мко сказал:
– Ты красивая!
С тех пор прошло всего два месяца, и вот Рона смотрит на него этим замершим взглядом.
– Ты уверена? – спросил Красный, мучительно соображая, что еще ей можно сказать.
Рона покраснела.
– Кровь не приходит уже второй срок.
– Я… очень рад, – Красный раскрыл руки, и Рона поспешно бросилась в его объятия.
Ворон похлопал ее по плечам, поцеловал в макушку, а сам все думал о ее словах. Ребенок. Их общий ребенок. Это казалось таким странным, немыслимым, невозможным.
Рона, по своему обыкновению, начала щебетать о том, как она счастлива. Уселась к нему на колени и стала мечтать о том, каким будет ребенок. Почему-то она была уверена, что это сын.
Красный кивал, особенно не прислушиваясь к ее болтовне. В этот момент он думал о себе – почему все так сложилось. Как он из вольного веселого младшего сына превратился в отца семейства. Почему больше не бегает с братом по девкам, не хохочет на охоте, а торчит на берегу этого до смерти надоевшего моря, страдает от постоянной сырости, дышит воздухом с примесью йода от гниющих водорослей и спит с женщиной, которая ему даже не нравится.
Рона положила его руку на свой живот и засмеялась. Красный улыбнулся, старательно сдерживая гримасу брезгливости. В последнее время он стал замечать, что, когда Рона смеется, лицо у нее становится глупее, чем обычно. Но больше всего Ворона раздражал сам смех – высокий, отрывистый, визгливый. Как будто Рона не умела смеяться, а лишь старательно копировала манеру других. В ее смехе не было ни искренности, ни веселья. Красный всегда вспоминал, как заливисто хохотали дочери крестьян в горных деревушках: можно было влюбиться только в этот серебряный смех.
Он еще немного посидел с Роной, вполуха слушая ее щебетание о том, на кого будет похож их общий ребенок, а потом проводил принцессу на женскую половину дворца и оставил со знатными миледи Приморья, которые сидели кружком, вышивали и пели песни высокими сладкими голосами.
Кулен ждал его на открытой веранде. Зима выдалась теплой, и снег не выпал. Было сухо, хотя и ветрено. Кулен в длинном темном плаще без всяких украшений ходил туда-сюда, заложив руки за спину и поглядывая на море. Ветер трепал его длинные волосы, схваченные тяжелым золотым обручем – Малой короной Приморья. Большая корона была на Лиране в день его гибели и сейчас, видимо, пополнила сокровищницу Бреса.
– Дорогой брат! – обрадовался Кулен при виде Красного.
В последнее время он взял манеру называть Красного братом, что тому очень не нравилось. У него было целых пять совершенно бесполезных братьев, к которым он ничего не чувствовал, и лишь один, кого он действительно считал своим братом и так называл вслух. Это место в его сердце было занято, и никого постороннего он туда пускать не собирался.
Но когда живешь в гостях бедным родственником, приходится подстраиваться под хозяев. Кулен принял Красного вместе с Роной, окружил их почестями и заботой, помог Ворону стать королем. Хотя бы формально.
Красный невольно прикоснулся к серебряному обручу у себя на голове. Символическая корона Тамврота, к которой пока не прилагается ничего, кроме громких слов и морского ветра.
– Я бы хотел поговорить с тобой без посторонних ушей, – объяснил Кулен.
Красный пожал плечами: пустая терраса хорошо просматривалась, а шум ветра заглушал звуки. Попытайся кто подслушать их разговор внизу, под стеной, то вряд ли что-то уловил бы.
– Зима подходит к середине, скоро море оживится, а следом оживятся и дороги, – нервно облизнул губы Кулен.
Красный доброжелательно смотрел на него с самым приветливым выражением лица, про себя желая принцу подхватить расстройство желудка. Его ужасно раздражала привычка Кулена облизывать губы, ломать пальцы и озираться при беседе. Ворон некстати вспомнил слухи о том, что принц не спешил с женитьбой, потому что предпочитал свой пол противоположному.
– И тогда Брес придет сюда, чтобы сжечь наши города и деревни, занять мой дворец, а всем нам отрубить головы, – продолжал Кулен. – Последнее у него особенно хорошо получается.
– Мы встретим его у границы и попробуем угостить от души, – мрачно ответил Красный. – Учитывая, что он крайне неудачно сходил на блины к моей матушке, у него до сих пор должны побаливать зубы. Не забывайте, что Серые горы выставят против Бреса своих…
– Тех, кто остался после резни в Приграничье, – вдруг перебил его Кулен.
Красный побледнел и замолчал, как от удара под дых. Глаза его хищно сузились. Он не ожидал от неженки Кулена такого резкого отпора, почти грубости – принц прекрасно знал, что Красный не выносил, когда битву, в которой пал Эннобар, называли резней в Приграничье. Хотя так ее называли все.
– Я не хотел тебя обидеть. – Кулен положил ему руку на плечо и просительно заглянул в глаза. – Но подумай: три армии наших земель с лучшими людьми во главе с Эннобаром и твоим старшим братом выступили против Бреса, и теперь их тела гниют на виселице.
Красный стряхнул его руку.
– Они просто не знали, с кем имеют дело. Это все произошло из-за их неосторожности. Брес был готов, а они – нет. Род Озерный предал Эннобара и не привел войска. В этот раз все будет по-другому. Мы знаем, что нам предстоит. И подготовимся. Мои братья разбили Бреса в Серых горах, и он едва унес оттуда свою задницу.
– Да, а вместе с ней – и новый опыт, – подхватил Кулен. – Брес тоже подготовится, и преимущество снова будет на его стороне: у него сейчас вдвое больше войска, и это опытные профессиональные воины, а не наши трусы-ополченцы. К его услугам все плодородные земли Тамврота, сокровищница Эннобара и деньги всех покорившихся лордов. А мы разрознены. Серые горы далеко, и никто, кроме ворона по небу, не может попасть туда, минуя земли Тамврота. Даже если твоя мать наскребет войско, опустошив все горы от подошв до макушек, и пошлет это войско мне на помощь, пока оно будет идти, Брес уничтожит тут все огнем и мечом. Сам видишь, что за лорды сидят на моем совете и что за воины у меня остались.
– И что ты предлагаешь?
Глаза Красного превратились в две узкие щели, из которых смотрела злость.
– Там, где бессильно железо, можно попробовать другой металл, – ответил Кулен.
– А проще нельзя сказать? – в раздражении поинтересовался Красный.
– Сейчас все сам услышишь. – Лицо Кулена, который все смотрел на море, вдруг просветлело и преобразилось. Исчезли страх, задавленность, неуверенность. Плечи распрямились, на губах появилась улыбка. Кулен вдруг стал похож на своего отца – красивого отчаянного бабника и моряка. – Видишь? Они плывут.
Красный присмотрелся и увидел, как по серому зимнему морю скользит одинокий парус. Белый и далекий.
– Что это? Ведь зимой купцы по морю не ходят?
– Купцы-то нет, а вот фоморы – еще как, – широко улыбнулся Кулен, жадно вглядываясь в белое пятно на серой глади.
– Фоморы? – закричал Красный. Теперь настал его черед хватать новоиспеченного короля за плечо и разворачивать к себе: – Ты сошел с ума? Ты позвал сюда фоморов?
– Как говорится, в любви и на войне все средства хороши, – улыбнулся ему в лицо Кулен, щеки которого разрумянились, а глаза возбужденно блестели. – Фоморы любят золото. Если мы с ними столкуемся, они приведут свои корабли и отстоят Приморье.
– Фоморы – грабители и убийцы, без чести, совести и закона! – заорал Красный. – Они грабят твои же берега, крадут людей и продают их в рабство, топят все корабли подряд, которые только попадутся им на море! Это чума, поразившая все побережье материка и островов, а ты собираешься с ними договориться?! Воистину в отчаянии у некоторых мужчин слабеет рассудок.
– Или наоборот. – Кулен осторожно убрал руку Красного со своего плеча. – Между прочим, закон у фоморов есть, и честь тоже. Только у них и о том, и о другом свои собственные понятия.
– Какие?
Красный тоже посмотрел на парус: тот стал ближе.
– Они не предают своих, – ответил Кулен.
Кулен принарядился для встречи: надел лучшую рубаху и сюркотт, роскошный плащ, отороченный горностаевым мехом, красные сапоги на каблуках. Обветренные губы казались слишком красными на белом лице. Из-за бессонницы принц похудел и выглядел не совсем здоровым, только глаза у него горели, как перед битвой.
Красный тоже успел позаботиться о своей внешности: волосы ему уложили в традиционную прическу из мелких косичек, под алым плащом с подбоем из куньего меха поблескивала кольчуга. Солнце играло на серебре короны.
Лодка приближалась, мерно поскрипывали уключины, кричали чайки. Корабль фоморов, юркое низкое судно с веслами и широким парусом, остался далеко от берега, и сейчас к причалу направлялись две большие лодки, перегруженные людьми и золотом.
Красный покосился на Кулена, и тот улыбнулся ему краем рта. «Фоморы любят золото», – вспомнил Ворон. Но он не думал, что в буквальном смысле: обе лодки словно были посыпаны волшебной пыльцой: так сияли на солнце драгоценные камни, золото и серебро.
Каждый из гребцов буквально увешал себя тяжелыми золотыми браслетами, серьгами, гривнами, ожерельями, цепями. Золото блестело на кольчугах, и даже носы лодок, высоко поднимающиеся из воды, были окованы золотом.
– Небеса всеблагие, да у них кольчуги позолочены! – пробормотал Красный.
На угрюмых лицах лордов Приморья отражалось такое же изумление: золотая кольчуга? Зачем? Бессмысленный перевод драгоценного металла и полная бесполезность в бою.
А потом сердце Красного пропустило несколько ударов. Лодки были уже совсем близко, и Красный смог рассмотреть гребцов и тех, кто сидел в центре. И не поверил своим глазам.
Двое. Эти двое…
Красный не сразу понял, что перестал дышать. Как в детстве, когда по вечерам слушал страшные сказки старой Мэнн, которые няня рассказывала братьям на кухне.
Справа сидел молодой мужчина, чьи длинные, почти такие же золотые, как его кольчуга, волосы спадали ниже пояса. Он был красивым, словно девушка. Даже отсюда Ворон видел, какие у него длинные и пушистые ресницы, яркие синие глаза и белые зубы. Златовласый полубог смеялся и махал рукой. А рядом с ним сидела женщина, и чем больше Красный на нее смотрел, тем меньше верил в то, что не спит и не видит чудесный сон.