, записок, экспертных отзывов и заключений Сергей Кафтанов подготовил доклад, который и представил на заседании ГКО в сентябре 1942 года. Впоследствии он так изложил те события:
«Докладывая вопрос на ГКО, я отстаивал наше предложение. Я говорил: конечно, риск есть. Мы рискуем десятком или даже сотней миллионов рублей… Если мы не пойдём на этот риск, мы рискуем гораздо большим: мы можем оказаться безоружными перед лицом врага, овладевшего атомным оружием. Сталин походил, походил и сказал: «Надо делать». [259]
А.И. Лейпунский.
Портал «История Росатома».
http: //www.biblioatom.ru
Письмо 2-го Управления ГРУ Генштаба в АН СССР с просьбой сообщить о возможности использования ядерной энергии в военных целях.
7 мая 1942 г. Архив РАН
Проект первого распоряжения ГКО Молотов передаёт Сталину 27 сентября 1942 года. Вот что в нём говорилось:
«Вношу на Ваше утверждение проект распоряжения Государственного комитета обороны «Об организации работ по урану», внесенный Академией наук СССР (т. Иоффе) и Комитетом по делам высшей школы при Совнаркоме СССР (т. Кафтановым).
В проекте распоряжения предусматривается возобновление работ по исследованию использования атомной энергии путем расщепления ядра урана.
Академия наук, которой эта работа поручается, обязана к 1 апреля 1943 г. представить в Государственный комитет обороны доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива.
Второй проект тт. Иоффе и Кафтанова (о добыче урана) требует дальнейшей проверки и будет внесен на утверждение ГКО особо». [260, с. 14]
Уже на следующий день И.В. Сталин подписал постановление ГКО № 2352сс «Об организации работ по урану». Кураторство урановой проблемы от ГКО было выведено на высший после самого Сталина уровень: оно было возложено на заместителя председателя ГКО В.М. Молотова. Конкретное руководство отдали заместителю председателя СНК М.Г. Первухину.
В этом решении было также прописано создание Специальной лаборатории атомного ядра.
Михаил Георгиевич Первухин, молодой руководитель, 1904 года рождения, то есть тоже поколения Курчатова – Александрова, за дело взялся энергично. Он первым делом обращается к И.В. Курчатову, А.И. Алиханову и И.К. Кикоину с поручением подготовить для него и для В.М. Молотова памятную записку о том, как они представляют себе организацию исследований по ядерной физике. Включая разделение изотопов и создание ядерных реакторов.
По изучении подготовленного учёными доклада всех троих пригласили уже в Кремль, к Молотову. Параллельно из эвакуации в Москву вызываются А.Ф. Иоффе, В.И. Вернадский, В.Г. Хлопин, П.Л. Капица. Всем вместе поручается, уже от имени Академии наук, подготовка проектов первых постановлений по возобновлению Уранового проекта.
Одновременно – в том числе и на основании всех этих встреч, совещаний и обменов мнениями – принимаются окончательные кадровые решения.