Верно: Кольченко
«22» октября 1945 года». [311, с. 10]
Под цифрами 25 и 49 здесь зашифрован уран-235 и плутоний-239. Какое вещество должно дать «лёгкие» ядра, столь же туманно, как и понятие «менее дефицитного» вещества. Надо, полагать, все, разумеется, помнили об изотопе водорода дейтерии с одним протоном и одним нейтроном – куда уж легче, но и назвать тяжёлую воду «менее дефицитным» веществом, когда под её добычу надо отдельный реакторный класс изобретать и производить, – это, признаем, тоже перебор.
В общем, затруднение. А ведь в том заседании участвовали члены Технического совета Ванников Б.Л., Завенягин А.П., Капица П.Л., Кикоин И.К., Курчатов И.В., Махнёв В.А., Харитон Ю.Б. Потому совет лишь велит сам себе «ознакомиться» и «продумать»:
«1. Поручить тт. Курчатову И.В. и Харитону Ю.Б. детально ознакомиться с материалами доклада и использовать их в своей работе.
…
Постановление о разработке РДС-6. Архив НИЦ «Курчатовский институт»
4. Поручить тт. Курчатову И.В… Алиханову А.И., Харитону Ю.Б. продумать вопрос об организации работ по конструированию заводской продукции с применением менее дефицитных материалов по принципу, высказанному в п.3 доклада т. Терлецкого «О типах первых испытанных экземпляров заводской продукции», и свои соображения представить Техническому совету». [311, с. 12]
Но удивляться тут не приходится: сам Нильс Бор в беседе с «посланным товарищем», кандидатом физико-математических наук и сотрудником отдела «С» НКВД СССР Яковом Петровичем Терлецким определённо объявил: «По существу же, я думаю, что эти сообщения не имеют под собой достаточной почвы. Что значит сверхбомба? Это или бомба большего веса, чем уже изобретенная, или бомба, изготовленная из какого-то нового вещества. Что же, первое возможно, но бессмысленно, так как, повторяю, разрушающая сила бомбы и так велика, а второе – я думаю, что нереально». [311, с. 14]
Тем не менее работа шла – ни товарищ Берия, ни выпестованные им люди никогда не выпускали из зубов полученную информацию. Поэтому дальше медленно, но верно начали складываться контуры следующего Атомного проекта – точнее, уже Термоядерного: масса людей была споро и решительно перенацелена на создание водородной бомбы. В документах ПГУ её называли «сверхбомбой».
И на заседании Спецкомитета 17 декабря 1945 года первый доклад «об использовании внутриатомной энергии лёгких элементов» для создания отечественного, более мощного, чем атомное, термоядерного оружия представил Институт химической физики. Сделал он это устами руководителя своего теоретического отдела Якова Зельдовича. На основании этого доклада было приказано вести в ИХФ дальнейшие расчётно-теоретические и «поставить экспериментальные работы по изучению возможности использования ядерной энергии лёгких элементов и, в первую очередь, по изучению условий для осуществления реакции в лёгких элементах, используя явление детонации при инициировании продуктом Z».
«Продукт Z» – это плутоний, взрыв которого должен инициировать реакцию синтеза лёгких элементов с выделением большого количества энергии. Таким образом, теоретическая концепция советской термоядерной бомбы сложилась уже тогда – к 97‐му заседанию НТС 3 ноября 1947 года. В то время как американцы пошли по пути соединения дейтерия и трития. Тупиковому, хотя, надо признать, практически и реализуемому.
Вот только для этой практической реализации им пришлось изготовить взрывное устройство размером с трёхэтажных дом и что-то около 80 тонн веса. То есть, чтобы напугать русских, надо было этот заряд загрузить на авианосец и доставить на нём к Москве.
Правда, потом американцы осознали абсурдность такого способа ведения войны с русскими и двинулись по дорожке, которая странным образом повторяла советский путь к водородной бомбе.
Макет первой отечественной термоядерной бомбы РДС-6с. Музей РФЯЦ-ВНИИЭФ (Арзамас-16). Фото автора
Вопрос о «крысе» в советском руководстве, слившей этот секрет, уже, видимо, навсегда останется открытым, но среди атомщиков нет-нет да и звучит фраза: «Американцы поделились с нами атомной бомбой, а Россия с ними – водородной».
На самом деле это не совсем справедливо: к 1948 году американцы тоже вышли на идею «атомной сверхбомбы» с детонатором пушечного типа, каковой немедленно, хоть и против своего желания поделились с советскими коллегами. И все же впервые оказались в роли догоняющих.
Однако и в России путь предстоял ещё дальний. А пока на основе доклада Зельдовича целому ряду атомных «генералов» поручено было разработать «план теоретических и экспериментальных работ, необходимых для дальнейшего изучения и решения вопроса об использовании энергии лёгких элементов». Авторитетной компании, в которой был представлен поистине «звёздный» состав – Н.Н. Семёнов, И.В. Курчатов, А.И. Алиханов, А.И. Лейпунский, Ю.Б. Харитон, И.К. Кикоин, – было предоставлено право привлекать по необходимости учёных из приведённого в том же постановлении списка. А том числе и Александрова А.П.
Работа по-настоящему закипела. Усилиями Зельдовича, Дьякова, Компанейца, Ландау и других теоретиков к 1948 году было уже понятно, чего следует добиваться и как должна выглядеть термоядерная реакция.
Письмо Терлецкого Сталину по поводу Нильса Бора. Из открытых источников
А кроме всего этого, был ещё такой Олег Лаврентьев. Который в чине и должности сержанта на срочной службе где-то на Сахалине сам дошёл до идеи термоядерной бомбы. Причём не просто высказал – но обосновал и как мог рассчитал. Близко к тому, что получалось у штатных теоретиков.
Лаврентьев, пользуясь только теми учебниками, что оказались в солдатской библиотеке, самостоятельно вышел на мысль о дейтериде лития-6 как веществе, способном сдетонировать при атомном взрыве, многократно его усиливая. Сам же нашёл, как химически связать дейтерий и литий-6 в стабильное твёрдое вещество. По сути, этот сержант, бывший фронтовой разведчик, самостоятельно «сочинил» термоядерную бомбу! Причём даже лучше той, над которой работали американцы и схему которой – с жидким дейтерием – передал русской разведке Клаус Фукс.
А.П. Александров в ИАЭ с И.К. Кикоиным, А.И. Микояном и Н.А. Черноплёковым. Из семейного архива П.А. Александрова
И что же?
Лаврентьев написал письмо самому И.В. Сталину.
Реакция была быстрой и деловой: парня проверили, поручили пунктуально описать, что он придумал.
А придумал он в итоге ствольную конструкцию с урановым детонатором из двух подкритических полушарий, выстреливающих друг к другу, и дейтеридом лития-6 в качестве основного взрывчатого вещества. А вдобавок придумал устройство для получения управляемого термоядерного синтеза, которому посвятил вторую часть своей работы.
В судьбе Лаврентьева приняли участие в самом ЦК, включая самого Берию, самого Махнёва; с его работой ознакомился Тамм, его познакомили с Сахаровым.
Олег Лаврентьев на срочной службе в армии. Из открытых источников
И все были за! За то, чтобы использовать несомненно гениального парня – только что, правда, поступившего в МГУ, – в Большом проекте. Берия указал: «Кстати сказать, мы не должны забыть студента МГУ Лаврентьева, записка и предложения которого, по заявлению Сахарова, являлись толчком для разработки магнитного реактора». [312]
Берии ответили, что студент 1‐го курса физфака МГУ Лаврентьев О.А. был вызван в ПГУ, где тот «рассказал о своих предложениях и своих пожеланиях». Ему выделили комнату в доме ПГУ, дали повышенную стипендию, освободили от платы за обучение. Его допустили в ЛИПАН.
И… всё. Каким-то образом после нескольких бесед с участием первого заместителя Курчатова И.Н. Головина, академиков И.Е. Тамма и М.А. Леонтовича интерес к способному студенту был тщательно притушен. Возможно, основную роль в этом сыграла несовместимость идеи Лаврентьева об электромагнитной ловушке для плазмы при управляемом термоядерном синтезе и уже начатыми в 1950 году исследованиями Головина по стабилизации так называемых пинчей, где происходит сжатие электропроводящей нити магнитными силами.
Первый зам Атомного Генерала и студент. Исход противостояния можно не моделировать. Достаточно сказать, что через Головина Лаврентьев к Курчатову так и не попал…
Но при этом больше не поднимался и вопрос о его привлечении к созданию водородной бомбы. Почему-то…
После окончания Лаврентьевым (уже лишённым допуска в ЛИПАН и вынужденным писать дипломную работу без научного руководителя) МГУ глава работ по управляемому термоядерному синтезу в ЛИПАНе Л.А. Арцимович рекомендовал его куда подальше – в Харьковский физико-технический институт. Куда тот и уехал и где в 1958 году сделал всё же свою электромагнитную ловушку для плазмы. Но это уже ничего не меняло – курчатовский институт мощно шёл по пути разработки головинских «Токамаков».
А Лаврентьев, по сути, так ничего существенного больше и не добился…
Анатолий Александров находился до времени вне рамок этой работы. Оно и понятно: в 1945 году он был ещё обычным завлабом, что-то там клепавшим, чтобы добиться результатов в термодиффузионном разделении изотопов урана. А вот когда он пришёл на руководство Институтом физпроблем – и достойно показал себя на это месте, – то обрёл вес в глазах руководства.
И всё же его вовлечение в Термоядерный проект началось с «наезда» лично на него главного теоретика ИФП Льва Ландау.
Тот прямо на заседании Научно-технического совета ПГУ в феврале 1947 года обвинил своего нового начальника в «недопустимом затягивании» организации второго расчётного бюро в ИФП, так как первое «чрезвычайно перегружено».
Поскольку Ландау уже был назначен ещё не главным, но уже ведущим теоретиком в обсчётах ядерных реакций лёгких элементов, Александрову попеняли довольно неласково. Так что пришлось Анатолию Петровичу изворачиваться и клясться, что организация вычислительно бюро уже заканчивается. И действительно – уже скоро при теоретическом отделе ИФП завели «цветник» из 30 д