– Люся. – Доронина требовательно оглянулась на меня.
Я встала с ней рядом и объяснила:
– Все дело в платье. На нашем мероприятии в тот день Ольга была в платье цвета барби от Баленсиаги. А на условленном месте у пруда муж увидел ее в фуксии от Бальмейна. Мужчинам, вы понимаете, без разницы – Бальмейн, Баленсиага, фуксия или цвет барби, у них все просто: розовое платье – и точка. А это было совсем другое розовое платье, и надела его в тот день совсем другая женщина – сестра погибшей, которой Ольга регулярно отдавала свои поношенные вещи.
– Ах, боже мой! – всплеснула ручками в кольцах третья дама. – Выходит, муж ушел от пруда, как раз когда он был так нужен своей несчастной супруге! Ведь он же мог спасти ее, вытащить из воды!
– Сестра тоже могла, но не стала, – заметила первая дама, продолжая с удовольствием есть «некалорийные» конфеты.
– Но почему? Почему?! – заломила руки дама в кольцах.
Ей нравилось активно жестикулировать, сверкая бриллиантами.
– Ну, потому что сестры поссорились, – объяснила я. – Татьяне надоело слушать жалобы Ольги, и она посоветовала ей расстаться с неверным мужем. Мол, не сошелся свет клином на Витеньке, есть и другие мужики. И вообще, надо держаться своих – родной сестры, племянника. А Ольга в ответ наговорила Татьяне гадостей – мол, ты бы молчала насчет других мужиков, сама несчастная мать-одиночка, а еще советы даешь. И так они жарко спорили, что Ольга оступилась и упала в воду.
– Сама? – строго уточнила дама с конфетами.
– Сама, – подтвердила я. – Тут экспертиза подтверждает показания Татьяны Лариной. Она сестру в воду не толкала. Просто вытаскивать ее не стала, когда та не вынырнула.
– Должно быть, у нее был большой шок, – предположила дама в кольцах и ручками в бриллиантах показала размеры шока.
– И адвокат так говорит, – кивнула я. – Только шок у нее лишь вначале был, потом-то появился расчет. Смекнула Татьяна Петровна, что между ней и наследством погибшей сестры стоит один человек – муж покойной.
– А по закону убийца не может наследовать за своей жертвой, – подозрительно задумчиво сказала дама с конфетами.
– Вот Татьяна и попыталась выставить убийцей Ольги Виктора Афанасьева, – договорила я. – Она как раз увидела его в парке и даже смогла незаметно сфотографировать.
– И что с ней теперь будет? С Татьяной Лариной? – спросил кто-то.
– А это суд решит, – веско сказала Дора и потеснила меня боком, отодвигая в уголок. – Мы же с вами в финале этой поучительной истории приходим к пониманию великой ценности крепкой женской дружбы и настоящего товарищества, почти боевого братства, каким является наш клуб «Дорис»…
Уже не слушая, я прошмыгнула за занавеску, скинула туфли и уселась на травяном пригорке, жмурясь на солнышке. За спиной бубнили голоса, журчало вино, звякали бокалы… Я привалилась спиной к теплому стволу дерева и задремала.
– Вижу, была очередная бурная ночь, – разбудил меня голос Доры.
Она тоже скинула туфли, поддернула брюки, с подозрением поворошила густую траву и наконец опустилась на нее, с наслаждением вытянув ноги.
– Караваев зарабатывает прощение, не покладая рук, – хихикнула я.
– Рук ли? – хохотнула Дора.
– Не будем об интимном.
– Как же, не будем! У нас сегодня что?
– Пятница.
– И-и-и?
– Юбилей Петрика. – Я вздохнула. – Думаешь, я могла об этом забыть? Да я уже с ног валюсь, так забегалась с организацией праздника. К тебе вот опоздала, потому что спозаранку торт пекла.
– Испекла?
– А как же. Стоит в холодильнике у Артура, – я снова вздохнула. – Выглядит бледно в сравнении с тем, что наготовил к празднику наш супершеф.
– Ну, дай ему себя показать. Тем более ради Петрика стоит расстараться.
– Что это? Комплимент? От тебя? – я изобразила удивление.
– Ну. – Доронина тяжело поднялась, взяла в руки туфли и заковыляла к беседке, где гремели, двигая мебель, декораторы. На ходу она обронила: – Вы молодцы. Хвалю.
– «Хвалю» – и это все? – скривилась я, изображая недовольство.
На самом деле, мне было хорошо. Травка, солнышко, на всех фронтах порядок – и в личном и в делах…
– Нет, не все! – отозвалась Доронина из беседки. – Тебе я премию выпишу. А дарлингу приготовила особенный подарок на юбилей – у него тонкий вкус, он оценит.
– Да-а? – заинтересованная, я встала, подошла к беседке и отняла у Доры сочную клубничину. – И фто фа фофафок?
– Подарок-то? – Доронина самодовольно ухмыльнулась. – А куклы.
– Куклы? – повторила я в недоумении.
Что-то тревожно ворохнулось в груди.
– Все девочки любят куклы, даже те, которые уже большие и на самом деле мальчики, – объяснила Дора. – А у нас в городе есть какой-то знаменитый мастер-кукольник, его работы даже европейцы покупают, у него еще недавно выставка прошла – говорят, нашумела! Вот я ему и заказала подарок для нашего дарлинга. Как думаешь, он впечатлится?
– Не то слово, – пробормотала я, кашляя, потому что поперхнулась клубничиной. – И ты впечатлишься. И все впечатлятся. А мне придется разъехаться с Петриком, если он украсит твоим подарком наш интерьер, потому что для Караваева это будет уже слишком…
– О, ты все-таки хочешь поговорить про Караваева? – оживилась подруга-начальница.
– Нет уж. Как-нибудь в другой раз. Пойду-ка я… Ты помнишь, где мы празднуем?
– У Покровского, в «Сэм и Фродо». В семь?
– В семь.
Я помахала Доре и мимо декораторов, снимающих занавески, мимо официанта, упаковывающего посуду, мимо Васи и Феди, разбирающих загородку, пошла в свое светлое нескучное будущее.