[265]. Сделав выбор, они уверяют, что выбранная картина нравится им больше, а другая, оставленная, – меньше. Социальные психологи Мэтью Либерман и Кевин Окснер выяснили, что пациенты, страдавшие от амнезии, тоже уменьшали когнитивный диссонанс, возникший после того, как им одинаково понравились два рисунка, а пришлось выбирать только один: они позже проявляли чрезмерную радость от выбранного рисунка и убеждали себя в том, что не так и хорош был другой. Но у них же была амнезия! Они же не помнили, как сознательно совершали выбор, вызвавший диссонанс! И это – знак того, что различные действия, призванные ослабить когнитивный диссонанс, в том числе и предубежденность в постоянстве, и предубежденность в переменах, происходят даже тогда, когда люди мало что знают о самом источнике противоречий, с которыми пытаются совладать.
«Я так и знал!»
Когда в октябре 1999 г. «Бостон Ред Сокс» обыграли «Кливленд Индианз» в решающей игре серии плей-офф, бостонские фанаты предвкушали битву в Чемпионской серии Американской лиги – с лучшими в мире «Нью-Йорк Янкиз». Многие в эйфории звонили на радио, на спортивные ток-шоу и называли множество причин, почему многострадальные «Ред Сокс» имели отличный шанс победить могучих и ненавистных «Янкиз». Команда набрала огромный импульс, совершенно нежданно одолев «Кливленд»; их питчер Педро Мартинес был неудержим; а в короткой бейсбольной серии могло случиться что угодно[266].
«Ред Сокс» проиграли – и после этого участники ток-шоу рассуждали совсем иначе. «Так я и думал, у “Сокс” и шанса не было», – звучали решительные голоса в динамиках. «Ну да, я так и знал, у них же бить некому, где им состязаться!» – говорили другие. «Вот я всегда знал, у них площадка слабая», – сетовали третьи. «Я знал: “Янкиз” слишком хороши», – признавались даже непоколебимые фанаты «Ред Сокс».
Казалось, воспоминания тех, кто звонил на ток-шоу, находились под сильным влиянием исхода серии плей-офф: все уже свершилось, и теперь фанаты чувствовали, будто все время знали, что «Ред Сокс» обречены проиграть. Да, трудно сделать однозначные выводы на основе ненаучной выборки мнений из звонков на радиошоу (может, до начала плей-офф звонили оптимисты – а пессимисты ждали своего часа), но контролируемые исследования, к которым привлекались другие любители спорта, подтверждают: слова фанатов «Ред Сокс», звонивших на радио, стоит трактовать именно так. В одном исследовании болельщики футбольной команды Северо-Западного университета оценивали шансы своих любимцев на победу до и после домашних игр, проведенных осенью 1995 г. против Висконсина, Пенсильвании и Айовы. «Северо-Запад», у которого в 1995 г. выдался успешный сезон, выиграл все три поединка. Фанаты, которых после каждого выигрыша просили вспомнить, на что они рассчитывали перед игрой, давали «Северо-Западу» гораздо больше шансов на победу, нежели те, кто оценивал шансы команды до начала игры.
«Всегда так и знают» не только фанаты. Вспомним еще одно публичное мероприятие, о котором люди высказывались со всей решительностью: вердикт присяжных в уголовном деле О. Джея Симпсона[267]. Можете вспомнить, насколько вероятным вам казался вердикт «виновен»? Студентов попросили оценить его вероятность за два часа до вынесения, и потом еще раз, через два дня после того, как о приговоре узнали. И уже зная решение суда, вероятность обвинительного приговора они считали более низкой по сравнению с их изначальным мнением о ней.
Суждения о спортивных играх и о суде над Симпсоном иллюстрируют знакомый случай из жизни: стоит узнать исход события, и мы чувствуем, будто всегда знали, что произойдет именно так. Психологи назвали это «ретроспективным детерминизмом». Эта предвзятая склонность видеть случившийся исход как неизбежный – двоюродная сестра предубежденности в постоянстве: мы перестраиваем прошлое по тому, что знаем сейчас.
Это чувство – «я так и знал!» – кажется, особенно распространено в дни политических выборов, когда разные ученые мужи спешат объяснить, почему та или иная гонка вряд ли могла пойти иначе. Но виделось ли им это столь же ясно до того, как были подсчитаны голоса? В 1980 г., за день до выборов президента, студентов попросили предсказать их исход. На следующий день, во вторник, прошли выборы. А в среду уже других студентов спросили о том, какими им представлялись результаты – и по сравнению с группой, которую опрашивали в понедельник, те «предсказали», что Рейган получит больше голосов, а Джимми Картер и независимый кандидат Джон Андерсон – меньше[268].
Чувство «я так и знал» проявляется очень сильно, когда мы придумываем объяснения постфактум, указывая причину, обусловившую результат. Пример: люди рассуждали об исходе Англо-непальской войны, которая случилась в XIX в. В группе «предвидения» читали о ходе войны и оценивали вероятность исходов. В группе «ретроспективной оценки» участникам сообщали результат (победили англичане), а затем экспериментатор просил предсказать вероятность различных исходов, как будто никто не знал, чем все закончилось на самом деле. Но если исход был известен, то чувство «я так и знал!», несмотря на любые указания, проявляло себя во всей красе. Предвзятость была особенно заметна, когда устроители эксперимента привели детерминированную причину победы англичан: превосходную дисциплину войск[269]. Но когда они назвали случайную причину – была аномальная гроза, каприз природы, – то чувство «я так и знал!» не внесло в суждения почти никаких искажений. Точно так же его выражали и фанаты «Северо-Запада»: когда после игры их просили вспомнить ранние прогнозы – их же собственные, – болельщики приводили причины, объяснявшие результат, вроде «наша защита их закрыла» или «они пропустили важный трехочковый»[270]. Сильней всего люди чувствуют, что «всегда знали» исход, когда могут создать удовлетворительный причинный сценарий, в свете которого исход в ретроспективе кажется неизбежным.
Предвзятое чувство «я так и знал!» обладает такой силой, что возникает даже тогда, когда людей ясно просят игнорировать фактический исход события. Знание исхода как будто мгновенно объединяется с другими в семантической памяти, – и люди трактуют этот новый фрагмент информации точно так же, как и все прочие сведения, имеющие отношение к суждению, которое предстоит вынести. Они просто не могут трактовать его иначе. Это предубеждение сохраняется даже тогда, когда они явно пытаются не обращать внимания на то, что знают об исходе. Этот факт способен повлечь важные последствия для самых обычных жизненных ситуаций, в которых мы, как говорится, судим задним числом[271]. Представьте: вам поставили диагноз, он спорный, вы хотите обратиться еще к одному врачу за медицинским заключением, и при этом, естественно, желаете, чтобы тот оценил ваше состояние непредвзято, без учета мнения первого врача. Но влияние предвзятости столь сильно, что второй врач, зная мнение первого, может исказить свои суждения, даже если попытается игнорировать диагноз, вынесенный первым. Это неизбежно, и именно так и произошло, когда докторам, узнавшим диагноз для конкретного случая – лейкемии или болезни Альцгеймера, – предложили игнорировать его и вынести независимый. Они склонялись к тому, что ставили диагноз в соответствии с уже озвученным, в отличие от других, принимавших решение без какой-либо предварительной «подготовки».
Нечто подобное происходит и в жюри присяжных[272]. Вообразим ситуацию: сторона обвинения представляет улики – вроде бы компрометирующий телефонный разговор. Сторона защиты протестует, судья постановляет, что доказательства неприемлемы, и настрого указывает присяжным: при обсуждении приговора не принимать во внимание эти «доказательства»! Многие исследования показали: даже получив явные указания на то, что улики неприемлемы, «присяжные» в такой ситуации не могли их игнорировать, и вероятность осуждения обвиняемого была больше, нежели в том случае, если бы они совершенно не знали об уликах. То же касается и оглашения обвинительного заключения следствия до начала гласного разбирательства дела в суде: присяжные должны игнорировать это оглашение, но не могут, – и после того, как свидетельства проникают в их воспоминания, присяжные склонны считать, будто «все время знали», что обвиняемый виновен.
Предвзятое чувство «я так и знал!» преследует нас повсеместно. Кажется, люди едва ли не стремятся перестроить прошлое по лекалам своих знаний о настоящем. Зная исход, они с легкостью находят случаи и примеры, способные его подтвердить. Недавние свидетельства связывают это избирательное извлечение воспоминаний с совокупным влиянием двух сил: с общим знанием, влияющим на восприятие и понимание событий, и с уязвимостью к неверному соотнесению воспоминаний и источника впечатлений.
Представим себе такой сценарий: одинокая 24-летняя Барбара из Новой Англии в выпускном классе бизнес-школы знакомится с Джеком, общительным и умным мужчиной, и они начинают вместе готовить дипломный проект[273]. Они общаются после занятий, болтают о школе, о карьере, о том, как им обоим нравится кататься на лыжах… Однажды они идут в ресторан, Джек ругается с официантом, кричит на Барбару, и та в слезах возвращается домой одна. После выпускного Джек и Барбара не спят всю ночь, выпивают и празднуют, и Барбара соглашается приехать к Джеку на выходные в Вермонт, где у его родителей лыжный домик. Там, в первую ночь, Барбара пьет вино за ужином и целуется с Джеком. На следующий день, после лыжной прогулки, Джек зовет Барбару на романтический ужин; они пьют вино, Джек держит Барбару за руку, потом они возвращаются в домик, Джек говорит: «Барбара, ты потрясающая, я люблю тебя», а она отвечает ему взаимностью.