– А поняла ли ты, бусинка, что случилось?
– Ты слишком поздно встретил сразу двух мужчин своей мечты?
– Угу, но по-настоящему печально не это. – Петрик взмахнул ножом и вилкой, точно дирижируя невидимым оркестром. – Ты не услышала невидимый хор?
– Ангелов? – Мне захотелось потянуться и потрогать его лоб.
– Да ну, каких ангелов! – Дружище тоже посмотрел на меня, как на нездоровую. – Помнишь мультик про Маугли? «Акела промахнулся, Акела промахнулся!»
– Ах, этот хор… Акела – это ты?
– Да, бусинка моя. Я тот самый старый, немощный волк, промахнувшийся мимо добычи… – Петрик пригорюнился, но вспомнил, что бутерброд остывает, и вернулся к еде. – А хорошая у них тут ветчинка, как настоящая итальянская…
– Ты же вроде не охотился еще, значит, и не промахнулся. – Я не опустилась до обсуждения ветчинки.
– Да. Но я только сейчас, при третьей встрече, определенно понял, что рояльный красавчик – из наших, и это непростительная ошибка!
– А я и сейчас не уверена, что он из ваших. На ваших я, как правило, не реагирую, тогда как на рояльного красавчика что-то во мне отзывается, – призналась я.
– У них там свидание, ты разве не поняла? Ужин тет-а-тет с вином. И наверняка в программе вечера не только каберне с котлетками, потому что посмотри-ка сюда…
Петрик включил камеру, развернул ее видоискателем ко мне и жестом предложил заглянуть в окошко со снимком.
– В углу квадратное, белое… Видишь?
– Накрытый скатертью стол? – предположила я, присматриваясь.
– Да нет же! Увеличь картинку! У камеры отличная оптика, глазами я бы не увидел, а через объектив прекрасно все рассмотрел. Квадратное белое – это кровать!
– Скорее диван, – зачем-то заспорила я.
– Оставим подробности, это – ложе! И ты видишь маленькие кружочки вокруг него? Это свечи-таблетки, еще не зажженные.
– Ё-мое! – Я, в отличие от Петрика, обрадовалась. – Значит, мы все правильно поняли про Риточку Покровскую и Витеньку Афанасьева – не просто так они ездили вдвоем в этот бывший бар! Покровская знала, что ее муж приспособил помещение для временного ночлега…
– Свил любовное гнездышко! – поправил меня Петрик.
– Ну, чисто любовное гнездышко он мог бы и в другом месте свить, мужик не бедный, – рассудила я. – Наверняка наш ресторатор наблюдал за ремонтом и переоборудованием помещений, задерживался тут допоздна, вот и позаботился о месте для сна и отдыха. А у жены его, возможно, есть свой ключ, и она использовала бывший бар для интимных свиданий с любовником. А что? Небанально, даже романтично…
– Не может быть! – вдруг сказал Петрик и потряс головой.
– Почему это не может быть? Там все удобства, даже кухня есть, и никаких свидетелей.
– Я не о том. Осторожно повернись и посмотри направо, на пять часов.
– А что там? – Я положила приборы и начала медленный плавный разворот.
Слишком медленный: пока взглянула в указанном направлении, замеченный там Петриком объект успел значительно сместиться. Ноги-то длинные, энергии полно, и скорость, как у оленя!
– Мне кажется – или вы меня преследуете? – задушевно, почти интимно выдохнул мне в ухо приятный мужской голос.
– Сидим, никого не трогаем! – с праведным возмущением ответил за меня Петрик. – Кто кого преследует?
– Я присяду? – Узник рояля, беглец с дивана, подлец из сквера и знаток красных вин выдвинул стул и устроился за нашим столиком третьим. Он покосился на мой бокал: – Что пьем?
– Красное сухое Каберне Совиньон Мерло, разумеется, – ехидно ответила я.
– Хороший выбор. – Беглец-подлец-красавец выразительными жестами уведомил официанта, что хочет того же, и закинул ногу на ногу. – Поговорим?
– А с Покровским вы уже наговорились? Что-то быстро, – съязвил Петрик.
Красавец поморщился, но ничего не ответил. Официант как раз доставил ему бокал с бутылкой и, повинуясь очередному выразительному жесту, налил нам всем красного.
– Вы, часом, не специалист по сурдопереводу? – спросила я. – У вас такие выразительные жесты…
Красавец неожиданно весело захохотал:
– По сурдопереводу… Забавная версия…
Эта искренняя радость подкупала. Петрик перестал надменно щуриться и поднял свой бокал:
– Не пора ли нам познакомиться? Я Петр.
– Я Люся.
– А я Игорь. Ну, будем знакомы!
Мы аккуратно сдвинули бокалы и под их мелодичный звон выпили за знакомство.
– Как говорится, лучше поздно, чем никогда. – Я намекнула, что вообще-то у нас уже были возможности познакомиться. Даже не одна.
– Вы уж простите меня, Люся и Петр, – повинился Игорь. – На самом деле я очень благодарен вам и тому юноше, как его?
– Эмма, он же Витя, – подсказала я.
– Вы трое помогли мне, когда я был крайне ограничен в возможностях…
– Роялем, – снова подсказала я.
– Что?
– Вы были крайне ограничены роялем, в который вас кто-то засунул и заколотил крышку гвоздями. Как это вышло? Мы умираем от любопытства.
– Дурацкая история. – Игорь слегка покраснел и поиграл желваками на скулах. – Я заглянул в гости к своему знакомому…
– Покровский его фамилия, – кивнула я, не в силах удержаться и прекратить суфлировать.
– Да, к Артуру. Мы выпили по чашке кофе, и у меня, наверное, подскочило давление. Или упало? Я не разбираюсь в недомоганиях, у меня прежде не было проблем со здоровьем. А тут вдруг голова закружилась, и я словно выключился…
– Знакомая картина, – пробормотала я, вспомнив свою собственную отключку в сквере.
– …А очнулся уже на травке, голый, в вашем прекрасном обществе, – договорил красавец. – Что было в промежутке – без понятия!
– Ой, да ла-адно! – не поверил Петрик. – Будто вы не расспросили Покровского!
– Расспросил, разумеется. И только что узнал шокирующие подробности. – Красавец налил нам всем вина, будто опасаясь, что иначе мы не сможем принять сказанное. – Оказывается, Артур Эдуардович неправильно понял нашу дружбу. Он думал, будто наша взаимная симпатия вызвана физическим влечением, коему я не смею поддаться…
– Как излагает! – язвительно восхитился Петрик.
– …Вот он и угостил меня кофе с добавкой, которая должна была меня… ммм… раскрепостить.
– А попросту говоря – вырубить, лишив возможности сопротивляться, – перевела я на простой человеческий язык.
– Какой коварный мужчина этот Покровский! – ужаснулся Петрик.
– И невезучий. – Красавец ухмыльнулся. – Представьте: едва я отключился и был раздет для дальнейшего… ммм…
– Употребления.
– …Как явилась супруга Артура Эдуардовича, знать не знающая о его тайной страсти к красивым молодым людям.
– Видишь, у Риточки действительно есть свой ключ, – быстрым шепотом сказал мне Петрик.
– Что было делать бедному Артуру Эдуардовичу? – с пафосом продолжил Игорь.
– Прятать любовника в шкаф, – подсказала я.
– А не было там шкафов! Но имелся старый разбитый рояль, который срочно вызванные Покровским рабочие прямо на глазах у его супруги вывезли на свалку вместе с оставшимся после ремонта строительным мусором. Гвоздями крышку, кстати, забили именно работяги.
– Дальше все ясно, можете не продолжать, – сказала я.
– Тогда позвольте откланяться, надеюсь, что я все прояснил и никто на меня не в обиде. – Красавец легко поднялся, галантно поцеловал мою ручку и кивнул Петрику. – Великодушно выданную мне одежду я вам обязательно верну после стирки.
И все! Он зашагал себе прочь!
– А телефончик? – опомнился Петрик.
– Зачем? Я знаю ваш адрес! – Красавец на ходу оглянулся, подмигнул и исчез за ближайшим углом.
– Вообще-то я хотел узнать его телефончик, – обиженно признался Петрик.
– По-моему, не стоит, не нужно вам знакомиться ближе, – сказала я. – Мутный он какой-то, этот Игорь из рояля. И хитрый… Блин, а я же не успела спросить его, что произошло в сквере!
– И шустрый, – с сожалением констатировал Петрик. – Утек, как вода между пальцами…
Он растопырил пятерню, посмотрел на нее и уже другим тоном сказал:
– Пора освежить маникюр. Айда завтра вместе на ноготочки?
Ноготочки мы запланировали на утро, но не сбылось: в 9:01 позвонила Доронина и зловещим предгрозовым голосом поинтересовалась, почему это я до сих пор не в офисе.
– А что, надо? – ляпнула я, не подумав, и наверняка узнала бы о себе много нелестного, если бы не сообразила имитировать внезапный обрыв связи.
– Я в офис, у нас опять какая-то беда, – передала я Петрику то, что успела услышать и понять, после чего ринулась собираться.
Дружище сделал то же самое – изменил свои планы и отправился со мной в офис, так что из такси на место трудовых подвигов мы десантировались вместе. Только сначала забежали в кофейню, а уже потом, с бумажным пакетом и торчащими из подставки стаканами, явились пред очи Дорониной.
Та – в своем нормальном виде, без грима, – сидела за столом, уныло сутулясь над бумажным листом. В одной руке она держала карандаш, а другой ерошила синий ежик на голове.
При нашем появлении начальница разогнулась, и я увидела, что на бумаге столбиком крупно выписаны цифры: единица, двойка, тройка. Стало понятно, что Дора выполняет упражнение «Благодарность, выступающая источником счастья» из японской практики «икигай».
Вообще-то его делают вечером – выписывают три приятных события, произошедших за день, приближаясь к состоянию счастья от обретенного смысла жизни. У Дорониной, судя по отсутствию записей на листе, и со счастьем, и со смыслом, и с приближением к тому и другому были большие проблемы. Правильно говорят – сапожник без сапог.
При нашем появлении сапожница переменилась в лице, убрав с него напускную благостность, и уже открыла рот для гневной речи, но я быстро сказала:
– Ничего не говори! Сначала кофе, – и поставила перед ней бумажный стакан.
Доронина с треском сковырнула с него пластиковую крышку, взглянула на пышную молочную пену с премиленьким сердечком из корицы, хмыкнула и посмотрела на пакет в руках у Петрика: