В таких домиках начинался Атомный проект.
Пыжёвский переулок в Москве, начало 1960-х годов.
На заднем фоне здание Минсредмаша, построенное в 1958 году.
Из открытых источников
Анатолиус, естественно, помнил. Как помнил и то, что многие тогда скептически отнеслись к эффективности такого метода. А Арцимович даже категорически заявил, что электромагнитный метод разделения изотопов в установке типа масс-спектрометра будет куда эффективнее.
Арцимович вообще был склонен к категорическим высказываниям…
Но Курчатов решение принял. А он был из тех людей, организаторов божьей милостью, которые умеют убедить и заставить работать на свою цель практически любого. Даже тех, кто ненавидит друг друга, и тех, кто не любит лично Игоря.
Как вон тот же Алиханов, с которым отношения у Курчатова были сильно… сильно усложнённые это были отношения. Уж больно ревниво этот армянин конкуренцию научную воспринимал, ещё когда они бок о бок работали в одной области – по искусственной радиоактивности. И при сооружении циклотрона в Радиевом институте.
Да и с Александровым тот поступил непорядочно. Сам же попросился в группу по размагничиванию, а когда его командировали на Чёрное море, то доехал только до Москвы. Где без каких-либо рефлексий и устроился в Институт физпроблем к Капице. Угадал: и в ополчение его не забрали, и из Ленинграда приличным образом выскользнул аккурат перед блокадой. Так что этот «армянин не рукавица – с белой ручки не стряхнёшь и за пояс не заткнёшь». Каковую фразу Александров Курчатову и сказал.
Л.А. Арцимович. Архив НИЦ «Курчатовский институт»
И что же? Курчатов рассмеялся: «Ну, там посмотрим». А потом, уже из Москвы, в ответ на вопрос, как там рукавица, ответил: «Заткнул за пояс».
Но теперь в своём престарелом, как всё это здание, кабинете Борода не стал ни на чём настаивать. Лишь спросил, не готов был бы коллега Анатолиус заняться – в своей, в своей лаборатории! – разделением изотопов. Прежде всего – термодиффузией в жидкой фазе, которую он хорошо представляет и с его экспериментаторским даром без труда получит нужные результаты.
Проблема состояла, однако, в том, что нужных результатов – прав Арцимович – может и не быть. Сложная получается конструкция, а главное, судя по зарубежным публикациям, пока они не пропали, термодиффузия вряд ли позволит получить тот или иной изотоп в чистом виде. Максимум – пригодится только для обогащения смеси каких-то изотопов в несколько раз.
А Курчатова, как выяснилось, и такой вариант устраивал. Весьма вероятно, что как раз и понадобится небольшое обогащение, но зато больших количеств вещества.
Ему ведь ещё почему подходило хоть даже частичное обогащение урана? А потому, Анатоль, объяснял Игорь, что мы сейчас ответов на многие вопросы не знаем. Но и экспериментировать – некогда, а часто и невозможно. Мы на ходу должны осваивать технологии. А это – не просто технологии. Это – целые производства, заводы! Сколько нам Ершова металлического урана сделает? Несколько килограммов? А нужны тонны, десятки тонн! И милая Зинаида, наладив начало, пойдёт с этим опытом уже большой завод строить! Но нет, нет в стране урана! Нет в нужных количествах! Чёрт знает где, в каких-то горных ущельях Казахстана, руду кайлом добывают и на осликах вывозят. А там в тонне руды десятые доли грамма нужного вещества, понимаешь?
Курчатов редко переходил на «ты» в рабочей обстановке – только когда волновался сильно.
Графит нужен чистейший! И снова: не вопрос сделать – килограмм. Пусть тонну. А нужны – сотни тонн! Тяжёлая вода – опять заводы. Обогащение урана – производства с нуля нужно создавать! А мы даже не знаем, какой путь эффективнее. А мэтры давят – Вернадский, Капица, Хлопин… И никто ни думать, ни выбирать не даёт – надо всё и сразу! И сам понимаешь, с какого уровня команды спускаются. Потому, дорогой мой друг Анатоль, очень нужны вы мне пусть даже с частичным решением проблемы. Уж мы-то знаем оба, что надёжную экспериментальную установку, годную для передачи в промышленность, вы точно сделаете. Очень нужны вы, Анатолиус…
Против этого разумных возражений не было. Пообещал, что будет готовиться к этой работе. Единственно, что на довольно слабой казанской базе её развернуть толком не получится и надо будет рассчитывать на время после возвращения ЛФТИ в Ленинград.
На том и поладили. Не стал пока Игорь настаивать. Но лично проводил Анатолия до выхода, указав «лётчикам без пропеллеров» внести Александрова в списки всегда пропускаемых в это здание.
Напомнил ещё, что не отметили важное событие – избрание одного академиком, а другого членом-корреспондентом Академии наук СССР. Особенно важное тем, что Курчатов получил это звание только со второго захода – ревнивые «вернадовцы» 27 сентября в пику прямому указанию ЦК выбрали в академики не руководителя Атомного проекта, а «своего» Абрама Алиханова.
Впрочем, там и Капица очень яро за Алиханова выступал. Наскакивал на Иоффе как на академика-секретаря отделения, требуя от того письменного подтверждения предложения ЦК об избрании в академики Курчатова. Издевался, конечно: никаких письменных распоряжений на эту тему Инстанция, понятно, давать не собиралась. И Абраму Фёдоровичу уже самому приходилось юлить – не мог же он сказать, чем на самом деле занимается секретный Игорь Васильевич Курчатов и почему не для ЦК, а для дела нужно, чтобы проектом масштаба атомного руководил человек в ранге не меньше академика.
Из протокола Общего собрания АН СССР —
о выборах по ОФМН АН СССР. 29 сентября 1943 г. Архив РАН
И правительству пришлось вводить на следующий день дополнительную вакансию по «специальному разделу физики», забрав ту вакансию у химиков…
Но всё же Игорь стал академиком, а Анатолий – членом-корреспондентом. Договорились вечером отметить это дело. А пока время до вечера оставалось, Александров решил пройтись по Москве, всё ещё раз обдумать. Не в гостиницу же ехать.
Всё же поразительно вот эти замоскворецкие переулки были похожи на казанские! Такие же домики – пузатые и в то же время жалкие, пожилые какие-то. Запутанные-перепутанные дворики с самыми изумительными по неожиданности проходами и выходами. Кривые улочки с выступающими коленями домов, словно пытающихся подставить тебе ножку. Неистребимый дух русского купеческого заповедника столетней давности. Храмы похожие – как вот этот, Всех Скорбящих Радости, на общем двух- и трёхэтажном фоне выделяется нужным ориентиром. И названия… хм, родственные: Большая и Малая Ордынка, Толмачёвский, Казачий, Татарский, Якиманка.
Впрочем, элементы современности сюда тоже врезаны – первая автоматическая телефонная станция, громада Дома писателей. Или вот Гиредмет, Институт редких металлов, мимо ужасных металлических ворот которого Александров как раз проходил. А тут ведь радий добывают! В самом сердце столицы! И теперь ещё и уран: только что Борода помянул, что Зинаиду Ершову, руководительницу института и хлопинскую любимицу, сразу обязали снабжать Лабораторию № 2 металлическим ураном. И ей, мол, тоже дорожка одна – под руку Курчатова идти.
А ему, Александрову, что предстоит? Ещё бы! – необходимо было не просто начать что-то совсем новое, но начать с того, что уже делал Гарольд Юри, пока публикации о его работе не оборвались. Сиречь – заняться термодиффузионным разделением изотопов. Сам же говорил, что читал все работы этого американца? Вот и вперёд.
Тем более что Вождь, по словам Игоря, не говорит: «Сделайте лучше». Он говорит: «Сделайте сперва так же. А дальше посмотрим». А слова Иосифа Виссарионовича – не пыль на ветру…
Но для «вперёд» было пока рано. Александров читал по этой теме не только Юри, но и Коэна, и вообще всю доступную литературу, включая то, что показал ему Курчатов из своих разрешённых источников. Но на поверку оказывалось, что принципы и без того были понятны, а вот конкретных технологий не описывалось. Именно конкретных – с химией, физикой и размерами.
Теоретически-то всё понятно: весь принцип в различии в скоростях движения молекул. При разнице температур в более нагретые области быстрее переходят более лёгкие молекулы. Создать и надёжно поддерживать градиенты значит надёжно обеспечить коэффициент разделения.
Вот только теоретическая простота на деле оборачивается сложнейшими техническими требованиями к тому, как должны быть сделаны и как должны работать разделительные колонки. И тут, не мог с долей удовольствия не признать Анатолий Петрович, Курчатов обратился точно по адресу: придумать что-то относительно простое на модели, а затем отработать до стадии промышленного образца лучше всего мог именно Александров.
Так и шагал Анатолий Александров по замоскворецким переулкам под медленно закрывающим глаза декабрьским днём. И себя было немного жалко. Вроде бы удалось на первое время отбояриться от вступления в эту потенциально опасную для него команду Курчатова. Но новый членкор академии чувствовал, всем мозгом, всем существом ощущал, что в его жизни начинается новый и очень беспокойный период…
К первым экспериментам приступили ещё в Казани. Или, точнее, к первым прикидкам и придумкам. Потому что на самом деле пока над этой темой можно было только думать: и настроения чемоданные, и, главное, развернуть экспериментальные площадки фактически негде. Да и просто не было в Казани гексахлорида урана, с которым нужно было оперировать для получения разделения изотопов. Приходилось работать на модельных веществах, а это, почитай, была только подготовка к настоящей работе. На что-то большее в эвакуации замахиваться было сложно, а всерьёз разворачиваться и не стоило: возвращение в родные стены с оставленными там настоящими мастерскими ждали со дня на день.
Но идею, в принципе, продумали: на градиент температур накладывается ещё конвекционная циркуляция, что должно автоматически приводить к перемещению одной фракции вверх, а другой вниз. Получается многоступенчатое разделение в одной колонке. Вот эту технологию и опробовали в Казани. Чтобы не терять времени даром.