лишь хищно линзами пенсне сверкнул: «А ты что, доволен был?»
И сняли претензии к человеку…
Тут, конечно, надо признать, атмосферу весьма накаляет главный режимщик на комбинате – генерал-лейтенант МВД Ткаченко. Классический такой энкавэдэшник времён Ежова – всегда нервно сующий нос повсюду в поисках заговоров и врагов, шельмующий и вербующий, ничем не брезгующий ради того, чтобы показать свою полезность в докладах Берии. Притом что себя он называл личным его представителем (а иногда, особенно когда своей любимой «зубровки» переберёт, – и самого Сталина) и подмял под себя все режимные органы, прокуратуру и также уполномоченного от МГБ. Крови попортил всем, кому можно. Шпиономания не просто процветает – она колосится! Чего стоит только его запрет на демонстрации в дни революционных праздников – дескать, по их численности можно определить количество работников комбината. И что? Ну, определили бы, а дальше-то что?
Он ещё и свои собственные расследования проводил, требовал докладов от сменного персонала о действиях каждого, об отклонениях и неполадках в работе оборудования, не говоря уже об авариях. В общем, не первый отдел, а НКВД Ежова в местном масштабе. С посадками, как же без них. А сколько грязи он вылил на Музрукова и Славского, обвиняя их в сокрытии аварий и даже в семейственности – их-то, и без того трудно переносящих друг друга!
Л.П. Берия в период руководства Атомным проектом.
Из открытых источников
Да и те, конечно, тоже красавчики. Понятно, что очень трудно отыскать позывы к дружбе у двух амбициозных и при этом реально заслуженных и умелых руководителей, один из которых стал начальником другого, перед тем снятого с того же поста. Да и по характеры оба – полная противоположность друг другу. Один – выдержанный, суховатый, весь из себя формализированный и педантичный, пунктуальный даже не по времени – по жизни. Другой – с характером взрывным, не признающий перед собою преград, не умеющий себя сдерживать, точнее, часто не желающий этого делать, искусный матерщинник, азартный и умеющий выпить по принципу: «Водка есть?» – «Поллитра» – «Ну, это не водка…» [303, с. 12]
Понятно и то, что Берия несправедливо снял Ефима Славского с поста директора. В то время на его месте, без укомплектованного штата и без отлаженного не им – смежниками – снабжения и, главное, с огромными задержками поступления проектной документации, никто не смог бы выдержать те назначенные сроки. Уж кто-кто, а Берия, под чьим руководством Славский в 1941 году идеально эвакуировал свой Днепровский алюминиевый завод, должен был это понимать. Но что поделать, капризен бывает Лаврентий Павлович. А тут ещё Славский ему не под настроение попал. Так и Ефим капризен бывает, по-барски этак, без повода.
Только в любом случае не стоило бы выносить свои сложные взаимоотношения на люди. Тем более что именно Музруков настоял на возвращении Славского на Базу-10 в качестве главного инженера. Да, не красило Ефима демонстративное пренебрежение к мнению директора. Хорошо, что Музруков, внутренне от того бесясь и страдая, внешне всё равно держался ровно. И решения свои продавливал.
Сам Александров тоже не Дедушка Мороз, конечно же. Жизнь такая. Время суровое, приходится быть и жёстким, и колючим. Ответственное время, ответственная жизнь, добреньких не терпит. На добреньких руду возят. Или они её… На тачках. Как не справившиеся с порученным делом. Однако и волками жить – не дело. Неинтересно жить в стае товарищей…
А может, эта в нём мизантропия от скуки развивается? Вернее, нет, не от скуки – дел-то каждый день много, язык иногда на плечо вываливается. Из-за однообразия скорее. Основное ведь решено здесь. Реакторы строятся, производство отлажено, прежние великие проблемы ныне стали просто проходными рабочими задачами. Если вовсе не исчезли, задавленные более совершенными решениями. Быт, короче. То самое копание у себя под ногами.
А за горизонтом – ещё края неизведанные…
Глава 6Водородная бомба
Жизнь была интересной, но беспокойной. Или правильнее было бы – и беспокойной?
Не то чтобы Анатолий был против постоянных поездок по объектам, по заводам и комбинатам, тем более что на каждом из них всегда приходилось встречаться с чем-нибудь интересным, но всё же это была постоянная жизнь то на колёсах, то в толпе…
Да и то сказать – сколько же людей и организаций втянуто в проект! Два главных конструктора – НИИХиммаш Доллежаля и КБ Африкантова, причём второй делает вдвое больше реакторов, чем первый. С десяток только головных институтов и управлений – НИИ-9 Бочвара, который, грубо говоря, заводами «В» занимается, получение конечного чистого плутония обеспечивает, «Проектстальконструкция» Мельникова – металлоконструкции котлов и ускорителей, ЦКТИ – котлотурбинный институт в Ленинграде, тоже детище дорогого Иоффе, кстати, на базе теплотехнического отдела ЛФТИ, и прочая, и прочая, и прочая. И всё переплетено, перемножено, дополнено заводами, обеспечивающими и транспортными структурами. И над всем этим – плотная туча Тайны. В которой соседним отделам одного института не должно быть видно, чем занимается другой.
А в чём задача научного руководителя? Да во всём. Рождать идеи, воплощать их в расчёты, те – в чертежи, чертежи – в модели и так далее? Если бы только. А ещё – смотреть чертежи конструкторов, думать и проверять, ибо и твоя подпись будет на них стоять. С конструкторами и материаловедами думать о конструкционных материалах. Смотреть за строительством на местах и думать со строителями, ибо никогда ни одно строительство не проходит без претензий к проектировщикам. Смотреть за наладкой и думать с наладчиками, ибо нет таких строителей, которые где-нибудь не напортачат. Смотреть за эксплуатацией котлов и думать с эксплуатационниками, ибо на этом этапе всегда всплывают огрехи конструкторов, проектировщиков, материаловедов, строителей и наладчиков. И эксплуатационников – тоже. Потому как все нештатные ситуации с работающими реакторами происходят у них, так сказать, на руках.
А.П. Бочвар. 1940-е гг.
Архив РАН
То есть смотреть и думать, думать и смотреть. Но главное – добиться того, чтобы все эти этапы, организации и люди работали вместе, взаимодействуя и дополняя друг друга. Синергию их усилий обеспечить – вот задача.
Конечно, столь же гениально решать её, как то делает Курчатов, вряд ли получится – то просто недостижимо, – да и всё Первое управление подменять не требуется. Но в области именно мыслительного, интеллектуального, изобретательского, если угодно, взаимодействия именно научный руководитель и есть собственное ПГУ…
Вот и приходилось мотаться по стране, смотря и вдумываясь в то, как ставятся реакторы на службу стране и её обороне.
А иногда и разрываться. Как в истории с изготовлением водородной бомбы. Когда Анатолию Петровичу нужно было делить себя между своим Институтом физических проблем, где велись работы по выделению трития, НИИХиммашем Доллежаля, где конструировался реактор АИ, на котором можно было этот тритий получать в промышленных количествах, и Базой-10, где одновременно велась подготовка к расширению завода «А» на ещё один реактор. А затем надзирать за строительством и налаживанием работы нового реактора.
По водородной бомбе всё настолько серьёзно пряталось, что засекречивание работ по атомной бомбе представлялось если не играми пионеров, то в лучшем случае дипломной работой студента в сравнении с докторской диссертацией.
Источник ионов времён начала Атомного проекта. Экспозиция в НИЦ «Курчатовский институт».
Фото автора
Изначально тему поднял в своём письме к Курчатову Я.И. Френкель:
«Представляется интересным использовать высокие – миллиардные – температуры, развивающиеся при взрыве атомной бомбы, для проведения синтетических реакций (напр. образование гелия из водорода), которые являются источником энергии звезд и которые могли бы еще более повысить энергию, освобождаемую при взрыве основного вещества (уран, висмут, свинец).
22. IX 45 г.
Чл. – корр. АН Я. Френкель». [311, с. 9]
Затем протрепались англичане:
«Сообщение зарубежной печати о возможности создания бомб мегатонного класса.
19 октября 1945 г.
«Таймс», 19.10.45.
Бомбы в 100 раз сильнее
Профессор Олифант, выступая в Бирмингеме 18.10, заявил, что атомные бомбы, применявшиеся против Японии, сейчас уже устарели. Сейчас могут производиться бомбы в 100 раз более сильные, т. е. равные 2 миллионам тонн взрывчатых веществ. Профессор считает, что можно создать бомбу в 1000 раз сильнее, взрыв которой отравит площадь в 2000 квадратных миль.
Профессор также сообщил, что еще в 1942 году ученые могли управлять распадом урана и получать электроэнергию до 1 миллиона киловатт». [311, с. 10]
Наконец, приспела разведка:
«Из информационного материала № 257
Снятие копий и размножение воспрещается
22 октября 1945 г.
Сов. секретно
(Особая папка)
Раздел 46
№ 257
Дата 1945 г.
Об атомной бомбе
3. Ведутся работы по созданию сверхбомбы, мощность которой может быть доведена до 1 миллиона тонн ТНТ.
Принцип сверхбомбы заключается в том, чтобы, применяя небольшое количество урана-235 или же плутония-239 в качестве первоисточника, вызывать цепную ядерную реакцию в каком-нибудь веществе, менее дефицитном.
«22» октября 1945 года
Верно: Земсков». [311, с. 11]
Но в техническом совете Спецкомитета при Совнаркоме СССР не было полной ясности с тем, что понималось под «менее дефицитным» веществом. Всё, что у них покамест есть, – это сообщение разведки:
«К вопросу об атомной бомбе
Разное
1. Сверхбомба
Применяя бомбы с «25» или «49» качестве вспомогательного средства, рассчитывают вызвать ядерную реакцию в легких ядрах. Может быть, этот план и возможен, но он требует еще очень большой разработки и не представляет непосредственного интереса.