Ну, в управление так в управление. Анахоретом Анатолий никак не числился – ещё из Казани его вызывали на разговор с Кафтановым, не по атомным делам. Позднее тоже не раз приходилось с курирующими науку государственными структурами взаимодействовать.
Борис Львович Ванников, низенький и полный генерал-полковник инженерно-технической службы, отвечавший за техническую часть проекта и бывший в этом качестве левой рукою самого Берии (правой у того был его заместитель как члена Государственного комитета обороны Василий Махнёв), внимательно выслушал отчёт о ходе их работы. Порасспрашивал, перемежая вопросы шутками и частенько весьма остроумными комментариями про технические подробности того, что они создавали. Поинтересовался почему-то ведением специальной документации. Посетовал, что только глазами может моргать в разговорах об атоме, ибо как инженер не в состоянии постичь то, чего не может потрогать, а понять, что объясняют учёные, не может в силу недоступности их лексикона. Рассказал несколько анекдотов. И… отпустил обоих домой.
Курчатов же в ответ на полный недоумения рассказ об этом визите только похихикал мелконько, как злой герой детской сказки – как раз «Кащея Бессмертного» с мая 45‐го по кинотеатрам гоняли. Но как-либо конкретно эту загадочную встречу комментировать отказался.
Впрочем, в глубине сознания Анатолий прекрасно понимал: Борода послал их на смотрины. И пусть своими действительно, надо признать, остроумными шутками и комментариями Ванников снял первоначальное напряжение, естественное для людей, которых отрывают от их дела и направляют в очень и очень ответственную неизвестность, после визита к нему следовало ожидать каких-то изменений в судьбе…
Однако некоторое время ничего не происходило. Работали как работали, установка приобретала всё более технологичные черты. Получался уже первый каскад колонок. Причём колонок оригинальных (хотя, с другой стороны, всё тогда было оригинальное в этой области) – двойной конус один в другом.
И вот тогда Анатолий Петрович впервые увидел и осознал, что такое – работать на атомный проект Курчатова.
Когда технологически термодиффузионное разделение было обеспечено, возникла естественная необходимость сделать уже рабочую установку. Основой её был двойной конус, один в другом, и перемещение их друг относительно друга позволяло свободно регулировать параметры диффузии. Попытка заказать заготовки медных труб на заводе «Красный выборжец» закончилась вежливым посылом просителя под традиционное: «Планы, фонды, сроки» – и: «У нас свои задачи имеются».
Да и то сказать – от завода и осталось-то немного: основное производство было эвакуировано на Урал. В общем, вынесли Анатолия с завода едва ли не тычками.
На следующий день, однако, ситуация сменилась разительно. Александрова встретили как дорогого гостя. И крайне предупредительно обсуждали детали заказа, обещая выполнить его в кратчайшие сроки.
Ларчик просто открывался: после соответствующего доклада Анатолия директору Абрам Фёдорович Иоффе обратился к уполномоченному Совмина при ЛФТИ генералу Полякову. Куда тот звонил и что говорил, осталось тайной Валентина Петровича, но с тех пор любого отказа Александрову на любом заводе хватало ровно на одну ночь.
Б.Л. Ванников, начальник ПГУ при СНК СССР.
Из открытых источников
Была ещё встреча с Бородой. На ней тот обвил своего драгоценного «Анатолиуса» ещё одним щупальцем.
Игорь рассказал тогда о своей встрече со Сталиным вечером 25 января 1946 года. Продлилась она час, присутствовали при ней только Молотов и Берия. И вот среди прочего вождь отметил, что, мол, наши учёные очень скромные люди и «иногда не замечают, что живут плохо».
По ходу развития этой темы Курчатов поведал: Сталин действительно всерьёз намеревается помочь учёным в материально-бытовом отношении. Будут премии за большие дела. Машины, дачи, квартиры подразумеваются тоже.
О наградах и речи нет – это само собою, это отношение они оба, Курчатов и Александров, уже почувствовали на себе в прежних работах по размагничиванию кораблей. Главные ордена страны на грудь, главная премия страны в карман – ну приятно же? Особенно той голодной весною 42‐го года…
Н-да, ухмыльнулся тогда Анатолий, всё прямо по той байке, что уже ползает по их кругу: мол, Героя в случае успеха дадут тому, кому грозил расстрел в случае неудачи, за грозивший «четвертак» – орден Ленина, за «десятку» – «трудовик» и далее по нисходящей.
Но Игорь только развёл руками: таковы условия игры.
Которая и не игра вовсе…
А уж насколько не игра, Анатолий понял в другой беседе с Курчатовым. Которая была уже совсем откровенной – видимо, после «смотрин» у Ванникова соответствующие инстанции приняли решение о полном допуске Александрова Анатолия Петровича к высшей на тот момент государственной тайне. После того как в соответствующем документе из соответствующей организации было засвидетельствовано: «Наведённые справки показали, что на Александрова А.П. заслуживающих внимания компрометирующих материалов нет».
Борода тогда всё вывалил гуртом.
Что нужно для того, чтобы сделать свою атомную бомбу и тем избавить себя от угрозы, что однажды американцы запустят свои самолёты на советские города? Считаем только основное, говорил осунувшийся, посеревший от громадных забот Курчатов.
Нужен реактор. Это – графит. О тяжеловодным реакторе, над которым колдует Алиханов, пока не говорим – там свои проблемы, той же тяжёлой воды надо произвести много, очень много, а результат, причём быстрый, как требует руководство страны, – результат вовсе не очевиден.
Значит, графит. Графит надо получить. Ладно, не такая сложная задача, есть соответствующее министерство, обеспечивает. Но – графит надо ещё очистить. Очень хорошо очистить. Для чего нужны соответствующие производства, заводы. Их нет для производства графита необходимой чистоты. Есть такой очень надёжный и работоспособный человек, Славский, замнаркома цветной металлургии. Так вот, этот реально надёжный дядька – уже поставлен вопрос о его переводе в ПГУ – так и не смог обеспечить производство графита нужной чистоты. А без этого не будет и нужного поглощения нейтронов.
Далее. Реактор работает на уране. Первое – добыча. Которой фактически нет. Потому что проблема стоит всё та же: серьёзных месторождений в СССР не имеется или они неизвестны. Работающих – всего четыре, и всего на 471 тонну окиси урана. Из них про Адрасман и Уйгурсай и говорить нечего – по 5 тонн всего, Майли-су оценивается в 49 тонн и лишь Табашар позволяет на что-то рассчитывать с его 412 тоннами.
Значит, геологи должны пошуршать по стране.
Они и шуршат, выявили пока с десяток месторождений, но те ещё фактически не разведаны. И за границей не купить – американцы с англичанами ещё в 1941 году образовали некий Объединённый трест развития, который наложил руку на все мировые запасы урана и не даёт России приобретать его вообще. Хорошо, что после войны в нашей зоне оккупации оказались германские и чешские Рудные горы. У немцев вообще захватили какое-то количество уже добытого, что они для себя готовили, у чехов на шахте копаем. Но всё равно пока из этих и из своих месторождений получаем 70 тонн окиси урана. А нам только для первого реактора нужно минимум 45 тонн этого материала в металлическом, кусковом виде!
Но добыча – это только начало. Дальше уран надо обогатить, очистить, получить в металлическом виде. А это опять проблема. Получили в своё распоряжение умного немца, который во время войны отвечал за очистку урана в компании «Ауэр» и работал на секретном заводе в Ораниенбурге севернее Берлина. Николаус Риль. Он же Николай Васильевич.
Кстати, родился в Санкт-Петербурге в 1901 году в семье главного инженера завода «Сименс и Гальске», и жил в России до 1919 года. Отчего свободно говорит по-русски. Между прочим, сам, добровольно, вместе с несколькими своими инженерами принял предложение поехать в СССР и поработать по специальности там. И правильно сделал, вообще говоря: в американо-британской зоне оккупации немецких физиков-атомщиков на первых порах всех пересажали и потом перевезли в Англию, где и продержали более года в тюремном заключении без права переписки.
Из письма СНК и ЦК КП(б) Киргизии
В.М. Молотову «Об улучшении постановки геологоразведочных и научно-исследовательских работ по радиоактивным элементам и редким металлам в Киргизской ССР». Не позднее
9 декабря 1940 г. Архив РАН
Техническое задание на создание атомной бомбы.
Из открытых источников
Всё ему дали, дали завод боеприпасов в Электростали, вывезли туда всё оборудование и станки с немецкой же урановой обогатительной фабрики.
Где результат? Нет пока результата. В Электростали завод готов лишь частично. Итог: есть один килограмм металлического урана, что получила Зинаида Ершова в Гиредмете, а даже эксперименты, необходимые для создания реактора, ставить не на чем…
Далее. Уран надо ещё разделить. С самым распространённым в природе изотопом 235U тоже идёт работа, чтобы и на нём получить реакцию. Но для бомбы точно нужен 238‐й уран. Значит, требуются заводы по разделению. И наиболее эффективным представляется – вы правы, Анатоль – не ваш термодиффузионный метод, а центрифуговый. И таких центрифуг нужны тысячи. Для чего нужно построить заводы, изготавливающие центрифуги. Которые должны вращаться долго и безостановочно. Для чего нужно построить заводы, производящие необходимые детали для центрифуг. И заводы, дающие надёжные конструкционные материалы для этих деталей.
И нужны заводы для изготовления необходимой приборно-аппаратной базы.
И нужны стройматериалы и заводы для изготовления стройматериалов.
И люди. Нужны люди. Очень много людей.
И очень много людей надо кормить.
И…
И самое главное: нужно получать на всё это распоряжения. На выделение необходимых фондов и материалов, на отдачу соответствующих приказов, на поставку и транспортировку. В ПГУ, конечно, сидят мощные люди, которые выбьют и вышибут то, что нужно. Но им нужно поставить задачу. А кто знает, что нужно? Верно, Курчатов. Вот Курчатов и тратит кучу времени не на непосредственную научную работу, а на составление многочисленных записок на имя многочисленных руководителей…