Во сне она кричала: «Как такое возможно?» Она была голой перед толпой зевак, и грязные пальцы незнакомого, омерзительного вида мужчины трогали ее везде. Его противный смех звенел у нее в ушах. От насмешливых выкриков мужчин — франтов из компании лорда Б., что ли? — она едва не теряла сознания.
Потом обстановка изменилась. Теперь Пайпер была частью толпы, сборища мужчин на рынке рабов в Чарльстоне. Озверевшая толпа наседала, крики становились громче, в зловонном воздухе явно ощущался запах страха.
Но кем в этой сцене была она? Юной Офелией, выставленной на аукцион в загородном поместье на потеху английским садистам? Или той Офелией, что тридцать лет спустя стояла посреди жары и духоты Чарльстонского рынка рабов, доведенная до дурноты нечеловеческим ужасом, который видела перед собой, а потом возмутилась до такой степени, что побежала за конюшни в кабинет хозяина рынка, поднимая юбки и увязая в грязи?
А может, все проще.
Пайпер открыла кран и плеснула в лицо холодной воды. Она повисла над раковиной, переводя дух, позволяя воде стекать со лба и щек.
Что, если сон был о ней, Пайпер Чейз-Пьерпонт, — женщине, которую удерживали невидимые цепи, созданные ею самой?
Она закрыла глаза. Вздохнула. Почувствовала, как вода стекает с лица на голую грудь. И она поклялась себе: никогда в жизни больше не буду преуменьшать то, чем являюсь на самом деле.
Пайпер вздрогнула от прикосновения теплой мужской руки, мозолистой ладони к ее обнаженному плечу.
Из зеркала на нее смотрел Мик. Его губы были сжаты, во взгляде сквозила тревога.
— С тобой все в порядке?
Пайпер смущенно улыбнулась. Она взяла полотенце для рук и вытерла лицо.
— До меня наконец дошло, Мик, — сказала она.
Он покачал головой, ожидая подробностей, к примеру, о чем, черт побери! она говорит.
— Прости. Выставка. Центральный образ для истории Офелии.
Пайпер повернулась лицом к Мику. Она обвила руками его шею, а он обхватил ее ягодицы, приподнял и усадил на край раковины. Как будто ничего естественнее и придумать было нельзя, Пайпер раздвинула бедра и привлекла его ближе, скрестив лодыжки на его накачанном заде.
— Мне приснился сон. Такой похожий на явь, — сказала она. — И теперь я знаю, что делать с выставкой по Офелии. Я понимаю, что у меня заканчивается время и по сути нет бюджета, но, думаю, и выбора у меня нет…
— Подожди. Не успеваю за мыслью.
— Мне нужно в Чарльстон, Мик. В Южную Калифорнию. Я должна увидеть это собственными глазами.
Мик смахнул с ее лба прядь мокрых волос и нежно улыбнулся ей.
— Я по-прежнему не понимаю, любимая.
Она кивнула.
— Сюжетная линия в дневниках Офелии Харрингтон, ее борьба против порабощения людей в любом виде. Она не позволила продать себя как рабыню человеку, которого не любила, верно?
На лице Мика появилась кривая усмешка.
— И этот отказ привел ее к стезе куртизанки.
— Да, и к аукциону секс-рабов. Думаю, это навсегда изменило ее. — Пайпер быстро чмокнула Мика. — Но только в 1856 году Офелия начала свой крестовый поход против рабства. С первой публичной речью она выступила после возвращения с рынка рабов в Чарльстоне. Теперь там музей. Мне нужно увидеть его.
— Тогда поедем.
Пайпер удивленно рассмеялась.
Мик навалился на нее, и она почувствовала, как его возбужденный член нащупывает вход в ее тело.
— Позволь преподнести тебе эту поездку в качестве подарка на день рождения, ведь он был совсем недавно.
Первым побуждением Пайпер было сказать «нет», но она сдержалась. Ей нравилось, когда мужчина был с ней щедрым. Это заставляло ее чувствовать себя особенной.
— Ты бы правда поехал со мной?
— Конечно. Устроим себе прогулку на выходных, развеемся. — Он озадаченно улыбнулся ей. — Я планирую пройти с тобой каждый шаг этого пути, Пайпер.
Слова Мика прозвучали так искренне и нежно, что у той потеплело на сердце. Он будет со мной. Он обещал.
Пайпер остановила на Мике испытующий взгляд. Ее губы раскрылись. Она была на грани того, чтобы задать ему самый главный вопрос: Почему? Почему ты ввязываешься в эту чехарду? Ты влюбляешься в меня?
Но промолчала. Она не Офелия. Она Пайпер. Новая, улучшенная версия, конечно, но все равно Пайпер.
Девушка улыбнулась Мику.
— Спасибо. Ты меня очень порадовал.
— Хорошо. Мне нравится тебя радовать.
С лукавой улыбкой Мик скользнул внутрь ее тела, завладевая ее губами и заглушая крик удивления и удовольствия. Не успела Пайпер понять, что происходит, как он подхватил ее на руки, по-прежнему оставаясь внутри нее, и понес на их растерзанную кровать.
Глава двадцать третья
Капитан только что объявил, что они совершили посадку в Чарльстоне, а Пайпер все не могла оторваться от ноутбука. Она работала почти всю дорогу, даже во время пересадки в Вашингтоне. Насколько мог судить Мик, она делала для себя пометки, составляла списки и по сто раз правила чертежи зала.
Мик дал ей такую возможность и сам использовал время, чтобы подогнать собственные дела, но замечал, что с каждым днем она все больше сосредотачивается на выставке и все меньше обращает внимание на него. Он понимал, что это обратная сторона медали. Он большой мальчик. Переживет.
Однако он стал частенько задумываться о старом добром мистере Харрингтоне, ангелоподобном муже Офелии. Как рассказывала Пайпер, этот парень всегда поддерживал жену в ее борьбе против рабства и за женские права, даже когда она стала объектом насмешек, его бизнес оказался в опасности, его мужественность под вопросом, а его семья под угрозой смерти. По словам Пайпер, Офелия как-то написала в письме подруге, что зашла к мужу и предложила остановиться, если хочет. В ответ он поцеловал ее и сказал, что с таким же успехом мог бы попросить ее перестать дышать.
Да, нужно отдать должное парню: тот намного опередил свое время. И установил очень высокую планку для любого мужчины, которого судьба свела с женщиной, одержимой идеей.
Мик поцеловал Пайпер в щеку. Сначала ее глаза вспыхнули, потом она вздохнула, закрыла компьютер и откинула голову на спинку кресла.
— Расскажи, — попросил Мик.
— Знаешь, меня уволят. Вероятно, сразу же, на месте. — Голос ее звучал ровно. — И после у меня будут не особенно радужные перспективы. В наши дни в музеях не слишком жалуют кураторов-феминисток, которые превышают бюджет и действуют за спиной начальства.
Мик обхватил ее рукой за плечи.
— Но миру всегда нужны женщины, которым хватает смелости бороться против системы.
Пайпер искоса глянула на него, и ее губы дрогнули в слабой улыбке.
— Кроме того, я надеюсь, что ты рассмотришь вариант поработать со мной в реалити-шоу.
Пайпер села ровнее и высвободилась из объятий Мика. Ее лицо стало серьезным.
— Есть новости?
Мик покачал головой и вздохнул.
— Если бы…
Как он уже объяснял Пайпер, в переговорах его агента с продюсерами наступило затишье. Телевизионщики говорили, что это вызвано временными сбоями в графике и задержками с утверждением бюджета, но Мика с каждым часом дергало все сильнее.
— Нам до сих пор не дали зеленого света. Это сводит меня с ума.
— В любом случае я не думаю, что смогу работать на тебя, — сказала Пайпер.
Мик рассмеялся.
— Я не предлагал работать на меня, Пайпер, я предлагал работать со мной.
Она пожала плечами.
— Я музейный смотритель, Мик. Это единственное дело, которым всегда хотела заниматься. Это то, что я люблю. Не уверена, что работать на тебя в археологическом реалити-шоу будет лучшим применением моего образования и навыков.
— Со мной.
— Хорошо. — Девушка вздохнула. — Как бы там ни было, спасибо за предложение, но я сама разберусь со своей карьерой.
Мик ничего не ответил сразу. Он должен был убедиться, что его следующий ход будет правильным.
— Между твоей профессией и этим реалити-шоу много общего, — проговорил он наконец, беря ее за руку. — Подумай об этом. Какова цель музейной выставки?
Пайпер усмехнулась примитивности вопроса.
— Это, разумеется, зависит от кураторской направленности музея.
— Хорошо. Конкретно БМКО.
Пайпер поджала губы.
— Инсталляции в Бостонском музее культуры и общества должны учить, развлекать и возбуждать интерес к истории города, к тому, как она связана с его настоящим и будущим.
— Ага, — с улыбкой сказал Мик.
— Ага?
— То же самое верно для «Охоты на правду с Миком Мэллоем».
— Мы хотим учить, развлекать и возбуждать интерес к прошлому.
Пайпер опять пожала плечами и выглянула в окно.
— Уверена, ты прекрасно справишься с этой задачей, не тягая меня за собой.
Мик не стал развивать тему. Но он четко и ясно услышал то, чего Пайпер не сказала: она не хотела, чтобы он уезжал из Бостона, но и бегать за ним не собиралась.
Мику доводилось и прежде выживать в условиях немилосердной жары — первым на ум приходило лето, которое он провел на северо-востоке Таиланда на раскопках поселения бронзового века, но за шестиквартальную прогулку от их гостиницы в центре города до пресловутого рынка рабов с него сошло семь потов.
Они с Пайпер шагали по лоснящемуся тротуару вдоль мощенной булыжником Чалмерс-стрит — одной из узких улочек знаменитого исторического квартала Чарльстона. Симпатичные городские особняки из кирпича, камня и досок тянулись ровными рядами, радуя глаз цветочными клумбами с их южной утонченностью.
— Красота декораций не уступает омерзительности сюжета, — сказала Пайпер.
Мик думал о том же.
Они остановились у кирпичного фасада того, что раньше было частью Рынка Райана, где 1 июля 1856 года, незадолго до того как Офелия приехала сюда из Бостона, начали продавать рабов. Торговая площадка, заключающая в себе четыре здания, не случайно открылась именно в тот день, когда в Чарльстоне запретили публичную торговлю рабами. Уличные аукционы как магнитом притягивали аболиционистов, и горожане беспокоились, что постоянные волнения подорвут их репутацию аристократичного города.