– Кармело, прочисти уши! Я тебя не люблю. И никогда любить не буду, точка!
Он только плечами пожал. Полез за бумажником, достал деньги. Впрочем, самодовольства в ухмылочке поубавилось.
– Это тебе только мнится, Стелла, будто ты про себя знаешь и про свои желания. Ты ошибаешься. Ничего, я подожду, пока поймешь.
Ярость прихлынула к Стеллиному горлу. Нет, невыносимо! Все равно что со стенкой разговаривать!
– На что тебе именно я сдалась? Девушек, что ли, мало? Чуть ли не любую помани – побежит за тобой вприпрыжку. Со мной ты только время теряешь! Прекрати!
Кармело сверкнул глазами.
– Стелла, у нас общее будущее. Я его прямо вижу. И ты увидишь. Мы друг другу предназначены. С самого рождения.
Стелла фыркнула. Хорош мужчина, который о предназначениях трындит.
– Послушай меня, Стелла! Рокко, мой лучший друг, скоро вернется и создаст семью с Тиной. Только представь, как будет славно, если и мы поженимся! Наши дети будут расти как родные братья и сестры!
Вон оно что! А Стелла-то все раздумывала, что он за фрукт, этот Кармело Маглиери: честный парень или опасный сердцеед? Миляга или деспот? Простак или манипулятор? Теперь ясно: вся его доброта – напускная. В душе Кармело мужлан вроде Стеллиного отца. По крайней мере, тоже норовит все держать под контролем. А что манеры у него вкрадчивые, так это ему только в минус. Кармело не любит Стеллу, иначе прислушался бы к ней. Любит он красивую картинку, которую в голове нарисовал, а Стелла ему для полного комплекта нужна.
Ничего, она его отвадит. Она ему мечты испоганит, уж постарается. Стелла уставилась на свои руки, даже вывернула левое запястье, чтобы лучше видеть ровные хирургические шрамы от пересадки кожи. Мысль ее работала в усиленном режиме, кровь билась в ушах.
– Кармело, а тебя не смущает, что я к плите близко не подхожу и подходить не собираюсь?
– Ну, тогда тебе лучшего мужа, чем я, не найти. Я отличный повар. – Кармело для убедительности кивнул. – Не каждый мужчина, заметь, потерпит жену, которая ему не стряпает.
И снова в горле заклокотала ненависть.
– Ты что, больной? Ущербный? – Стелла вскочила с места, повысила голос. – Чего ты за мной ухлестываешь? Ты мне противен, потому что ты слюнтяй, а я слюнтяев на дух не выношу! Ты жалок, Кармело!
Стелла пошла к дверям, однако на полпути обернулась. Буквально заставила себя кричать, как на базаре:
– Ты не ослышался! Слюнтяй! Тряпка! Юродивый!
Пускай остальные посетители считают ее горластой бабой, пускай досадуют: «Угораздило же в один зал с парой макаронников попасть!» Пускай и Кармело укрепится во мнении, что Стелла – стерва, скандалистка, хабалка.
Он тоже поднялся, но Стелла не дала ему слова сказать, взвизгнула:
– Хочешь на той жениться, которая тебя в грош не ставит? Любишь в дураках ходить, в подкаблучниках?
Кармело покраснел до бровей.
– По-моему, нам пора.
– Юродивый, – повторила Стелла, стыдясь себя до последней возможности.
Со щеткой в руках на крики спешила официантка. Не догадывалась, из-за чего сыр-бор, чего ждать.
– Пойдем, – скомандовал Кармело.
Стелла вышла первой. Ей было совсем тошно. Так опуститься – вопить на людях! Ничего, главное, чтобы получилось. Чтобы цель оправдала средства.
– Отвези меня домой, – сказала Стелла. – Мне нездоровится.
Кармело прошагал с ней до машины, распахнул пассажирскую дверцу, сел за руль. Его лицо еще горело. Должно быть, Кармело кипел от ярости. Или переживал прилив стыда?
До Бедфорд-стрит ехали молча. Возле дома Кармело вышел из машины и помог выйти Стелле. За ней он проследовал к крыльцу. На звонок открыла Ассунта.
– Почему вы так рано? Вы ж в кино собирались!
– Стелла неважно себя чувствует, – процедил Кармело. В прихожую шагу не сделал, так на придверном коврике и стоял.
– Доченька, что с тобой? Где болит? – заквохтала Ассунта, беря Стеллу за плечо, разворачивая к себе.
– Ничего страшного, мама. – Отвращение к себе и ярость накатывали волнами, попеременно. Разве Кармело больше ничего не скажет? И что дальше? С ним покончено – или как? – Я, наверное, переела. Пойду прилягу.
Кармело чуть коснулся шляпы, глянул сначала на Ассунту, затем на Стеллу.
– Благодарю за прекрасный вечер. Надеюсь, тебе скоро полегчает.
Голос был ровный, бесстрастный. Кармело надвинул шляпу поглубже и шагнул с крыльца.
Ассунта сделала страшные глаза. Явно тщилась вообразить, что там у дочери с женихом не заладилось.
– Отвечай, Стелла, почему вы так рано вернулись?
Ответа не последовало. Стелла метнулась мимо матери, прямиком в туалет, где ее стошнило гамбургером.
Четыре ночи подряд после свидания Стелла просыпалась в холодном поту – ей снился ее личный кошмар. Стелла дошла до того, что боялась засыпать. Когда дальнейшее бодрствование стало казаться невыносимым, кошмар отступил.
Кармело Маголиери больше на ужин не оставался. Высадив Тони на Бедфорд-стрит, он даже в дом не заходил поздороваться. Стеллина стратегия принесла желанные плоды.
Тина и Ассунта устроили ей скандал. Тони подбил глаз, и целую неделю Стелла ходила с фингалом. Она его даже не запудривала. Подумаешь, рассосется. Главное, Кармело больше не опасен. Стелла его отвадила. Можно расслабиться. Конечно, сохраняется вероятность, что Тони будет ее и дальше сватать. Ха! При такой-то конкуренции за выживших парней Стелле практически ничего не грозит. Основной претендент устранен и, конечно, новых поползновений не предпримет. А с прочими, если они вдруг появятся, Стелла сладит и подавно.
Получив американское гражданство, Стелла и Тина могли наконец-то претендовать на более приличную работу. Они устроились на фабрику по производству посуды, на конвейер, с которого сходили готовенькие кофейники. На собеседование Ассунта пошла вместе с дочерьми, прихватив целое блюдо равиоли, чтобы задобрить бригадира. Неизвестно, что повлияло на его решение, да только обеих девушек он принял.
В августе Кармело Маглиери нарушил собственный мораторий на посещение Фортунов. Ассунта стряпала, Стелла обрезала хвостики стручковой фасоли, просто чтобы матери не было скучно в кухне одной, когда нагрянул Кармело, запросто подсел к столу и давай как ни в чем не бывало болтать с Ассунтой. Стелле он приветливо кивнул, и только. Никаких сладеньких улыбочек, никаких херувимских ямочек на щеках – физиономия серьезная, даже постная. Бежевая рубашка расстегнута у ворота, в кучерявых волосках на груди поблескивает золотой крестик. Стелле больших усилий стоило не пялиться на эти волоски, на линию ключиц.
Ассунта налила Кармело вина. Себя не помнила от радости, не знала, что и сказать дорогому гостю.
– У меня новость, тетушка Ассунта, – заговорил Кармело, глядя, впрочем, на Стеллу. – С дядюшкой Антонио я уже поделился, а теперь хочу вам лично сообщить.
Оказалось, старший брат Кармело, Джио, купил у одного земляка бакалейную лавку. Аж в Чикаго. Все потому, что Кармело много денег в Италию отсылал – в войну Джио хватало на престарелых родителей, да еще он откладывал излишек, и вот накопилось достаточно, чтобы приобрести бизнес.
– Джио говорит, это мои деньги – я ведь их заработал. Поэтому он купил лавку на мое имя, – растолковывал Кармело, потупив синий взор. Вот как ему удается скромника изображать, а?
Сам Джио уже в Чикаго. До приезда Кармело будет управлять лавкой; потом братья займутся этим вместе. Для убедительности Кармело и письмо братнино принес, развернул перед Ассунтой. Та делала вид, что умеет читать.
– Надо же, своя бакалейная лавка! Только, Кармело, сынок, это ведь значит, что ты уезжаешь?
Кармело повел плечами.
– Джо один долго не продержится. Это дело нелегкое. Впрочем, если с умом подойти, можно немало заработать. Здесь, на заводе, хорошо платят, да только ведь ребята с войны уже начали возвращаться. Они свою работу назад потребуют.
Тина, занятая в огороде, услыхала голос Кармело и примчалась – потная, красная, пряди волос ко лбу прилипли. Смачно чмокнула Кармело в щеку, и тому пришлось повторить весь рассказ, который Ассунта с Тиной поочередно прерывали то восторженным «Ах, молодчина!», то слезливым «Жалость-то какая, что от нас уезжаешь!». Стелла не издала ни звука.
Кармело сложил письмо, помахал им в Стеллину сторону, словно угрожая.
– Я с тобой поговорить пришел, Стелла.
Ассунта и Тина мигом умолкли.
Стелла встретила твердый синий взгляд.
– Послушай, Стелла.
Второй раз имя ее произнес. Сердце сжалось, как в железных клещах.
– Сейчас – в этот самый миг – от тебя только и требуется, что сказать «может быть». Может быть, когда-нибудь ты согласишься стать моей женой. Одно слово – и я это письмо прямо при тебе разорву, в Чикаго не поеду, в общаге на Фронт-стрит останусь. Только скажи: может быть, Кармело. Когда-нибудь. Пожалуйста, скажи.
– Никогда, – процедила Стелла. Слава богу, отец при этом не присутствовал.
– Стелла! – пискнула Тина.
– Вообще никогда? – переспросил Кармело.
– Никогда.
На Стеллино темя обрушился удар. В голове зазвенело. Рука взметнулась, пальцы вляпались во что-то жирное; оказалось – оливковое масло. Ассунта попотчевала дочь увесистой деревянной ложкой, которой минуту назад мешала в сотейнике чесночный соус.
– Stupida brutta![21] В кого только ты такая уродилась? Чего добиваешься? – Ассунтины глаза горели гневом и болью. Можно подумать, Стелла ее родному сыну отказала! – Думаешь, он до второго пришествия к тебе свататься будет? В девицах-то недостатка нету!
Стелла потерла ушиб.
– Мама, как ты можешь? Почему чужому человеку сочувствуешь, а родную дочь не слышишь?
Ассунта поудобнее перехватила свою ложку – Стелла еле увернулась.
– Я для тебя в лепешку расшибусь, Стелла, – заговорил Кармело. – Весь мир бы к твоим ногам бросил, честное слово! Лишь бы ты счастлива была.