И в 1955 году А.П. Александров по указанию И.В. Курчатова направил А.П. Завенягину письмо для представления правительству:
«Опыт годовой работы нашей экспериментальной атомной электростанции доказал, что задача получения электрической энергии из атомного горючего решена на практике. Атомная электростанция работает надежно, проста и удобна в эксплуатации. Степень автоматизации технологического процесса заметно выше, нежели на угольных паросиловых установках». [369, с. 32]
Естественно, Анатолий Петрович не мог ещё привести данные по экономической эффективности атомной электростанции – единственной тогда – по сравнению с угольной и тем более газовой. А относительно выработки там же оружейного плутония не имел права говорить вообще. Потому, чтобы отвести естественные на тот момент возражения, смог использовать только один аргумент: «Атомная энергетика находится в периоде зарождения. Поэтому неудивительно, что стоимость электроэнергии атомной электростанции пока что превышает стоимость электроэнергии на угольных электростанциях». [369, с. 14]
Тем не менее их совместного с Курчатовым авторитета хватало, чтобы и такая, прямо скажем, немноготонная аргументация побудила Минсредмаш устроить совещание руководителей министерства с ведущими учёными и конструкторами. Участвовал весь цвет: И.В. Курчатов, А.П. Александров, А.И. Алиханов, Д.И. Блохинцев, Н.А. Доллежаль, С.М. Фейнберг, С.А. Скворцов и другие. От МСМ тоже присутствовала верхушка – А.П. Завенягин и Е.П. Славский.
Первые представили все исполнимые проектные разработки по атомным реакторам именно для электростанций. Вторые судили с точки зрения экономичности и освоенности в производстве. Но выбирали совместно.
Первым был отобран реактор ВВЭР с обычной водой под давлением в качестве замедлителя и теплоносителя и с использованием слабо обогащённого ураном-235 естественного урана-238. Логично: это продолжение водо-водяных ядерных реакторов на тепловых нейтронах серии ВМ, что уже строятся для флота, хоть пока и не запущены.
Д.И. Блохинцев. Портал «История Росатома».
http: //www.biblioatom.ru
Аналогичным образом отобрали и реактор AMБ[ольшой] с графитовым замедлителем, работающий на уране с обогащением 1,5–2 %. Здесь тоже был работающий фундамент в образе уже запущенного и нормально в целом функционирующего на Обнинской станции котла АМ, и за этим реактором стояли интересы Лаборатории «В» Блохинцева.
Оба типа реакторов конструировались в НИИ-8 Доллежаля.
Алиханов выговорил себе два тяжеловодных газоохлаждаемых реактора типа КС, работающих на естественном уране, для будущей Уральской АЭС возле Челябинска-40. И тоже обосновано было железно: на 817‐м комбинате уже работал тяжеловодный ОК-180, не без проблем, но рука была уже, что называется, набита. И как раз в 1955 году подходил к концу монтаж там же нового ОК-190. И если, как Алиханов предлагал, два энергоблока с КС дадут по 200 МВт каждый – это будет знатный успех.
Эти реакторы предлагалось делать в ОКБ 92‐го завода в Горьком.
И, наконец, разработанный в ЛИПАНе в качестве технического задания на проектирование реактор ЭГ [Энергетический Газовый]. В нём полностью освоенная уран-графитовая схема должна была функционировать с газовым охлаждением, работая на естественном уране. С ним, правда, имелось две неясности: действующего «фундамента» под этим проектом не было и непонятно, кто бы его конкретно строил.
Основным при этом было не техническое содержание обсуждений – с ним так или иначе определиться можно будет при уже конкретной работе, – а то, что удалось обосновать стоимость электроэнергии, получаемой на предложенных реакторах. А она должна была быть не дороже 12–18 копеек за киловатт-час, при очевидных перспективах для дальнейшего снижения этих показателей. Вот с этим уже можно было идти в Инстанцию и добиваться включения предложений атомщиков в документы готовящегося ХХ съезда КПСС.
Реальность даже после решения партии оказалась пасмурнее, нежели все того ждали. Первой заработал в Томске-7 в 1958 году вообще не входивший в открытые планы реактор ЭИ-2, совместивший наработку плутония с производством электроэнергии. Это было названо первой очередью Сибирской АЭС мощностью 100 МВт. Что было торжественно отмечено в узких информированных кругах, но, похоже, послужило одной из причин, почему скончалась, не родившись, Уральская АЭС.
Из директивных же прописей XX съезда в реальность начало претворяться только строительство Нововоронежской АЭС вместо Московской АТЭЦ да Белоярской АЭС, техпроект которой был утверждён в июле 1957 года коллегией Министерства электростанций.
Экономия! В конце 1950‐х годов взбалмошный Никита увидел, что по стране ледяным ветром загулял полноценный экономический кризис, вызванный как исчерпанием созданного при Сталине – Маленкове задела, так и результатами собственных социально-экономических экспериментов. Правда, выводы из этого понимания первый секретарь сделал своеобразные…
Это, конечно, было не дело Александрова, вся эта политика. Но он, во-первых, любил Россию, когда-то поставив её выше собственной жизни, а во-вторых, был умным человеком, который умел делать правильные выводы из окружающей действительности. Даже если впрямую это сферы его компетенции не касалось. И он прекрасно видел, что любимая цацка Хрущёва, совнархозы, суть на самом деле этакий экономический нож, разрезающий страну на 70 отдельных, по количеству совнархозов, экономических республик. Количество бюрократии увеличилось, а вот выход продукции, особенно в сельском хозяйстве, – наоборот.
Упразднение артелей, при Сталине дававших почти 6 % валовой продукции промышленности СССР, причём гибко реагировавших на спрос со стороны населения, ударило прежде всего как раз по населению. Ну ещё бы, если сразу же потребовалось чисто физически заменить выпавшие 40 % производства мебели и более трети всего трикотажа. Всего лишь заместить – не говоря о гибкости предложения и качестве.
Чем заместили? Да вот так и вошли в жизнь румынские мебельные гарнитуры и чешский трикотаж. А там и за западными товарами народ потянулся… Или за тем, что под видом «запада» производили укоренившиеся под крылышком местных совнархозов кавказские цеховики – те же бывшие артельщики, только сросшиеся теперь с властью и на глазах превращающиеся в мафию.
Хуже того, в 1960 году разразился продовольственный кризис. Москву он задел в меньшей степени, но по стране словно мор на продовольствие прокатился. Даже институтскому отделу снабжения пришлось прилагать нежданные усилия для обеспечения столовой, ибо из продажи поисчезали мука, пшено с гречкой, сливочное масло, мясо и мясные полуфабрикаты, молочная продукция. Дошло дело до ограничения продажи хлеба, хотя всё партийное вокруг буйно трезвонило об успехах освоения богатой зерном целины.
Много денег на космос да на атом уходило? Ну да, с одной стороны, Королёв как-то обмолвился, что они стреляют в космос городами. Но с другой стороны, при Сталине денег на всё было меньше, да и страна была разорена войною, и в тех же атомной и ракетной областях целые отрасли промышленности создавали и города целые строили, но после голода 1946 года продукты уже не исчезали и благосостояние людское на глазах росло.
А ларчик просто открывался. Как в том анекдоте: «Мы шагаем в коммунизм семимильными шагами, а скот за нами не поспевает!» Никита слишком бурно в коммунизм устремился, в котором, по заветам классиков, нет места ни артелям, ни личным хозяйствам крестьян. Устроил второе раскрестьянивание, введя жёсткие ограничения на размеры и обложив налогами сады и приусадебные участки со скотом, на что крестьянин ответил так же, как на первую коллективизацию. Яблони порубил, скот продал колхозам, где тот благополучно и передох из-за отсутствия кормов и необходимого ухода, а сам устремился за картошкой и мясом в магазин. Вот вам и результат. Который, среди прочего, выразился ещё и в кратном, в полтора-два раза, повышении цен на продовольственные товары.
И даже фильмы пошли по экранам: то героический председатель колхоза матом народ на поля убеждает, то городская сиротка, вернувшись в родную деревню, ферму личным подвигом поднимает.
Вот и программу строительства АЭС сократили, не успев начать.
Экономить начали на всём ещё на уровне проекта.
Столкнулись с дефицитами. Причём на каком-то базовом уровне – от мазута до нержавеющих труб, которых вдруг почти не выделил Госплан.
Производство оборудования для АЭС сразу заметно просело. Более того, председатель Госплана в ранге заместителя председателя Совмина СССР И.И. Кузьмин вообще настаивал в правительстве на сокращении строящихся реакторов с двух до одного на каждой станции. Из коих предлагал оставить только две – Нововоронежскую и Белоярскую. А потом и на НВАЭС замахнулся.
Если бы это не было так грустно, то всё выглядело бы забавным переобуванием на ходу: ещё недавно, в 1958 году, тот же Кузьмин жёстко обвинял Министерство электростанций в недостаточных масштабах дальнейшего строительства атомных станций…
Пришлось писать письма и письма – секретарям ЦК КПСС Ф.Р. Козлову и А.И. Кириченко, зампреду Президиума Совета Министров. И 20 марта 1959 года – председателю Госплана СССР А.Н. Косыгину, чтобы спасти хотя бы Нововоронежскую АЭС. К Хрущёву обращаться было бессмысленно – тот резко запрезирал Курчатова после того, как тот попробовал заикнуться о неправильности гонений на генетику.
Возможно, и эта дурацкая крысиная возня тоже стала одним из факторов, что доконали Игоря…
В конечном итоге НВАЭС удалось спасти. Две станции было решено достроить. На Белоярской возле Свердловска первый реактор АМБ-100 мощностью 100 МВт был запущен в апреле 1964 года. Второй – в 1967‐м. Далее там решили строить третий энергоблок на базе реактора БН-600 – уж слишком часто стала поступать информация о мелких, но досадных авариях и общих неудачах в эксплуатации сначала АМБ-100, затем и АМБ-200 на Урале.