– Непривычны, – согласилась я. – Но ничто прекрасное мне не чуждо. Признаться, это платье вызывает во мне прилив ностальгии о прошлой жизни.
Кроули резко обернулся, сощурившись.
– Даже так?
Я кивнула и на ходу придумала очередную историю.
– До монастыря я росла в провинции, была дочерью купца, – поведала я. – Отец меня любил и иногда баловал красивыми нарядам. Это платье похоже на одно из них.
– Как трогательно, – протянул Кроули. – Ну, раз такое дело, то, если хотите, можете оставить его себе.
Я застыла на миг с ногой, занесенной на следующую ступень, – что, так легко? Кроули сам предложил мне платье? И даже не стал острить?
– Это так мило с вашей стороны, лорд, – улыбнулась я.
– Ерунда. Берите, – отмахнулся он.
Так мы добрались до моих покоев. Кроули довел меня до самой двери.
– Я буду ожидать вас в своем кабинете, аббатиса, – прежде чем отпустить меня, произнес он. – Думаю, сегодня исповедуюсь там.
– Хорошо, – согласилась я. – А что насчет ночи? Мы по-прежнему должны с вами спать в одной спальне. Условия обряда требуют этого, но…
Тут я замялась. После всех обстоятельств с поцелуем мне было боязно и неловко оставаться с Кроули на ночь.
Разумеется, я была уверена, что он больше не повторит своих поползновений, но, учитывая мой план побега, мне бы хотелось начать заранее отвыкать от его близкой компании.
– Но что? – переспросил Кроули. – Продолжайте, аббатиса.
– Думаю, после всего произошедшего, – все же решилась договорить я, – мы должны установить некие рамки между нами. Или, по крайней мере, одну стену ночами.
Кроули усмехнулся, как мне показалось, понимающе.
– Стену так стену, – согласился он.
На этом он меня покинул, я же достала ключ от комнаты и открыла дверь.
То, что что-то не так, поняла фактически сразу.
Будто холодок, прошедшийся по спине, будто ощущение угрозы на кончиках пальцев.
Моя одежда.
Я оставляла ее в КОРОБКЕ! Но сейчас она лежала на кровати, поверх покрывала.
Что за черт?!
Я бросилась к одеянию, проверяя, все ли на месте. Документы лежали в кармане, Библия тоже на месте. Но кто-то здесь точно побывал!
Тогда я бросилась к той самой коробке, куда складывала рясу. Прямоугольник из плотного картона ждал меня там, где я его и оставляла. Но стоило мне с осторожностью приподнять его крышку, как будто внутри могла таиться змея, и сердце приготовилось выскочить из груди.
На дне коробки лежал конверт с тремя буквами моих инициалов вместо адресата.
Беллатриса де Сент – расшифровала я, дотрагиваясь до конверта и вскрывая его дрожащими руками.
Внутри обнаружилась короткая записка:
«Сегодня он узнает, что ты – не я. Беги».
Глава 22
Кроули
Я сидел в кабинете, перекладывал из стороны в сторону бумажки, от нечего делать открывал то один ящик стола, то другой – будто ожидал увидеть в нем что-то новое, внезапно появившееся, то, чего тут не было еще пять минут назад.
Чудес, разумеется, не происходило, и я продолжал убивать время до прихода аббатисы дальше.
Будто назло, но сегодня она возилась удивительно долго. За те несколько дней, что я ее знал, обычно она всегда вела себя куда более энергично и живо.
Ну сколько можно переодевать одно платье? Минут десять-пятнадцать от силы.
Не припудривает же она себе носик, в конце-то концов?
Я бросил взгляд на часы – время моего ожидания уже близилось к часу…
Может, она на что-то обиделась? Как тогда в гостинице, где я прождал ее так долго, что уже отчаялся.
Или я ее чем-то спугнул в своих сегодняшних речах?
Я прокрутил в памяти наш с ней разговор и помотал головой – нет, определенно нет. Лже-Эрнеста ничего не подозревала, ее слишком занимало собственное платье, которое я разрешил оставить себе.
Как говорится, этот намек я поймал на лету: как и многие женщины, желающие получить от мужчины подарок, она зашла издалека и даже историю придумала. Разумеется, лживую.
Теперь-то я точно знал правду: никакая она не дочь купца, и, чтобы не слушать ложь дальше, просто согласился. Мне и самому стало интересно, зачем аббатисе понадобилось платье? Завтра же приставлю к ней кого-нибудь из охраны, чтобы постоянно следили, что творит эта дама.
А пока я опять покосился на часы.
Это ни в какие ворота уже не лезло! Полтора часа!
Или аббатиса уже забыла, что я буквально «жажду» ей покаяться.
Встав из-за стола, двинулся на выход и к комнате лже-Эрнесты. Нетерпеливо постучался в ее двери, чтобы поторопить. Но никто не отозвался.
Тогда постучался еще настойчивее и еще.
– Аббатиса! – позвал я, и неприятная догадка кольнула в грудь. – Немедленно откройте, или я выбью двери.
В ответ тишина, я стукнул в двери плечом еще раз, убеждаясь, что изнутри меня точно не слышат, а после этого навалился на преграду с разбегу.
Дверь слетела с петель с треском и пылью, а я по инерции пробежал еще несколько шагов в комнату.
С первого же взгляда стало понятно – аббатисы тут нет.
Перевернутые коробки с платьями, разорванная ткань, связанная узлами в длинную веревку, ведущую к распахнутому окну.
Я подскочил к открытым рамам, чтобы убедиться – сбежала чертовка.
Лже-Эрнеста, будто тюремная беглянка, выбрала путем побега окно, и никто ее даже не увидел.
– Что тут происходит? – на шум в комнату вбежала моя экономка и тут же, увидев меня, осеклась. – Лорд Кроули, прошу прощения.
Я хмуро посмотрел на нее, после обвел взглядом перевернутую комнату.
Сложно было понять – пропало ли хоть что-то отсюда, но я точно мог сказать – красное платье, в котором сегодня была девушка, лежало на кровати, а вот наряд аббатисы точно исчез. Зато Библия осталась.
Я усмехнулся, подходя к кровати и беря в руки томик.
– Что? – тихо пробормотал я, слыша горечь в собственном голосе. – Решила, что лишний груз в побеге тебе ни к чему?
Вопрос повис в тишине, и я отбросил Библию обратно на кровать как бесполезную.
Страницы раскрылись в полете, и оттуда вылетели два листка.
Я тут же притормозил, поднимая каждый.
– Ты мне еще и записку оставила? – усмехнулся я. – Прощальную, должно быть, очень мило.
Я раскрыл первый листок и пробежался взглядом по строкам ровного женского почерка. Маленькие, аккуратные буковки чуть сбивались, уходя наискосок, и сразу становилось понятно – аббатиса спешила.
«Я не хотела, чтобы так вышло, и уверена, вы не простите мне этого обмана. Но иного выбора у меня не было. Я не могу сказать вам всей правды, это подвергнет меня, а возможно, и вас опасности.
Но в вашем доме предатель, и я не знаю, на чьей стороне он играет. В моих вещах кто-то рылся и подкинул записку с предупреждением для меня, поэтому я ухожу. Прощайте, лорд Кроули. Спасибо вам за все».
На этом записка закончилась, и я перевел взгляд на вторую, куда более лаконичную, написанную совершенно иным почерком – резким, острым, с сильным нажимом.
«Сегодня он узнает, что ты – не я. Беги».
Прочитав последнее, я нервно сглотнул, и мое горло пересохло.
Неужели настоящая аббатиса написала это?
Я вцепился пальцами в записку, так что даже костяшки побелели, и перевел взгляд на дверной проем, где уже толпился небольшой коллектив моих слуг.
– Все в мой кабинет! – рявкнул я, здраво размышляя о том, что только кто-то из них мог проникнуть в комнату этим вечером, пока аббатиса была внизу, а я возился в кабинете с нотариусом.
Потому что «рылся в вещах», предположим, все же я, и лже-Эрнеста заметила какие-то следы вторжения, хотя я старался сложить все как было, когда возвращал документы. Но чего я точно не делал, так это не подкладывал никакой записки.
Через пять минут я оглядывал шеренгу прислуги, заглядывая каждому в глаза и ища там ответы. Виновный прекрасно должен был понимать, зачем его сюда позвали.
Вот садовник нервно сглатывает, стоит только мне пройти мимо, – но это, скорее всего, из-за запаха медовухи, который от него исходит.
Экономка держится стоически, смотрит вперед подобно солдату и поджимает губы – скорее всего, не она.
А вот Глория – молодая горничная – прятала и отводила глаза, стоило только сделать шаг в ее сторону.
И чем ближе я подходил, тем ниже она втягивала голову в плечи и словно старалась уменьшиться, лишь бы исчезнуть из-под моего взгляда.
Я остановился в полушаге от нее и вкрадчиво произнес почти над самым ухом:
– Ты ведь знаешь, что это и откуда взялось? – я продемонстрировал служанке короткую записку, помахав ею перед глазами.
– Я… не… не знаю, лорд Кроули, – проблеяло несчастное создание таким голосом, будто собралось скатиться в обморок.
Но я не собирался отступать и покупаться на очередную женскую хитрость.
Пришлось вздернуть ее узкий подбородок пальцем вверх, так чтобы Глория посмотрела мне в глаза.
– А теперь взяла и сказала правду, – твердо произнес я. – Потому что я ее и так знаю, но жду, пока ты сознаешься сама.
Служанка всхлипнула.
– Я не хотела… – выдавила она сквозь прорвавшиеся рыдания. – Я не специально… Мне просто заплатили. Много…
– Все вон! – рявкнул я на остальных слуг, которые тут же развесили уши.
Глория, видимо решившая, что это и ее касается, тоже попыталась сбежать, но я ухватил ее за локоток и буквально силой втиснул в гостевое кресло, где еще недавно сидел нотариус.
Когда же двери за уходящими захлопнулись, я сменил кнут на пряник.
– Ну же, милая, – подходя к столу с баром, почти проворковал я. – Давай поговорим по-хорошему. Ты мне все расскажешь, а я, возможно, даже не стану тебя увольнять… Или, не дай Господи, приказывать отсыпать тебе плетей за предательство.
Я наполнил бокал крепким виски, хорошим, дорогим напитком, который держал тут для гостей, и поднес девчонке. Алкоголь должен был хоть немного унять дрожь и развязать язык.
Та недоверчиво покосилась на меня, но бокал взяла.