Я хотела касаться и чувствовать прикосновения, любить и быть любимой, трахать и отдаваться.
По другую сторону столика Мик повел бровью.
— Ау-у?
Пайпер заставила себя дышать. Черт побери, она перестает контролировать свои воспоминания!
— Да. Точно. Прошло так много времени, — добавила она и встала, не переставая прижимать к груди портфель. — Прости, но мне пора. Планерка вот-вот начнется.
— Я в курсе, — сказал Мик, поднимаясь вместе с ней и расплываясь в улыбке, которая на сей раз была определенно дьявольской. — Знаешь, ты даже не спросила меня, что я делаю в БМКО.
Мик прав. Она не спросила. Последние пятнадцать минут она вполуха слушала, как он описывает свою полную приключений жизнь, будучи занятой борьбой со стыдом и постыдными эротическими мыслями, и без конца поглядывала на часы, понимая, что не успеет спрятать дневники. Что, если из-за стресса у нее начнется тик? Это будет шикарно: синие губы, заклеенные изолентой очки дергающийся глаз… От мужчин придется отбиваться дубинкой.
Они зашагали к выходу из кафе.
— Тебе ни капельки не интересно? — спросил Мик, повернувшись к ней.
Пайпер закатила глаза.
— Хорошо. Мне интересно. Что ты здесь делаешь?
— Меня сдали в аренду вашему музею, — ответил он тем мелодичным баритоном, который десять лет не давал девушке покоя. Ближайшие шесть месяцев я буду работать консультантом совета попечителей.
Пайпер остановилась как вкопанная.
— Что ты сказал?
— Наш университет подписал договор по обмену персоналом.
Пайпер почувствовала, что ее синие губы обмякли.
— Я смотрю, ты не в восторге, — проговорил Мик.
Она замотала головой, силясь переварить новость.
— Ух ты! Здорово. Правда. — Еще пару секунд, и у нее по щекам потекут слезы. — Мне надо идти.
За столом в зале переговоров Мик озадаченно наблюдал за Пайпер.
В последний раз, когда они виделись, та была девушкой с каштановой французской косичкой, огромными зелеными глазами и подбородком в форме сердечка. Мысленно он представлял, как она, одетая в мешковатые «левис», водолазку и побитый молью свитер скандинавской вязки, топает по университетскому городку в своих истертых сабо обычно читая, иногда натыкаясь на людей. Она всегда ходила в «ботанских» очках. Ни сережек. Ни браслетов. Ни помады Ничего.
Тогда двадцатилетнюю Пайпер Чейз-Пьерпонт все знали как лучшую подругу Бренны Нильсен, нордической красавицы из хорошей миннесотской семьи, длинноногой, белокурой и знающей себе цену мисс. Мику всегда казалось забавным, что две эти девушки, хихикавшие на первом ряду и глазевшие на его зад, настолько привязаны друг к другу.
Но он с самого начала понял, что Пайпер не просто девочка на побегушках у королевы красоты. Она была умной, симпатичной и застенчивой, но за ее сдержанностью время от времени проглядывали тонкая ирония и удивительная проницательность, интриговавшие Мика.
Все эти годы, когда он вспоминал о Пайпер Чейз-Пьерпонт, ему представлялось, что она переросла стиль заучки и признала в самой себе интересную женщину.
Мик говорил себе, что если им с Пайпер выпадет увидеться вновь, она будет холеной, сексуальной, уверенной в своей сногсшибательности.
Очевидно, он ошибся.
Во время планерки, которая своей нудной бесконечностью напоминала Мику, почему он так долго сторонился контор и кабинетов, Пайпер сидела прямо напротив. Ей отлично удавалось не встречаться с ним взглядом и вообще делать вид, что она его не замечает. Если верить одному из смотрителей — тщедушному и недалекому подхалиму по имени Линк Норткат, — на выходных во рту у Пайпер лопнула чернильная ручка. Это объясняло синие губы. Но не объясняло всего остального, что он видел.
Пайпер выглядела осунувшейся и измотанной, но на щеках у нее постоянно играл румянец. Она так прижимала к животу этот свой портфель, что можно было подумать, будто она носит с собой оригиналы Кумранских рукописей[5]. На ней были стоптанные сандалии «Биркеншток» и нечто халатоподобное, купленное, вероятно, в модном фритредерском бутике, где под предлогом борьбы за экологию умным, в общем-то, женщинам за бешеные деньги «втюхивают» балахоны из мешковины.
Пайпер заслуживала лучшего.
Девушка посмотрела на него. Мик встрепенулся, но она тут же отвела взгляд. По ее горлу к груди разлилось красное пятно смущения.
Мик услышал, что его назвали по имени, и переключил внимание с Пайпер на исполнительного директора музея Луи Лапалью который, по всей видимости, представлял Мика персоналу.
— И нет, — добавил Лапалья с кривой усмешкой на круглолице, — его зарплата не идет из нашего текущего бюджета: деньги выделяются в рамках программы по обмену университетским преподавателями и научными работниками, и эта сумма покрывает все его шестимесячное пребывание здесь.
Мик заметил, как с нескольких лиц испарилась гримаса подозрительности. Он не винил этих людей в том, что они чувствую себя под угрозой: за последние три года фонды музея истощились почти на шесть миллионов, а выручка от продажи входных билетов на выставки за тот же период упала на сорок два процента. Сократили семь человек, ожидались новые увольнения; такая же картина наблюдалась по всей стране в неприбыльной сфере: в музеях филармониях, зоопарках, библиотеках, театральных труппах. Каждый за этим столом понимал, что, если от их услуг откажутся здесь им придется работать внештатными преподавателями или официантами.
Мик пришел, чтобы помочь БМКО переломить эту тенденцию. Он согласился участвовать в запуске новой кампании по сбору средств с условием, что часть вырученной суммы будет направлена на дальнейшие археологические исследования первых городски поселений на территории Бостона — один из особенно дорогих проектов.
Существовали и другие причины заехать в Бостон. Мик хотел помочь своему брату Каллену реанимировать семейный бизнес — паб. А еще нужно было обсудить с каналом «Компас» условия его нового реалити-проекта.
Мик позволил себе снова взглянуть на Пайпер. Внезапно и ее воспаленные глаза остановились на нем — это было самым смелы из того, на что она решилась за весь день. Их взгляды встретились всего на миг, но его оказалось достаточно, чтобы породить вспышку острого желания. И еще более острого гнева.
Но этого не может быть! Она злится на него? Ведь это она отшила его десять лет назад. Не отвечала на звонки. Отказывалась говорить с ним о чем-либо, кроме своей долбаной дипломной работы, как будто той катастрофы на ее квартире не было и в помине. Отказывала каждый раз, когда он просил уделить ему пару минут.
Бог свидетель, эта девочка была упрямой. А по окончании того семестра Мик отправился на остров Уайт[6] и забросил воспоминания о вечере в самый пыльный угол памяти.
Но, глядя на Пайпер теперь, он не мог не вспоминать. Милая, невинная девчушка исчезла — она откровенно напилась на фуршете на кафедре, после чего попросила его проводить ее до дому. На пороге квартиры Пайпер втащила его внутрь за лацканы пиджака, одержимая идеей добраться с ним до постели. Царица небесная! Как будто он не хотел того, что она предлагала. Но Мик никогда бы не воспользовался женщиной в таком беззащитном состоянии и не стал бы начинать отношения с блестящей студенткой, которая, как он подозревал, была еще девственницей. Это было не в его стиле. Тем более, что через несколько недель он собирался покинуть Уэллсли и заняться полевыми исследованиями.
Мик на мгновение закрыл глаза, пытаясь отгородиться от подробностей, которые всплывали в памяти. Не вышло. Он вспомнил, как Пайпер, шатаясь, подошла к CD-плееру и поставила какой-то диск Марвина Гэя, а потом устроила мучительно неуклюжий стриптиз, благодаря которому Мик уже через несколько секунд понял, что Пайпер Чейз-Пьерпонт обладает умом будущей аспирантки и телом профессиональной клубной танцовщицы.
На глазах у Мика симпатичная, застенчивая школьница превратилась в безмерно соблазнительную пьяную девицу, которая буквально умоляла, чтобы ее трахнули. Мик оцепенел. Его глаза стали огромными, как блюдца. Пальцы дрожали. Молния на джинсах грозила лопнуть.
Он не мог этого сделать.
Мик поднял с пола водолазку Пайпер, прикрыл ее идеальную голую грудь и поцеловал девушку в лоб. Он сказал ей, что позвонит на следующий день, и вышел за дверь.
С тех пор Мик через общих знакомых следил за карьерой Пайпер. Он слышал, что у нее были проблемы с последней выставкой, посвященной, кажется, связисткам Новой Англии в первой половине двадцатого века. Судя по всему, на подготовку и рекламу экспозиции порядком потратились, но посетителей она не привлекла. До Мика даже дошли слухи, что Пайпер следующая в очереди на сокращение. Поэтому, принимая предложение поработать какое-то время в БМКО и желая побыть дома, в Бостоне, он думал, что Пайпер приятно будет увидеть знакомое лицо, — лицо мужчины, который всегда желал ей только лучшего.
— Доктор Мэллой?
Лапалья предложил Мику что-нибудь сказать аудитории, поднялся и коротко изложил свои идеи, иногда делая паузы, чтобы встретиться взглядом с каждым, кто сидел за столом.
Кроме Пайпер, конечно, глаза которой были опущены в блокнот. Пальцы ее левой руки крепко сжимали ручку, исполнявшую пируэты на бумаге. Коллекция каракуль включала стрелы, летящие во всех направлениях, и ракеты, стартовавшие в космос. Мик не относил к фанатам Фрейда, но не мог не заметить, что наброски Пайпер…
В общем, они были самыми что ни на есть фаллическими.
Глава третья
Пайпер проигнорировала стук в дверь и прижала к уху диванную подушку, надеясь, что посетитель, кем бы он ни был, уберется к чертям. Она наконец наслаждалась покоем, надежно и умышленно спрятав дневники в музейном хранилище по неправильным номером каталога. Но тут послышался недовольный голос Бренны:
— Я видела твою машину на обочине. Я знаю, что ты дома, Пайпер. Открывай или я звоню твоей матери.