А ради мощности установили три африкантовских реактора ОК-150. Вместе они представляли собою атомную паропроизводящую установку, от которой требовались повышенная, не менее одного процента в секунду, манёвренность по мощности, живучесть и надёжность, гарантирующие, что корабль не застрянет во льдах беспомощным куском железа. При этом самым важным было именно последнее: надёжная работа именно в ледовых условиях. То есть, когда корабль не просто идёт по ровной воде, а проламывает льды, ударяет их, сам испытывает толчки, сжимающие и растягивающие нагрузки. И нужно было найти такое решение, чтобы энергетическая установка была защищена от этих самых толчков и ударов, чтобы столкновения не приводили к дефектам в атомной установке.
Реакторы работают на получение перегретого пара в парогенераторах, который направляется к главным турбогенераторам. А их комплекты – три в носовой части и два в кормовой – образуют уже целые электростанции ледокольные. И от тех электроэнергия подаётся на гребные электродвигатели, кои вращают три четырёхлопастных винта. Мощность среднего электродвигателя составляет 19 600 л. с, а бортовых – по 9800 л.с. И никогда до сих пор не применялось электродвижение в таком огромном масштабе, как на ледоколе «Ленин».
Всего мощность на валу достигает 44 000 л.с. Благодаря этому судно рассчитано на преодоление льдов толщиною не менее 2 метров на скорости 2 узла и движение со скоростью 18 узлов на чистой воде.
Хорошая машина, есть чем гордиться! Пусть и не они, атомщики, сам корабль этот строили, но без них его и вовсе не было бы.
Зачем такой нужен, понимание среди специалистов было достаточно ясным. Север! Кладовая страны уже сегодня, и кто знает, что там ещё найдётся из земных сокровищ. В одном только Норильске добывается 90 % платиноидов, 35 % никеля, 30 % кобальта, 12 % меди от общесоюзного производства этих металлов. Две трети цветных металлов в стране поставляет Норильский комбинат!
А дорогу железную, что при Сталине с великими трудами и жертвами затеяли довести от Воркуты до Норильска, тогда построить не смогли. Тонула она в болотах и поддающейся под нею вечной мерзлоте. При Хрущёве её и вовсе забросили. И морской путь остаётся единственным. Не считая речного енисейского до Красноярска. Так ведь и Транссиб, куда дальше переваливается груз, не резиновый. А на одном судне столько же добра вывезти можно, сколько на десяти грузовых составах не уместишь.
Значит, вывозить тот же молибденовый концентрат остаётся в основном через порт Дудинка. А его мало того что каждую весну смывает ледоходом, и портовые краны на это время переносят на двадцатиметровую отметку выше ординара, до него ещё и дойти надо. По тому же опять Северному Ледовитому океану. По Карскому морю.
А ледовая обстановка каждый год разная. Да что там – год: её дольше чем на десять дней предсказать невозможно в принципе! А ещё глубины малые, и фарватер сложный, и навигация без ледоколов всего 130 дней.
Значит, что? Значит, без ледоколов не обойтись.
Однако всё же западная часть Северного морского пути может эксплуатироваться большую часть года. С ледоколами. Но дальше-то на восток лёд тяжёлый, многолетний. Припой на треть моря Лаптевых. И тоже, конечно, ледовая обстановка непредсказуема. Так что там на обычных ледоколах не каждую зиму и пройти можно.
А за этими льдами – целый Таймыр. За ним – целая неразведанная Северная Якутия. А за нею – целая Чукотка, где вообще крупнейшее в мире Иультинское полиметаллическое месторождение открыто. Горно-обогатительный комбинат в прошлом году заработал. Оттуда, правда, уже можно вывозить всё во Владивосток – только тоже ведь не круглый год. Без ледоколов.
Атомный ледокол «Ленин»
Богатство России Сибирью прирастать будет, говорил Ломоносов. Так не забыть тогда надобно, что половина Сибири – приполярная зона, к Северному Ледовитому океану склоняющаяся. Станем настоящими хозяевами на Севморпути – станем хозяевами и на океане этом. Вот тогда и богатствами Арктики страна прирастать начнёт!
Ну и военных не забыть, конечно. Плохо у нас север прикрыт, мало опорных пунктов – вон как немцы резвились тут в войну, аж до самого Диксона. Значит, завозить надо солдатиков, технику, вооружение – и удобнее это по морю делать. Да и флот, в случае чего, надо смочь быстро по Севморпути перебросить, чтобы плавание Рожественского не повторять, с Цусимою его…
Словом, нужен тут ледокол такой мощи, как «Ленин». Да и не один. Именно мощь, надёжность и практическая независимость от снабжения топливом атомных ледоколов позволяет рассчитывать на уверенную проводку судов вдоль всего Северного морского пути. С гарантией.
Что же, можно считать, что два главных дела в жизни сделаны – успешно обеспечено размагничивание кораблей и выведен в море атомный флот, надводный и подводный.
Но как же горько и больно при этом, что Игоря, с которым всё это вместе задумывали и начинали, нет рядом…
Глава 4Слишком много на одного
Игорь Васильевич Курчатов в отличном настроении вернулся 30 января 1960 года из Харькова, где знакомился со свежими наработками Украинского физико-технического института. Особенно тех, где использовались линейные ускорители протонов, а данные обрабатывались с помощью новейшей электронно-счётной машины Института атомной энергии АН СССР.
В такую форму была преобразована 10 ноября 1956 года Лаборатория измерительных приборов АН СССР. Дорос всё же академик И.В. Курчатов до руководства институтом…
А хорошее настроение объяснялось просто. В Харьковском физтехе ещё раз убедился: систему ядерных научных исследований в Советском Союзе можно считать уже окончательно сложившейся. Всё то предельное напряжение, многолетний аврал с бомбами, реакторами, нарабатыванием изотопов, строительством комбинатов, энергетическими установками для военных и прочая, и прочая, и прочая суета – всё это позади. Атомная промышленность именно как система сложилась в целом, и теперь можно заниматься наукой.
Чем харьковчане и порадовали, во главе с лучшим ещё по Таврическому университету другом и по совместительству шурином Кириллом Синельниковым. Уж очень хорошо продвинулись они в работах по инжекции плазмы в магнитной ловушке.
И опять их Лаборатория № 1 и его Лаборатория № 2 работают в унисон над проблемой термояда. Как в начале Атомного проекта душа в душу сотрудничали в разработке ТВЭЛов для первых ядерных реакторов и в реакторном материаловедении.
Е.П. Славский и А.П. Александров.
Из семейного архива П.А. Александрова
Так что есть о чём поговорить в ЦК, куда Игорь Васильевич в тот же день, 30 января, и направился. Доложил о результатах исследований по ядерной физике в Харькове и у себя, снова обратясь к необходимости развивать работы по термоядерному синтезу, позволив на этом сосредоточить основные усилия Института атомной энергии.
И пусть Ефим Славский, став министром среднего машиностроения, забрал ИАЭ из Академии наук (коей ЛИПАН, впрочем, по факту никогда и не подчинялся) в свою систему, сделав его научным центром отрасли, в самом институте организационная структура была выстроена в соответствии уже не с «оружейными», а с научными направлениями.
Назывались они, правда, забавно – для посвящённых. Сам Курчатов стал курировать отдел оптических приборов – что на самом деле означало направление реакторной техники. А реакторы – это уже технология. Но это ещё и очень много науки: и новые принципы, и новые направления, и новые материалы, и, наконец, всё новые применения. Тот же космос взять или, скажем, будущую базу на Луне…
Исаак Кикоин возглавил отдел приборов теплового контроля. На деле продолжил заниматься тем же, чем и раньше – диффузионным разделением изотопов. Отделы электроаппаратуры и звуковой аппаратуры вёл Лев Арцимович, проводя в них исследования по термоядерному синтезу. Впрочем, этой темой и Курчатов занимался очень плотно. В дела Кикоина он уже мог позволить себе особо не лезть, как и в детали дел Александрова, а вот термояд был ему жгуче интересен.
Работавший восемь лет первым заместителем Курчатова Игорь Николаевич Головин так воспроизводил тогдашние планы руководителя ИАЭ АН СССР в своей книге «И.В. Курчатов»: «Главная задача нашего института – получение атомной энергии. Реакторы для получения плутония мы научились делать. Здесь больше нет проблем. Теперь их пусть проектируют конструкторские бюро, а мы будем постепенно освобождаться от забот о них. Силовые реакторы и реакторы для электростанций идут у Анатолия Петровича, Савелия Фейнберга и других ребят успешно. Еще на много лет они займут важное место в нашем институте. По мере решения этих проблем мы будем передавать их конструкторам. У себя оставим лишь темы проблемные, передовые.
Физика деления, физика легких атомных ядер? Это нам для энергетики нового ничего не даст. Но пусть украшают наш институт и мыслители. Грошев, Спивак, Певзнер, мой брат Борис сделают ценный вклад в физику классического атомного ядра. Пусть этот раздел мирно развивается. Многозарядные ионы и трансураны мы отправили в Дубну. Это очень хорошо. Там Флёрову на международной арене работать легче.
И. К. Кикоин.
Архив Российской академии наук
Линейный ускоритель протонов? Ему не место в нашем институте. Хорошо, что продали его Алиханову! Циклотроны? Нечего их у нас проектировать! Это задача прошлого. Теперь без нас, физиков, их успешно строят инженеры. Высокие энергии, мезоны – это инородное тело в нашем институте. Это дело Дубны, которой мы дали дорогу в жизнь, и не зря ведь выделили ее из своего института. Но нужно быть человечным. Старик Исай заработал себе право тихо работать с мезонами. Кикоин? О! Как он работает! Больной, а любое дело решает блестяще! Ни у кого в институте так четко не поставлена работа, как у него. Его дела остаются важнейшими в институте. Будкер – блестящий Геде с новыми методами ускорения – едет в Новосибирск. Там ему будет хорошо. С реакторами РФТ, водо-водяными поработаем еще несколько лет.