Глава 2Бои местного исторического значения
Время, однако, шло. Даже и бежало. Кто из живших когда-либо на земле не отметил хоть раз это беспощадное обстоятельство? Наверняка даже буддистские монахи, отрываясь на минутку от наблюдения за тем, как растёт дерево, вздыхают по этому поводу. Вот и в Курчатовском институте время неумолимо застилало новыми делами и новыми проектами те заделы, что начаты были его основателем.
В 1962 году были созданы лаборатория радиационной стойкости и лаборатория по проблеме получения и исследования трансплутониевых элементов. В 1963‐м – горячая радиохимическая лаборатория, в 1964‐м – лаборатория аналоговых измерительных устройств, в 1965‐м – лаборатория математического эксперимента, лаборатория плазменных волн и лаборатория теоретической физики.
Много внимания по-прежнему отдавали плазме – с перспективой той же: выйти на управляемую термоядерную реакцию. Тут имеющий хорошие связи в Академии наук академик Миллионщиков приложил руку к тому, чтобы в состав ИАЭ была включена Магнитная лаборатория АН СССР в районе Красной Пахры. Однако при этом новый директор ИАЭ, твёрдо зная, что массированное строительство атомных электростанций в России неизбежно, нацелил соответствующие сектора как на изучение физики активных зон промышленных уран-графитовых и уран-водных реакторов, так и на создание, так сказать, «неклассических» реакторных установок. Например, с органическими теплоносителями и замедлителями. Для чего уже 10 февраля 1962 года при объекте ВВР-2 создали лабораторию органических реакторов.
Нельзя было забывать и про моряков с их ядерно-энергетическими установками. В Физико-энергетическом институте (то есть в бывшей Лаборатории «В», она же п/я 412), с 1960 года вошедшем в систему Госкомитета по использованию атомной энергии, образовали инженерную лабораторию с задачей совершенствования и повышения надёжности паропроизводительных судовых установок и оказания технической помощи Военно-морскому флоту. Это было развитие – больше, по сути, бюрократическое, но всё же – того стенда, на котором первые экипажи атомных подлодок осваивали управление ядерными реакторами.
На космическую же перспективу в 1962 году был начат проектированием и к августу 1964 года сооружён в ИАЭ объект «Р» – он же ядерный реактор-преобразователь «Ромашка», способный генерировать электроэнергию без участия каких-либо движущихся рабочих тел и механизмов. Когда он проработал в непрерывном режиме 15 тысяч часов, выработав за это время 6100 кВт/ч электроэнергии и опередив на 4,5 месяца американцев с их аналогичным по задачам реактором FS-3, то после реконструкции на его базе создали стенд для отработки реакторов атомных энергетических установок типа МАК. А это уже – вариант для пустыни: ядерно-энергетический опреснительный комплекс МАК (многоцелевой атомный комплекс) предназначен специально для одновременного производства электрической энергии, теплоснабжения и производства пресной воды из морской.
Последнее детище Курчатова, установка «Огра» в версиях «Огра II» и «Огра III», добилась стабилизации плазмы методом обратных связей. Уже в 1971 году на «Огре III» И.Н. Головин создал первую в мире термоядерную ловушку со сверхпроводящими катушками. Именно это стало впоследствии основной технологией в дальнейших попытках держать плазму.
Ещё одна подобная «вечная» (в 2010‐х годах русский Чепецкий механических завод изготавливал сверхпроводящие катушки для международного экспериментального термоядерного реактора ITER) технология была создана в том же 1971 году на «огринском» «Токамаке» ТО-1. Достигнутое здесь впервые равновесие с помощью обратных связей без толстого кожуха поддерживается так с тех пор во всех «Токамаках» мира.
Так что эти годы напрасно не прошли: хоть «Огра» в итоге и оказалась тупиковым вариантом в плане достижения главной цели – получения управляемого термоядерного синтеза, но ряд крайне полезных научных достижений на ней был сделан.
Установка по исследованию физики плазмы «Огра».
Портал «История Росатома». http: //www.biblioatom.ru
К тому же параллельно шли работы по развитию «Токамаков».
Правда, известные сложности в эту работу добавляли далеко не простые отношения между И.Н. Головиным и руководителем всех экспериментальных работ по управляемому термоядерному синтезу академиком Л.А. Арцимовичем. Остроты в них прибавляло то, что Арцимович был очень сильным теоретиком, сильнее Головина, что и давал время от времени понять с характерной для него рисовкою. Зато тот, человек прямой и искренний, истинный романтик, резал правду-матку в глаза своему начальнику Арцимовичу, причём ещё до того, как стал первым заместителем Курчатова.
Но с этим было ничего не поделать – оба слишком полезные учёные (хотя бывают ли полезные – слишком?). Да и физика такая работа, что в некоторых отношениях близка к армии: хоть ненавидь друг друга, хоть дерись, а всё равно жить придётся в одной казарме. А то и ночевать на соседних койках.
Ещё одно направление выросло из задумок Курчатова по применению ядерной энергии для космических целей и летательных аппаратов. Тут возникло разветвление – поиск способов прямого преобразования ядерной энергии в электричество и разработка высокотемпературных источников ядерной энергии. Так что наряду с «Ромашкой» и группою вокруг ней образовали в том же 1964 году Отдел высокотемпературных установок (ОВТУ) под руководством академика М.Д. Миллионщикова.
Е.П. Велихов. Фото 1980-х гг. Из открытых источников
Хорошее развитие получили в этом отделе работы, включая опытно-конструкторские, по прямому преобразованию и физике плазмы; под это в секторе № 62 создали отдельную лабораторию перспективных разработок во главе с молодым, тридцати лет всего, но очень перспективным доктором наук Евгением Велиховым.
В общем, плазма тоже вошла в число важнейших тем. Но «под неё», то есть под экспериментальные термоядерные установки расширяющейся номенклатуры, необходимы и новые материалы, способные «работать» в условиях мощных потоков быстрых нейтронов, сверхвысоких температур, глубокого вакуума, мощных магнитных полей и так далее. Эти материалы необходимо, однако, сначала «вычислить», понять, какими свойствами они должны обладать. И тогда очередным приказом директора ИАЭ учреждается новое научное подразделение – Отдел физики твёрдого тела под руководством Н.А. Черноплёкова. Позднее, уже в составе Российского научного центра «Курчатовский институт», этот отдел стал Институтом сверхпроводимости и физики твёрдого тела. Производящиеся ныне в России сверхпроводники – это их рук дело, сотрудников того отдела и этого института.
В начале 1970‐х годов с подачи и при участии А.П. Александрова в ИАЭ начинает разрабатываться совершенно новое направление – водородная энергетика. С 1974 года за подписями самого АП, а также Н.Н. Пономарёва-Степного, В.А. Легасова, А.Н. Проценко, В.А. Сидоренко и других начинают выходить в различных изданиях работы по «атомно-водородной энергетике», структуре атомной энергетики «с учётом производства энергии помимо электричества» и подобные, отражающие то, над чем работали в институте. Позднее это направление и возглавил Валерий Легасов.
Л.А. Арцимович, И.Е. Тамм, Нильс Бор и А.П. Александров в ИАЭ. 1961 г. Из семейного архива П.А. Александрова
Наконец, всё более необходимым инструментом научного поиска становилась в 60‐х годах электронно-вычислительная техника. Кто-кто, а Анатолий Петрович к перспективам этой тематики проникся почтением сразу, ещё когда бились над ускорением расчётов по реакторам в Институте физпроблем. И потом следил за тяжёлым, но всё же поступательным развитием вычислительной электроники в СССР. Которая трудно и муторно, но преодолевала идиотское сопротивление начётчиков от «единственно верного учения», объявивших кибернетику «реакционной механистической теорией, стремящейся отбросить современную научную мысль, основанную на материалистической диалектике, далеко вспять». [366]
Внимательно он отнёсся и к докладу академика Акселя Берга на президиуме Академии наук 10 апреля 1959 года. В нём Аксель Иванович, известный своими работами по созданию радиолокаторов в войну и перед войной, стоя за трибуной и поглядывая отчего-то в так и так занавешенное портьерой окно, по сути, развенчал идеологический подход к кибернетике.
В.А. Легасов, И.К. Кикоин и А.П. Александров. Начало 1980-x гг.
Из семейного архива П.А. Александрова
Люди всегда пользовались методами, которые ныне стало принято называть кибернетическими, когда им было необходимо управлять развитием какого-либо процесса, говорил он своим суховатым голосом. И таким образом, кибернетику можно назвать наукой о целеустремлённом управлении развивающимися процессами.
Ну, понятно, конечно, что кибернетика как наука гораздо шире, чем создание и использование электронно-счётных машин, так что к ней интерес Анатолия Петровича был, что называется, академическим (хотя и не бездельным). А вот к расчётам с использованием такого полезного инструмента, как ЭВМ, – самый что ни на есть утилитарный. И уже в конце 1960 года Институт атомной энергии получил в своё распоряжение первую в СССР большую машину этого рода М-20. То есть к 1960 году она уже не была самой производительной – у военных в 1958 году была построена самая мощная в мире ламповая ЭВМ М-100 на сто тысяч операций в секунду. Это, конечно, не двадцать тысяч на машине ИАЭ. Но то было у военных с их известной цепкостью рук, а во-вторых, существовала она в единственном экземпляре. А М-20 – серийная, выпускалась московским заводом САМ, так что было с кого спросить и кому обслужить.
А потом поставили вторую универсальную ЭВМ М-20 и организовали под это ещё один важный и крайне полезный в видах будущего Отдел электронно-вычислительных машин (ОЭВМ). Курировать его был назначен тот старый конь, который борозды не испортит, Александр Иванович Васин. Бывший помощник Первухина, ещё в 1943 году передававший первый графит Курчатову, а ныне заместитель директора ИАЭ.