Правильно сделали: сцена нам открылась незабываемая. На краю свалки нетерпеливо переминался, вглядываясь в изгиб пылящей дороги, Эмма. За ним топтался мужик-найденыш – уже не вовсе голый, а только топлесс, в пышной и трескучей цветастой юбке, явно наскоро сооруженной из какого-то подручного материала. Вместе они здорово походили на Робинзона и Пятницу, ожидающих прибытия какого-нибудь плавсредства, чтобы покинуть остров.
Увидев, что мы пешком, без машины, Эмма покривился. Петрик же, остановившись на краю замусоренной поляны и оценив открывшуюся нам картину, объявил:
– Ну, во‐первых, это не шкаф, а буфет! – Как дизайнер-многостаночник, он и в предметах интерьера хорошо разбирается. – А во‐вторых – еще раз здравствуйте, Артур!
Мужик в дикарской юбочке смущенно побагровел и стал еще больше похож на краснокожего аборигена.
– Вы тоже знакомы? – удивился Эмма.
– Почему тоже? И ты с ним уже знаком? – встревожилась я. – Как давно, насколько близко?
– Люсь, да ведь Артур приезжал смотреть рояль, от него еще сладкими булочками пахло, помнишь? Просто он тогда был сильно небрит, а вы с Петриком далеко сидели и не рассмотрели его.
– Ничего, у нас была возможность друг друга рассмотреть, – махнул на Эмму Петрик. – Мы потом еще встречались… Сколько раз? – Он задумался, замолчал и начал загибать пальцы.
– Это наша третья встреча, – подсказала я.
– О! Уже третья?! – Петрик обрадовался.
У него вообще-то твердые моральные устои, он придерживается старомодного правила «Трех свиданий»: никакого секса до четвертой встречи. Поначалу – только разговоры, улыбки и комплименты.
– Какая у вас прелестная юбочка! – с комплиментом Петрик не задержался. – Что за ткань, не пойму, так замечательно блестит и держит форму – кристалон, сатен, болонья?
– Клеенка, – ответил за ужасно смущенного Артура Эмма. – Это все та же наша скатерть, я принес ее, чтобы тащить на ней шкаф.
– Буфет! – поправил его Петрик и полез в свою объемную торбу. – Вот, кстати…
Что в данной ситуации может быть кстати к шкафу-буфету, я не представляла, а на то, чем Петрик дома набил свою сумку, в спешке не обратила внимания.
Оказалось, он привез тот самый старый караваевский прикид – штаны и майку, в которых мы эвакуировали с этой же свалки предыдущего голыша из рояля.
– Ты же не одобрил сочетание оранжевой майки и сиреневых штанов, – напомнила я чуть ревниво.
– Кирпичного топа и низа цвета пыльной лаванды, – дотошно поправил Петрик и встряхнул то и другое, расправляя одежки. – Да, мне не нравится это сочетание, но я сторонник традиций.
– А! То есть мы теперь всех голых мужиков со свалки будем так одевать? – понял Эмма.
– А давайте мы не будем делать голых мужиков со свалки нашей традицией! – потребовала я.
Петрик, Эмма и даже Артур посмотрели на меня с легким укором.
Мол, не зарекайся, Люся! От сумы, от тюрьмы и от мужика из-под забора на Руси не зарекаются.
– Ну ладно, поговорим в именьице! – Петрик хлопнул в ладоши и принял командование на себя. – Артур, переодевайтесь! Люся, Эмма – готовьте к транспортировке шкаф, который буфет!
– Как его готовить? – не поняла я.
Шкаф, который буфет, имел довольно внушительный вид. Похоже было, что ему совсем не нужно специально готовиться, чтобы кого-нибудь намертво задавить.
– Ну, полочки проверь, ящички выдвинь!
Я послушно постучала дверцами полочек, поскрипела выдвижными ящичками.
– Там нет ничего, – из-за кустов, сворачивая просторную скатерть, вышел успевший переодеться Артур в линялых тряпках Караваева. – Это из моего ресторана буфет, он от прежних владельцев помещения остался, я все никак не мог собраться его выбросить…
– Вот видите, как все хорошо сложилось. – Петрик забрал у него скатерть, передал ее Эмме и заботливо поддержал пошатнувшегося Артура под локоток. – И без вас этот шкаф выбросили… То есть с вами, конечно, но без вашего активного участия…
– Я вообще-то не пассивный!
– Как приятно это слышать!
– Так, активные вы наши! Помогайте со шкафом! – Я невежливо оборвала это неуместное воркование и заодно вернула себе бразды правления. – Эмма, расстели скатерку! Петя, мы с тобой толкаем шкафчик, Артур и Эмма его придерживают… Аккуратно… Петя, не отпускаем… Да держите же его!
Буфет, недовольно скрипя, наклонился назад. Я слишком поздно сообразила: рухнув плашмя с высоты своего немалого роста, он грохнется так, что и развалиться может! И не придумала ничего лучше, как забежать с той стороны и организовать подпорку падающему предмету мебели.
Подпорка из меня получилась так себе, шкаф был намного крупнее и крепче, и остановить его падение я не смогла, только немного задержала. Кряхтя и тоже скрипя – от натуги, – я судорожно соображала: что теперь делать-то? А шкаф тем временем неумолимо оседал, вынуждая мои коленки сгибаться и твердо обещая прихлопнуть Люсю, как муху. Ну, или вбить по шею в землю.
Жизнь промелькнула перед глазами пунктирно, с опорой на особо красочные моменты: вспомнилось, как года в три я получила в подарок от бабушки ярко-желтый набор для песочницы, как в детском саду выкрасила себе волосы синькой в твердой уверенности, что это превратит меня в Мальвину, как в третьем классе Ромка Макаров, с которым я не поделилась коржиком, выплеснул на мои тетрадки оранжевый апельсиновый сок, как Караваев, которому я подбила глаз, с неделю заливал себе полморды зеленкой…
Закончить этот вернисаж должно было красное пятно в форме раздавленной шкафом меня, и я уже приготовилась пасть смертью глупых, но вдруг случилось чудо.
– Твою дивизию, Люся!
Ругательное заклинание, произнесенное знакомым мужественным голосом, остановило падение шкафа.
А, нет. Это сам заклинатель его остановил!
Открыв глаза, зажмуренные в ожидании рокового удара, я увидела над собой мускулистую руку атланта, держащего шкаф.
Второй рукой атлант-матерщинник бесцеремонно вытолкнул из-под шкафа меня, снова затейливо выругался и под музыку вдохновенной нецензурщины окончательно победил могучий шкаф, аккуратно уложив его на лопатки.
– Михаландреич! – обрадовался Эмма. – Надо же, как вы вовремя!
– И как это ты так вовремя? – подозрительно прищурилась я.
– Как чувствовал, что придется снова тебя спасать! – гордо высясь над поверженным шкафом, повернулся ко мне Караваев. И протянул руку: – Вставай уже, горюшко мое!
– Нет, погоди, сначала объясни мне! Ты же должен быть в Турции, на переговорах, с красоткой Эллой!
– Из-за тебя, Люся, Элла осталась на турецком фронте одна!
– Из-за меня?!
– А из-за кого же?!
Я не приняла протянутую руку, но Караваев меня все-таки поднял, бесцеремонно вздернув за шиворот, и мы застыли лицом к лицу, как готовые к бою боксеры.
– Брейк! – объявил Петрик и отважно втиснулся между нами. – Мишель, ты очень вовремя! Люся, скажи Мишелю спасибо, он снова спас тебя, как верный рыцарь.
– Точно верный?
– Ну, раз он здесь, а Элла там… Кстати, а почему ты здесь? – Петрик обернулся к Караваеву.
– Потому что у Люси появилась новая дурная привычка – собирать мужиков по помойкам!
– А как ты об этом узнал?
Караваев осекся. Мы с Эммой переглянулись.
– Это не я! – помотал головой брат.
– Водитель Костя настучал, – догадалась я. – Узнал-таки приметные хозяйские тряпки!
– Не настучал, а посигналил, – проворчал Караваев. – Проявил похвальную бдительность.
– А ты все бросил и прилетел? Отелло, мавр венецианский! – умилился Петрик. – Что ж, дальше можешь не рассказывать.
– Нет, пусть рассказывает! – возмутилась я.
– Расскажет в именьице, сначала закончим со шкафом, – предложил Эмма и заторопился, распоряжаясь: – Так, нас пятеро, самые сильные я и Михаландреич, мы будем тянуть, а остальные – толкать. Давайте, раз, два – взяли!
В маневренности и скорости шкаф-буфет на скатерке значительно проигрывал роялю, транспортированному аналогичным способом и по тому же маршруту «свалка – именьице» чуть раньше. Рояль скользил по траве со свистом, а шкаф-буфет полз со скрипом и стонами. Скрип издавал сам шкаф, стоны – надрывающиеся бурлаки.
– Неужели вот это имеют в виду, когда желают кому-то «Скатертью дорога!»? – пробурчал Караваев, когда мы в очередной раз остановились, чтобы отдышаться.
– Наверное, у нас неправильная скатерть, – предположил Петрик.
– И уж точно неправильная дорога, – заметил Артур.
– И они делают неправильный мед, – пробормотала я, потому что оно само напрашивалось.
– Где мед, Люся? – не понял Эмма.
– Нигде. Наша жизнь – точно не мед. Моя, во всяком случае.
– Дотащим шкаф – расскажешь про свою жизнь со всеми подробностями. – Караваев снова взялся за гуж: – Эй, ухнем!
Ухнули мы буквально через пару секунд – в глубокую колдобину. Шкаф, продолжая оказывать пассивное, но упорное сопротивление, засел в нее, как в окоп, и даже объединенными силами всех тянущих и толкающих не получалось сдвинуть его с места.
– Люся, нам нужны еще рабы, – сказал Караваев и искательно огляделся.
– Можно позвать Брэда Питта, – предложил Эмма. – Используем его как ездовую собаку.
– Нам бы лучше ездового слона, – высказался Петрик.
– Нет у нас слона, – проговорила я с сожалением. – Давайте попробуем перегруппироваться. Отставить тянуть, всем зайти шкафу в тыл и толкать его, пока он не вылезет из ямы.
– Генералюссимус Суворова! – уважительно поднял палец Петрик. – Мальчики, делаем так, как сказала Люся.
Так называемые мальчики и я с ними сгрудились в тылу непобедимого шкафа, распределились по его широкой корме, уперлись и подтолкнули, взбивая ногами клубы пыли.
– Чуть-чуть не хватает, – досадливо молвил Артур, когда шкаф-вражина почти выполз из окопа и тут же сполз обратно.
– Навались-ка, братушки! Приналяжем! – призвала я: проснувшиеся гены генералиссимуса Суворова тяготели к архаичной лексике.
– Не посрамим Люсь-матушку, Люсь великую! – ехидно поддакнул Караваев, но послушно навалился и приналег.