евушек-вычислительниц, вооружённых немецкими электрическими арифмометрами. Руководил «оранжереей» видный математик Наум Мейман.
Обижаться было некогда, надо было срочно верстать вместе с Ландау план расчётно-теоретических исследований с нарочито туманно сформулированной темой «по ядерной физике». В июне 1947 года план был представлен на рассмотрение НТС ПГУ.
Что касается Анатолия Петровича, то в качестве члена Научно-технического совета ПГУ с января 1948 года он мог не только более детально следить за теоретическими изысками того же Льва Ландау в собственном институте, но и подбирать на базе теории практические механизмы для получения и необходимых веществ, и необходимых конструкций. Как и добиваться их синтеза в виде реактора для получения дейтерия и трития. Ведь поначалу Ландау тоже доказывал, что если поджечь дейтериево-тритиевую смесь, то можно получить термоядерный взрыв.
И.Е. Тамм. Архив РАН
Именно в теории так оно и есть: один лишний нейтрон дейтерия и два трития рождают мощную волну нейтронов, если заставить эти изотопы воды ими поделиться. И те же расчёты теоретиков доказывали, что именно тритий будет энергетически наиболее эффективным взрывчатым веществе для Сверхбомбы.
Теоретически это было очевидно: тритий при взаимодействии с ядром дейтерия даёт атом гелия-4 и один нейтрон, который возвращается в число реагирующих частиц. Да, и при этом выделяет энергия в количестве 4,8 МэВ.
Уже в этих исследованиях стала обнаруживаться выгода второй теоретической модели – получения волны нейтронов из лития. Технологичнее и эффективнее. Опять же теория давала такую картину: нейтрон, попадая в ядро Li6, вызывает реакцию, в которой образуется Не4 плюс атом трития плюс те же 4,8 МэВ.
Получается, что если литий – а точнее, его соль Li2SO4 – облучить в реакторе, должен появиться тритий. Который всё равно нужен для получения Сверхбомбы.
Вот и «нарезали» Институту физических проблем тему по тритию.
Ведущую роль в поисках решений поручили Александру Шальникову, а Анатолий Александров взял на себя уже производственные аспекты: «Мне тоже, как человеку, который занимался котлами, пришлось разрабатывать технологию получения трития уже в котле». [1, с. 160]
Возились долго, получали разные смеси – пригодилась ими же разработанная технология ректификации жидкого водорода. Получили.
Далее путь лежал уже к полноценному реактору. Тем более что с середины 1949 года все решения по интенсификации работ для физического создания водородной бомбы были приняты. После выхода 28 февраля 1950 года постановления СМ СССР № 828–304 «Об организации производства трития» и решения правительства от 18 августа 1950 года о строительстве реактора «АИ» («А Изотопный») на «александровском» к тому времени 817‐м комбинате начали строить заводскую установку для выделения трития в чистом виде.
Проект реактора разработал НИИХиммаш, проект строительства – ленинградский ВНИПИЭТ. Реактор «АИ» должен был стать первым отечественным реактором на обогащённом уране: в качестве топлива на нём должен был использоваться уран-235 с 2 % обогащением. Такое топливо позволяло получить избыток нейтронов для образования трития.
Этого вещества для одной термоядерной бомбы – а её в процессе уже поименовали РДС-6 – необходимо было около 1,2 килограмма трития. Поэтому реактор проектировался в расчёте на годовое производство не менее полутора килограммов этого вещества.
Начатое в августе 1950 года строительство реакторного комплекса шло с трудностями. Планируемые сроки ввода объекта срывались. Александров по поручению Курчатова должен был проанализировать причины этого. Среди них выяснились и научные, и, традиционно, организационные. Итоги анализа подавались Курчатову, а вместе с ним затем решали названные проблемы с Завенягиным.
В конце концов, строительство было закончено 20 октября 1951 года. В ноябре реактор вышел на критичность, а 14 февраля 1952 года и на проектную мощность.
Параллельно с работой по обеспечению конструкции отечественной Сверхбомбы Александров вёл и другие «реакторные» направления.
Скажем, в Томске-7 и Красноярске-25 предполагается строить уже реакторы двойного назначения, то есть не только для производства плутония, но и для получения энергии. А это уже другое совсем поколение. Здесь вода уже не просто в роли охладителя выступает, но и теплоносителя. А что это означает для конструкции? Надо думать над контуром, по которому она будет бегать и приводить в действие турбины. То есть не она уже как таковая, а в виде пара. А контур желательно сделать замкнутым, чтобы вообще не выводить радиоактивную воду в окружающую среду. Значит, её охлаждать надо. Ещё контур нужен? А кто определил, что только воду в роли теплоносителя использовать можно?
Роскошные, новые задачи! Захватывающие! Но ещё интереснее их не только теоретически продумать и просчитать, но и обосновать инженерно. А то придумает Доллежаль какую-нибудь штуковину, а ты решай потом за ним, как это будет работать в комплексе и перспективе. Нет уж, мы и сами с усами. У нас вон целый институт работает, и в нём, по-хорошему если, желательно добиться синергии теории и инженерии. А значит, все учёные должны обладать инженерным мышлением и наоборот.
Конечно, таких, как Ландау, не то что не переделаешь – Дау как раз и сам эксперимент во главу угла ставит, – но у него всё же голова теоретика. А вот молодых, что приходят из институтов, требуется сразу приучать поверять свои трепетные идеи грубыми руками. И наоборот.
Таким образом, Анатолий Петрович был верен своему принципу – не участвовать напрямую в конструировании бомбы. Но краем уха, несмотря на буквально километровый слой секретности, покрывающий работу в КБ-11 в Сарове, слышал про сложности и страсти, которые там кипели. Понятно: после того как столь щедрым образом отблагодарили создателей атомной бомбы, множеству людей хотелось видеть свои фамилии в самом верху списка награждённых за бомбу водородную. Бессребреничество, конечно, свойственно учёным, но отнюдь не всем, не всегда и вообще – ничтожному меньшинству. Поэтому за приоритеты шла тихая, но упрямая борьба.
Тем более что знаменитая идея со «слойкой» из чередующихся слоёв лёгкого дейтерия и тяжёлого урана-238 вообще-то и не совсем сахаровская, а именно на него, по словам одного из важнейших участников тех работ, Виталия Гинзбурга, записанная. Более того, эта конструкция была творческим развитием идей того же О. Лаврентьева, а также В. Адамского и Ю. Романова. Да и в итоге отказались от неё всё равно – как раз в пользу предложенного им варианта с использованием дейтерида лития вместо дейтериевой жидкости.
А.П. Завенягин.
Из открытых источников
К борьбе за приоритеты добавлялась политика. Как сказал впоследствии автору этих строк острый на язык Виталий Лазаревич Гинзбург, Андрюша Сахаров был, безусловно, талантливый юноша. Но в группу разработчиков Бомбы его включили не столько из-за уговоров Игоря Тамма, а по той причине, что в сплошной еврейский коллектив нужно было посадить хоть одного русского парня. Про борьбу с космополитизмом слыхали?
Кстати, слыхали. И даже боролись. Как раз в конце сороковых – начале пятидесятых годов директору Института физпроблем А.П. Александрову стали поступать со стороны партийных органов настоятельные рекомендации расстаться с научными сотрудниками – евреями. Команда явно исходила из Инстанции, и беспартийному руководителю сопротивляться в данном случае было достаточно опасно.
Александров и не сопротивлялся. Он просто обратился прямо к Берии. И рассказал ему, что не может уволить хороших сотрудников, руководствуясь только их национальностью. Поведал, что его отец, мировой судья в царское время, внушал ему: пренебрежительное отношение к инородцам есть позорная черта великодержавного шовинизма. И как человек, чтущий память отца, не позволит себе пренебрегать принципами. Так что он, как директор, никого увольнять за национальность не будет, а если к его сотрудникам есть конкретные претензии по делу, то их можно уволить и без его согласия.
А.Д. Сахаров.
Портал «История Росатома».
http: //www.biblioatom.ru
Берия, отвечавший за дело, а не за исполнение очередной политической кампании, заверил Анатолия Петровича, что ни к нему, ни к его сотрудникам нет никаких претензий по делу, на чём вопрос и был закрыт. И больше никогда к АП с национальным вопросом не приставали.
В.Л. Гинзбург.
Архив РАН
Ю.А. Романов.
Архив РАН
Ну а в истории с призванием Сахарова Виталий Лазаревич, конечно, был несколько пристрастен. Кстати, не в первый раз. Тезис о том, что А.Д. Сахарова специально раскручивали как витрину «русской» науки, «учитывая, кто были другие…», и что «им нужен был герой-русский» в условиях, когда «евреев хватало» [457], он высказывал не единожды. Но, во-первых, многие знавшие его отмечали, что В.Л. Гинзбург по жизни был хулиганист – в хорошем смысле, но всё же… А во-вторых, был в группе «термоядерных» теоретиков и другой русский парень – Юрий Романов, тоже ученик Тамма, который тоже думал о «слойке».
Да и Тамм, если уж копаться в национальной теме, – немецкого происхождения по отцу и русского по матери.
В-третьих, сам Гинзбург приводил в одном из интервью и такую версию: «Сахаров попал в группу из-за «квартирного вопроса»: у него была маленькая дочка, жилось ему тяжело, не было своей квартиры, и директор нашего института Сергей Иванович Вавилов попросил Тамма включить Сахарова в группу, чтобы помочь ему с жильем». [458].
Ну и, наконец, хоть и действительно гинзбурговская конструкция обладает рядом ценных преимуществ – дейтерид лития твёрдое вещество, из него образуется тритий, вступающий в термоядерную реакцию с дейтерием, то есть дающий больше энергии, – но, по гамбургскому счёту, всё же первая, самая нужная Сверхбомба взорвалась на сахаровской схеме. Во всяком случае, на той, которая была на Сахарова «записана».