Кулен робко посмотрел на него.
– Спасибо. Но я ничего не могу сообразить… Всегда решал отец, и решал лучшим образом. А сейчас мне со всех сторон говорят одни – одно, другие – другое, и я совершенно запутался. И что делать – неизвестно.
– Ну что делать, что делать, – проворчал Красный. – Самому прикинуть, как лучше.
– Беда в том, что я не знаю, как тут лучше, ведь такая ответственность сейчас на мне! – в отчаянии сказал Кулен. – Вот вечером опять продолжится совет. Одни кричат, что надо ополчение собирать и идти на границу, пока Брес сюда не добрался, другие, наоборот, требуют, чтобы я письмо Бресу написал, признал его власть и поклонился ему, чтобы королевство спасти.
Красный приоткрыл рот и в изумлении уставился на Кулена, не веря своим ушам.
– Ну и советы вам подают!
Кулен снова облизнул губы, виновато глядя на Красного.
– Это немыслимо! – закричал тот, от злости толкнув стол. – Неужели вы думаете, что Брес вас в живых оставит?
– Не знаю.
Плечи Кулена поникли, глаза нездорово блестели.
Красный вдруг понял, что тот тоже измучен до последнего предела. Настолько, что уже сломался. Ворон почувствовал, что и сам в одном шаге от этого. Закрыть лицо руками и пустить все на самотек, думать только о себе и об отдыхе, спрятаться в сны и мечты о прошлом…
Но тут он вдруг вспомнил Серые горы. Такими, какими они открывались с башен Твердыни. Громадные суровые пики, покрытые снегом. Вспомнил, как однажды они с Диким пошли зимой на охоту, заблудились в лесу и плутали по горам, ночевали у костра, трясясь от холода. А утром пошел снег и поднялся ветер, и Дикий, на год его младше, но в десять раз упрямей, сползал на заду по склону, ругаясь сквозь зубы, а потом, когда они все же спустились, Красный лег на снег и понял, что даже рукой от усталости пошевелить не сможет. Тогда Дикий встал над ним и принялся пинать ногой в бок, да так больно, что у Красного слезы из глаз выступили. И орать, чтобы брат поднимал свою ленивую задницу и шел за ним.
«Ты что думаешь, кроме тебя до твоей жизни еще кому-то дело есть? – орал Дикий, с размаху пиная Красного под ребра. – Ты мужчина или кто? Вставай, скотина, или я тебя тут брошу, а матери скажу, что ты негожая тряпка!»
Красный через силу встал и поплелся за братом, чувствуя, как кровь расходится по телу, как разогреваются мышцы и становится легче. Они наткнулись на лесорубов, и их отвезли в замок. Тогда миледи пришла к ним в комнату и, скривив губы, сказала, что надо либо не браться за то, чего не можешь, либо доводить дело до конца.
Сыновья лежали на одной кровати, трясясь под тремя одеялами, и краснели от стыда, пока миледи равнодушно объясняла, что быть мужчиной – значит нести ответственность за свои поступки и преодолевать трудности. Красному было тогда двенадцать лет, а Дикому – одиннадцать, и, отлежавшись, они снова пошли вдвоем на зимнюю охоту.
– Вы не должны слушать советы, которые приведут вас к смерти, – сказал Красный принцу.
– Может, вы тоже примете участие в нашем совете? – осторожно спросил Кулен, и Красный мрачно кивнул.
Задним числом вспоминая совет, Красный думал, что все-таки судьба человека действительно во многом предопределена, и то, что он свободен в выборе решений и поступков, – всего лишь видимость.
Первые минут пять он сидел молча, выслушивая заявления лордов. Ворон откинулся на спинку своего кресла и хмуро барабанил пальцами по столу, прислушиваясь к многословным и абсолютно бессмысленным речам. Его рыжие волосы были заплетены в мелкие косички по обычаю горцев, а потом перевиты между собой.
Красный видел, что Кулен не способен пойти против почтенных лордов, спорить с опытными воинами и знатными богатыми владельцами собственных торговых флотов и виноградников. Потому он поднялся, привлекая к себе внимание, дождался тишины, а потом спокойно, но резко разнес их всех так, что лорды растерялись и во все глаза смотрели на этого молодого чужеземца, который распоряжался у них, словно у себя в замке.
Прикрываясь одобрением Кулена, Ворон объяснил, что все присутствующие – самоубийцы и что в скором времени их замки будут пылать, а жены и дочери – визжать под воинами Лугайда. В красках расписал битву и падение Тамврота, пояснил, что договариваться о мире с Бресом – все равно что подписывать договор с акулой и что они уже и так непростительно упустили время.
Конечно, на него обрушились многие, но Красный был так тверд в своих словах, так спокоен и так откровенно смеялся лордам Приморья в лицо, что постепенно его уверенность в себе передалась и им, заставив думать, что лишь Красный Ворон способен принять верное решение.
Кулен прямо на совете отдал в его распоряжение подготовку к обороне, назначив лордом главнокомандующим. За неделю Красный заставил лордов мобилизовать всех мужчин годного возраста, почти прекратив рейсы торговых кораблей, и погнал их на границу с Тамвротом копать валы и готовиться к вторжению.
Сам Ворон практически не слезал с седла, пил, ел и спал на лошади, гоняя галопом между Нессексом и границей. Поначалу лорды относились ко всем его идеям с подчеркнутым недоверием, но увидев, как впопыхах собранное ополчение на глазах превращается в войско с жесткой дисциплиной и строгой иерархией, начали испытывать к нему уважение.
Красный быстро привык к блестящему покрывалу власти: Кулен заглядывал ему в рот, а простые воины выделяли среди собственных лордов и старались заслужить его похвалу.
Страх перед Бресом рос, и единственное спасение приморцы видели в Красном именно потому, что он принимал простые, но верные решения, все время твердил то, что думал про себя каждый: пощады от Бреса не будет, надо его остановить во что бы то ни стало.
Кулену удалось договориться с Островами, и оттуда прислали тридцать кораблей с наемниками, которым пришлось выдать вперед половину оплаты. Красный собрал лордов и встретил корабли в порту, а потом проследил, чтобы наемники строем прошли через город, не разбиваясь и не останавливаясь, и проследовали к границе. На совете он заметил, что после легкой победы над Эннобаром и успешной осады Тамврота Брес получил и новые проблемы, но он обязательно решится на новый поход, пока не остыл от успехов. Однако ввиду надвигающейся зимы и оставленного за спиной разоренного Тамврота, который нужно еще держать в узде, Брес вряд ли захочет вести затяжную войну. Особенно когда поймет, что его ждали и сумели собрать серьезные силы.
На это и рассчитывал Красный. Что Брес, увидев войско из ополчения и наемников, передумает воевать и подпишет хотя бы временный и невыгодный для Приморья мирный договор, который, тем не менее, даст отсрочку и позволит собраться с силами. Кроме того, Красный настоял на отправке в Тамврот разведчиков, которые сообщали бы новости.
И вот в начале зимы разведчики донесли, что Брес выступил из города с частью войска и пошел на Серые горы. Красный узнал об этом во дворце Кулена. Стараясь утихомирить взбесившееся сердце, прошел через длинную галерею на балкон. Остановился, глядя на темное море, стиснув кулаки и закусив губу. В эту минуту Ворон отдал бы десять лет жизни, лишь бы оказаться в родном замке и выйти против Бреса впереди горцев. В голове крутились мысли о братьях, о матери, о горах и сожженном Тамвроте.
Три ночи Красный не мог спать. Он находил себе занятия, чтобы не думать о том, что, может, как раз в эту минуту воины Лугайда рубят жителей Твердыни. Прикусывал до крови внутреннюю сторону щеки, сжимал в бессилии кулаки. Ворон чувствовал себя старым израненным зверем, который упал в глубокий снег и не может даже встать на ноги, чтобы оказать сопротивление приближающимся охотничьим собакам.
Долгое время разведчики не приносили никаких известий. На девятый день поздним вечером Красный сидел в своей спальне, бездумно глядя в темноту, где волновалось под холодным упорным ветром море. Вдруг мелькнули черные перья, и в окно ударилась большая птица. Исчезла… И снова стукнулась о стекло.
Красный поднялся и настежь распахнул ставни. Словно порыв сквозняка, в комнату влетел большой ворон, каркнул, заметался и сел на спинку кресла. Красный почувствовал, как в груди рождается горячая радость – так, словно вдруг увидел издалека башни Твердыни. Он приблизился к птице и протянул руку. Ворон глянул черным блестящим глазом, переступил лапами, подавшись навстречу. Птица была очень большой, а еще Красный с удивлением заметил, что черное оперение отливает ржавчиной, как бывает иногда у животных вороной масти, когда они выгорят на солнце. Такого оперения у воронов он не видел никогда.
Между тем ворон снова хрипло и негромко каркнул и поднял правое крыло. Сердце забилось глуше, когда Красный увидел, что к телу птицы привязан небольшой пакет из толстого пергамента.
Он осторожно разрезал тонкую веревку и освободил ворона. Тот сразу взлетел и сел на одну из ставней. Красный разорвал пакет, и сердце едва не выскочило через горло: письмо! Он развернул плотный лист и пробежал глазами. Потом прочитал второй раз, медленнее, а затем сразу третий, уже смеясь от радости. Ворон каркнул ему вслед, когда Красный бегом бросился в кабинет Кулена.
– Бреса разбили в Серых горах! – кричал Красный, хохоча от восторга.
Он ворвался к Кулену, едва не ударив дверью одного лорда, который находился там же, и сунул письмо под нос испуганному принцу.
– Вот! – возбужденно сказал Красный. – Это пишет миледи Воронов из Твердыни. Войско Бреса разбито в ущелье. Брес бросил своих мертвецов и сбежал в Тамврот, поджав хвост. Значит, Приморье спасено!
Красный засмеялся и в порыве чувств обнял принца. Кулен тоже стиснул его в ответ, счастливо смеясь.
– Но это еще не все, – торопливо добавил Красный. – Трое моих братьев живы и вернулись домой! О-о, теперь нам есть с кем выйти против Бреса! А еще миледи пишет, что жива маленькая Финела.
– Не может быть! – Кулен сунул нос в письмо и вслух прочел соответствующее место, а потом поднял радостное лицо на Красного. – Какие радостные новости! Надо наградить гонца!