В сердце Красного родилась глухая, упорная ненависть. Брес отнял у него все, и даже родину. Ворон смотрел туда, куда убегала дорога. Где-то там, в Твердыне, сидела его мать, а уж она-то сумела бы справиться с любой напастью, особенно женской. Но миледи даже не знала о его самовольной женитьбе, а ворон больше не прилетал.
Красный сжал кулаки и взмолился черному небу. Рона не нравилась ему, но она была его женой и носила под сердцем их ребенка. Ворона бросало в холодный пот при одной мысли о том, что он может потерять еще больше.
Вдруг его внимание привлекли некие звуки: возня, шепот и тихие поцелуи. Красный обернулся и присмотрелся: в конце площадки самозабвенно обнималась парочка. Женщину он не видел, но мужчина был высоким и широкоплечим. Возня усиливалась.
Красный понял, что молчать уже некрасиво, и громко закашлялся, обозначая свое присутствие. Парочка замерла. Потом послышалось тихое ругательство, и высокий мужчина скользнул прочь, исчезнув в галерее. Красному было ужасно неловко за то, что он невольно подсмотрел чужую страсть.
Фигура женщины приблизилась из темноты, и Красный вздрогнул, отступая назад. Это была не женщина, это был король Кулен со вспухшими обветренными губами и пьяным взглядом. Узнав Красного, он с облегчением рассмеялся.
– Я просто пришел подышать ночной свежестью, – пробормотал Красный, радуясь, что в темноте не видно его залившегося краской лица.
– А я пришел сюда, чтобы уронить свою честь, – пьяно рассмеялся Кулен. – Решился наконец. В конце концов, тому, кто хочет обкрадывать мертвых, честь ни к чему.
Красный не нашелся, что сказать, а потому пробормотал какую-то чушь и убежал прочь с твердым намерением напиться.
Отвары не помогали: Рона все равно злилась, кричала и плакала. Иногда она могла рыдать часами, вслух причитая о своей несчастной судьбе. Иногда вдруг становилась ласковой и кротко просила нежности. Самые осторожные отказы Красного вызывали у нее приливы бешенства. А еще Рона требовала, чтобы Красный постоянно находился при ней. Тогда она успокаивалась. Поэтому Ворону часто приходилось сидеть с женщинами, глядя на то, как они вышивают, и слушать их глупые сплетни.
В последнее время все сплетни вились вокруг короля Кулена и Немеда. Их постоянно видели вместе. Некоторые миледи, широко раскрыв глаза, уверяли, что фомор даже ночует в королевской опочивальне и его не раз замечали либо приходящего туда вечером, либо выходящего по утрам.
Красный не выдерживал этих сплетен, которым Рона жадно внимала с широко раскрытым ртом и вытаращенными глазами, поднимался и уходил с женской половины. Обычно он поднимался на террасу, несмотря на пронизывающий зимний ветер, и стоял там, глядя на море или на дорогу.
Однажды он столкнулся там нос к носу с Немедом. Фомор также стоял и смотрел на море.
– Сегодня вернется Айфе, – солнечно улыбнулся он. – Я уже вижу парус.
Красный посмотрел на море и ничего не увидел.
– Он там, – кивнул Немед. – Но Айфе не зайдет в гавань. Она пройдет мимо, а я буду стоять тут, чтобы она меня увидела и поняла, что со мной все хорошо.
– Почему она не зайдет сюда? – спросил Красный.
– Незачем, – ответил Немед. – Мы тут враги.
Красный посмотрел на этого странного человека, красивого, словно девушка, не стыдящегося нарушать законы природы и делать то, от чего всех вокруг воротило. На поясе Немеда висел короткий меч, на руках сияло множество браслетов, усыпанных драгоценностями.
– Айфе твоя сестра? – спросил Красный.
– Да, от одной матери, – широко улыбнулся Немед. – Самая красивая из всех. Я не даю ей рожать, чтобы она могла плавать со мной. У нас с ней еще две сестры и три брата, от разных отцов и матерей. И две сестры родили мне сыновей. Но Айфе – она другая. Лучше всех. Морская ведьма. Мы с ней словно один человек. Не расстаемся с самого рождения. Мы с ней были вместе до рождения и уйдем обратно в темноту тоже вместе.
Красный вздрогнул.
– У нас никто не спит с родными по крови.
– У нас не слишком большой выбор, с кем спать, – ухмыльнулся Немед. – На острове Туманов жить трудно. Ничего нет, кроме скал и моря. Злая земля, нищий народ. Но мы отважны и потому стали богаты. Нам можно все, и плевать на чужие законы. Особенно на те, которые не разрешают тебе спать с тем, с кем хочется.
Красный отвернулся, чтобы не думать о том, что внушало ему неприязнь. Отделаться от брезгливости не получалось. И тут он тоже увидел парус: белая точка качалась среди волн, приближаясь к Нессексу.
– А Айфе не ревнует тебя? – не удержался Красный.
– Только к женщинам, – рассмеялся Немед. – Других женщин рядом с собой она не выносит.
– Не говори об этом.
Красный отвернулся.
– О мужчинах? – подразнил его Немед. – Не буду. Но у нас можно выражать свою приязнь разными способами.
– Что ж, в каждом городе свои обычаи.
Красный ушел, оставив фомора наедине с морем и парусом.
Вернувшись в свои покои, он сразу увидел общее беспокойство. Рона была в спальне, и она рыдала, стуча ногами по кровати и расшвыривая подушки.
– Ты меня больше не любишь! – закричала она, завидев Ворона. – Я стала некрасивой из-за этого ребенка, и ты меня разлюбил! Ты не хочешь меня! Ищешь любви на стороне. А я здесь одна, я так страдаю…
Красный начал ее уговаривать, плел бессмысленные уверения в любви, обнял рыдавшую Рону за плечи и качал, словно ребенка, пока она не затихла. Вдруг Рона подняла на него большие заплаканные глаза, в которых застыл страх.
– Мне больно, – хрипло сказала она и вцепилась в его руку.
Красный опустил глаза и заметил, как на платье жены расплывается темное пятно. Он вскочил и закричал, требуя позвать лекаря.
Служанки прибежали, засуетились. Его вытолкали за дверь, и Ворон остался наедине со своим отчаянием. Время тянулось долго, а потом застыло на месте. Пробегавшие мимо женщины бросали на Ворона испуганные взгляды. Наконец из-за дверей вышел лекарь и сразу же направился к нему.
– Ваша кровь оказалась слишком буйной, – сказал он, глядя куда-то за плечо Красного. – Миледи Рона потеряла ребенка.
– А она сама?
Красный схватил его за рубаху на груди, смял ткань. На лбу лекаря выступила испарина.
– Все довольно плохо. Она очень ослабла за эти месяцы, и кровь не унимается. Я не могу ничего обещать. Сходите к жене, она зовет вас.
Красный вошел в спальню. Окна были завешены, что только усугубляло гнетущую атмосферу. Около кровати хлопотали две служанки, пахло кровью и еще чем-то кислым, острым.
Рона лежала на постели, глядя перед собой остановившимся взглядом. Волосы ее были мокрыми и слипшимися от пота. Она осторожно дышала, слово даже такие незначительные движения приносили боль.
Красный подошел к постели, опустился на колени и поднес к губам руку принцессы. Кожа была холодной и прозрачной, словно из нее выпустили всю кровь. Почувствовав поцелуй, Рона оживилась и перевела взгляд на мужа.
– Ты пришел, – тихо сказала она, глядя на него своим заискивающим взглядом. – Я, наверное, ужасно выгляжу.
– Нет, что ты, – соврал Красный. – Ты очень красивая. Я люблю тебя.
Рона закрыла глаза, и по бледным щекам поползли слезы. Рот ее горько скривился, ноздри вздрагивали. Она снова открыла глаза и спросила:
– Что сказал врач? Он ничего не говорит мне, только дает пить какую-то гадость. У меня все болит внизу, и кровь не останавливается. Что с моим ребенком?
– Все хорошо, – сжал ее руку Красный. – Ты скоро поправишься.
Он поднес тонкие пальцы к губам и поцеловал.
– А ребенок? – настаивала Рона. – Наш малыш? Он будет похож на тебя, я это чувствую.
– Все хорошо. – Красный снова поцеловал ее руку. – Рона.
Но она его уже не слышала. Она смотрела в потолок и шептала себе под нос:
– Такая крошечка, ясные глазки, волосики, маленькие ручки и ножки. Наша радость.
Красный посмотрел на служанку.
– Миледи заговаривается, – ответила та на немой вопрос. – Лорд Ворон, вам лучше уйти.
Красный ушел из спальни, упал в кресло и закрыл лицо руками. Возможно, он задремал или просто задумался, но когда что-то коснулось его плеча, он вздрогнул, как спросонья.
– Лорд Ворон, – на него смотрел лекарь. – Ваша жена…
И Красный увидел в его глазах смерть.
Глава 29
Лорелея вечером сидела в своих комнатах и смотрела, как огонь дрожит в камине. Два дня назад они с Младшим вернулись из лесов, а следом прибыла и большая охота во главе с Диким.
Замок оживился, наполнился весельем и хлопотами. Все были заняты на разделке туш и выделывании шкур. По случаю удачной охоты миледи велела устроить веселый пир. Люди радовались, повсюду слышался звонкий смех. Даже взрослые и старики участвовали в забавах молодежи: в войне снежками, в катании с горок и в танцах у костров.
Только Лорелея была чужой среди общего веселья. На пиру ее посадили рядом с миледи Воронов, напротив Дикого, который не обращал на нее внимания. Рядом сидел Гордый, который за весь вечер ни разу не посмотрел в ее сторону. Да и сама миледи уделяла внимание гостье не больше, чем тени в углу.
Поэтому Лорелея после пира ушла в свои комнаты и оставалась там, слушая, как воет за окнами зимний ветер, и отгоняя невеселые воспоминания. Вдруг нерадостные размышления прервал негромкий стук в дверь. Лорелея удивилась, но крикнула:
– Войдите, я не сплю.
Дверь открылась, и в комнату заглянул улыбающийся Младший. В руках он держал толстого щенка. Черного, но с рыжими мордочкой, пузцом и внутренней частью лап, пушистого и круглого. Круглыми были крошечные ушки, глазки. Округлое тельце венчала круглая тяжелая голова, и даже вытянутый темный хвостик напоминал круглую колбаску.
– Не помешал? – спросил Младший. – Уже поздно.
– Нет, я поздно ложусь. – Лорелея встала ему навстречу. – Что это?
– Подарок, – смутился Младший. – Мне стоило больших трудов его раздобыть, и вот наконец его принесли. Я так обрадовался, что сразу побежал к тебе.