– Обе новости хорошие. – Я подошла и присела рядом с Петриком, потеснив его на диване. – Первая: водитель Артем подтвердил, что Афанасьев дарил Риточке букеты и ужинал с ней в ресторане, после чего они уединялись в весьма неожиданном месте – в новом заведении Артура Покровского на улице Красноармейской.
– А что это за заведение, я его знаю?
– Это бывший бар «Колченогий Стю».
– Нет, не знаю.
– А зря, потому что вторая новость такова: своим названием этот бар был обязан необычному предмету интерьера – старому роялю «Стейнвей» со сломанной ножкой!
– Да ладно?! – Петрик, забывшись, резко сел, но клубничное месиво на его физиономии поплыло, и он поспешил снова лечь. – Какой пассаж! Как все закручено!
– Когда закончишь с процедурой, предлагаю прогуляться по Красноармейской. – Я встала и пошла делать чай, чтобы подкрепиться перед выходом.
В том, что Петрик не откажется наведаться в бывший бар с музыкально-пиратским названием, я ни секунды не сомневалась.
Красноармейская – улица в старом центре Краснодара. Знаменита она тем, что на ней сплошной линией без промежутков расположены питейные заведения и ночные клубы.
А еще там интересная архитектура – колоритные купеческие особнячки в один-два этажа. С каменными крылечками, накрытыми кружевными коваными навесами, тяжелыми резными дверями, растрескавшимися покривившимися ставнями и густыми пломбирными завитками лепнины.
Зная это, мы с Петриком решили совместить прогулку с фотосессией, и дружище взял с собой профессиональную камеру. Он же у нас не только дизайнер и стилист, но и арт-фотограф – разнообразно талантливая личность.
Двигались мы не быстро, то и дело останавливаясь, чтобы сделать фото-другое.
На мне были длинное платье в стиле бохо из кремового полотна с многочисленными оборками и кружевами, две длинные нитки бус из слоновой кости и кораллов, соломенная шляпка с газовым шарфом на тулье и новые босоножки. На Петрике – белая шелковая рубаха с акцентированными рукавами, кожаные браслеты, узкие искусственно состаренные джинсы и высокие ботинки-мартенсы.
Вместе мы смотрелись как картинка для книжки про любовь пирата и принцессы. Не запечатлеть такую красоту было бы преступлением!
Мы останавливались не то что на каждом углу, а даже чаще, фотографируясь с цветущими деревьями, сиреневыми кустами, старинной кирпичной кладкой, дощатыми сарайчиками со ржавыми пудовыми замками, спящими на заборах котами, гипсовыми колоннами, подвальными решетками и бог знает с чем еще.
В итоге к бывшему пиратско-музыкальному бару подошли уже на закате. Если бы заведение все еще работало, это было бы самое подходящее время, но в данный момент «Колченогий Стю» уже не функционировал, явно готовясь к смене формата.
– Интересно, что теперь здесь будет? – задумался Петрик и сделал несколько фото красной кирпичной кладки, в которой зиял закрытый фанерой обширный пролом очень странной – круглой – формы.
При этом окна, ранее присутствовавшие на фасаде в количестве трех штук, были аккуратно заложены кирпичом, а свежие заплатки явно предполагалось замаскировать плющом: под стеной уже стояли длинные ящики с тянущимися оттуда зелеными побегами. В качестве опоры для вьющегося растения были использованы тонкие бечевки, похожие на струны.
Я с теплым чувством вспомнила покинувший нас рояль. Он ведь оставил нам не только незабываемые воспоминания, но и девять тысяч рублей…
– Что там написано, я не вижу? – Петрик близоруко прищурился, рассматривая вывеску, затянутую плотным мутным полиэтиленом. – Вначале «Гастропаб», это я разобрал. А дальше? «Сами…»
– «Сэм и Фродо»! – присмотревшись, я разглядела название нового заведения. – А, так это будет нора хоббитов! То-то на фасаде нет окон и дверь такая большая, круглая!
– А с другой стороны?
Здание было угловым. Петрик побежал посмотреть на него сбоку и не вернулся, только высунулся из-за угла и поманил меня к себе:
– Иди сюда, здесь еще один вход.
Неприметная, в цвет стены, красно-коричневая дверь, вероятно, должна была в скором времени стать служебным входом. Вывески вблизи нее не было, зато имелся золоченый витой шнурок, за который Петрик без раздумий подергал, с удовольствием послушав раздавшийся внутри звон колокольчика.
– Поздно мы пришли, там уже никого нет, – с сожалением сказала я.
И ошиблась.
Дверь распахнулась, едва не отбросив на проезжую часть прильнувшего к ней ухом Петрика.
– Скорей, скорей, у меня котлетки на сковородке! – произнес приятный мужской голос, обладателя которого мы не увидели – он только открыл нам и сразу же поспешил вернуться в помещение.
– Вот оно – прославленное гостеприимство хоббитов! – возрадовался Петрик и без раздумий шагнул в жилище Сэма и Фродо.
Я последовала за ним. За время прогулки с фотосессией мы успели проголодаться, а котлетки на сковородке пахли очень вкусно.
Плотно прикрыв за собой дверь, чтобы в нее не набежали другие любители котлеток с улицы, мы прошли по короткому коридору и оказались на развилке.
Направо была светлая кухня, откуда доносилось призывное мясное шкворчание, налево – просторное сумрачное помещение. В скудном и неровном свете, просачивающемся с улицы сквозь щели между фанерными щитами, можно было разглядеть кирпичные стены, сводчатый потолок, темные деревянные панели и плиточный пол. В дальнем углу призрачно белело что-то просторное, вроде накрытого скатерью стола…
– Атмосферненько! – заметил Петрик и пощелкал камерой, включив фотовспышку.
– Прошу прощения? – в приятном голосе, только что призвавшем нас к котлетам, прозвучало недоумение. – Вы кто такие и что здесь делаете?
Я обернулась.
В проеме двери, ведущей в кухню, выжидательно замер брюнет, похожий на пирата еще больше, чем Петрик. Его черные кудри покрывала ловко повязанная косынка, рукава белой парусиновой куртки были закатаны, длинный фартук скрывал фигуру до колен. В руке у брюнета-пирата блестела сталь. К счастью, не нож, а всего лишь кухонная лопатка.
Но и ею при должном опыте и сноровке можно сделать славную котлетку из незваного гостя!
– Добрый вечер, господин Покровский! – Я поспешила поздороваться и достать свою палочку-выручалочку – удостоверение члена Союза журналистов. – Извините, что мы без предупреждения и приглашения. Меня зовут Люся Суворова, я пишу для ряда изданий…
– А я Петр Карамзин, арт-фотограф, можно просто Петя, – мурлыкнул Петрик, приосанившись так, что низко расстегнутая шелковая рубаха игриво поползла с плеча.
Покровский перестал хмуриться и посмотрел на Петрика с интересом:
– Очень приятно, я Артур.
Я почувствовала себя третьей лишней, но не выпустила ситуацию из-под контроля:
– Мы готовим материал о послекарантинной реанимации бизнеса со сменой бренда и респециализации как способе выровнять экономические показатели, – сказала я и сама восхитилась – как загнула-то! – Ваше новое заведение – яркий пример подобных действий. Мы могли бы поговорить, подготовить небольшое интервью, сделать фото к нему?
– Для вас все будет совершенно бесплатно, – пообещал Петрик и многозначительно улыбнулся.
– Я… Да, конечно, но мне сейчас не очень удобно. – Покровский оглянулся.
«Котлетки», – плотоядно напомнил мой внутренний голос.
– Давайте назначим встречу, – предложил Петрик и вытянул из кармашка визитку. – Тут мой телефончик, позвоните, и мы обо всем договоримся…
«Дилинь-дилинь!» – заплясал, заголосил колокольчик у входа.
– Ах, боже мой… – всплеснув лопаточкой, Покровский бросился открывать.
– Каберне Совиньон Мерло, красное сухое с умеренными танинами, к говяжьим котлеткам самое то, правильно? – услышали мы новый голос.
Тоже мужской. И тоже приятный.
– Кто это еще? – Петрик вытянулся, как встревоженный суслик.
Я развернулась к двери, посмотрела на специалиста по подбору вин и, не удержавшись, ахнула. На пороге, держа в каждой мускулистой руке по бутылке, стоял наш таинственный незнакомец.
Красавец из рояля! Подрумяненный закатным солнышком, выглядел он как аппетитная котлетка… тьфу, конфетка!
Петрик тоже тихо ахнул.
– Что ж, мы пойдем, не будем вам мешать, позвоните, когда будет время. – Я крепко взяла друга за руку и потащила на выход.
Заодно я близко рассмотрела красавца, слегка посторонившегося, чтобы пропустить нас, и убедилась, что не ошиблась: это он, тот самый. Узник рояля. Беглец с дивана. Подлец из сквера со слоном.
«А почему подлец-то?» – ворохнулась моя совесть, которая опять все проспала.
«Он Люсю нашу отключил и на лавочке бросил!» – мигом подняла неоплаченный счет моя злопамятность.
Я мимоходом царапнула красавчика недобрым взглядом: «Никто не забыт и ничто не забыто! Пей вино, ешь котлетки, но знай – я отомщу!» И мы с Петриком вышли на улицу.
Дверь за нами закрылась, причем не просто так, а на задвижку – я отчетливо расслышала ее скрежет.
– Нет, этого, конечно, следовало ожидать, и все же я несколько потрясен, – признался Петрик, дрожащими пальчиками застегивая на себе рубашку. – Сразу два та-аких экземпляра… И оба не мне…
Он сокрушенно помотал головой и зашагал прочь, забыв галантно предложить мне руку. Тяжелая профессиональная камера, раскачиваясь на длинном ремне, ощутимо била по обтянутому модными джинсами бедру, но Петрик ее даже не придерживал. На ходу он нервно хрустел пальцами, откровенно переживая.
– Что ты так разволновался? – Я догнала друга и заглянула ему в лицо.
– А ты не поняла? Присядем. – Петрик свернул к террасе уличного кафе. – Мне нужно выпить.
– А я бы съела котлетку…
– Не сыпь мне соль на рану, – попросил друг и по ассоциации с солью заказал себе текилу.
Я попросила горячий бутерброд с прошутто и бокальчик красного вина, впечатлив официанта предположением, что красное сухое Каберне Совиньон Мерло с умеренными танинами будет в самый раз.
Петрик картинно опрокинул свою текилу и этим бурное проявление чувств ограничил. Он покосился на мой аппетитный бутерброд, заказал себе такой же и, методично полосуя его ножом, уже нормальным голосом, без драматических всхлипов и стонов, спросил: