– Я ничего не слышал про Уоттисвейд, – возразил Хэл, переведя хмурый взгляд на Минни. – Я не женюсь на тебе, если ты назвала вымышленное имя.
– Я не выхожу за тебя замуж под вымышленным именем, черт побери! – заявила Минни. – Ой!
– Что…
– Твой дурацкий ребенок лягнул меня в печень!
– О. – Хэл немного растерялся. – Значит, твоя фамилия действительно Уоттисвейд?
– Да.
Он вздохнул.
– Ладно. Уоттисвейд, пусть будет так. Почему – не важно. Ты расскажешь мне потом, почему ты была Ренни.
– Нет, не расскажу.
Он удивленно поднял брови, и она увидела, что он – на этот раз – подумал, сказать ли ему что-то. Но потом из его глаз исчезла растерянность, и они сфокусировались на ней.
– Ладно, – тихо сказал он и протянул ей руку, ладонью кверху.
Она набрала в грудь воздуха, заглянула в пустоту и прыгнула.
– Куннегунда, – сказала она, вкладывая свою руку в его. – Минерва Куннегунда Уоттисвейд.
Он ничего не сказал, но его рука слегка дрогнула. Минни старалась не смотреть на него. В это время Гарри о чем-то спорил с женщиной – кажется, требовался второй свидетель, но Минни не могла сосредоточиться и разобрать слова. Запах табачного дыма и застарелого пота снова вызвал у нее приступ рвоты, и она сглотнула несколько раз.
Ладно. Они решили, что миссис Тен Боом может стать второй свидетельницей. Хорошо. Мортимер проделал кувырок и тяжело приземлился. У Минни выступил пот на висках и заложило уши.
Внезапно она испугалась, что в дверь мог в любой момент ворваться ее отец. Она не боялась, что он остановит эту спонтанную церемонию, не сомневалась, что Хэл не позволит ему – и это ее успокоило. Но все же… ей не хотелось видеть его здесь. Это событие касалось ее одной.
– Быстрее, – тихо сказала она Хэлу. – Пожалуйста, скорее.
– Давайте начнем, – сказал он священнику негромко, но тоном, не допускающим возражений. Преподобный Тен Боом моргнул, кашлянул и раскрыл книгу.
Церемония проходила на голландском языке. Минни могла бы следить за словами, но не следила – в ее ушах звучали никогда не произносившиеся фразы из тех писем.
Фразы не Эсме – его. Письма, написанные мертвой жене, в страшном горе, в ярости и отчаянии. Он мог проколоть свое запястье заостренным пером и написать те слова кровью. Минни взглянула на него: он был бледным как зимнее небо, словно из его тела вытекла вся кровь.
Но когда он повернул к ней свое лицо, его глаза под черными бровями были пронзительно-голубыми, и огонь в них не погас.
«Ты не заслуживала его, – мысленно сказала Минни умершей Эсме и положила свою свободную руку на слегка колыхавшийся живот. – Но ты любила его. Не бойся, я позабочусь о них обоих».
От автора
Если вы никогда не читали в отрочестве восхитительный роман «Излом времени» Мадлен Л’Энгл, еще не поздно это наверстать. Я весьма рекомендую. Но если вы читали, то наверняка запомнили такую фразу: «Существует такая вещь, как тессеракт».
Действительно, существует такая вещь, как тессеракт – геометрическая и научная концепция. Грубо говоря, это четырехмерный конструкт, где четвертое измерение – это время. Он применяется для сведения воедино двух линий пространства/времени, устраняя между ними линейное время. И это гораздо удобнее, чем громоздкая старая машина времени.
Еще всем известно, что у меня бывают нестыковки в возрасте моих персонажей. Обычно я не знаю дни их рождения, да и не слишком заморачиваюсь этим и очень смутно представляю себе, кому сколько лет в моих романах в какой-то конкретный момент. Это доводит до безумия моего редактора и некоторых моих читателей, склонных к ОКР – обсессивно-компульсивному расстройству, и они очень переживают по этому поводу. Но, честное слово, выбора у меня нет.
Когда я писала роман «Шотландский узник», я произвольно указала возраст младших сыновей Хэла и Минни, не думая, что мы увидим их взрослыми (а мы действительно встречаем их в то или иное время в романах «Эхо прошлого» и «Написано кровью моего сердца»).
Еще… я также упоминала в «Шотландском узнике», что Джейми Фрэзер встречался с Минни еще до ее замужества в Париже и что они общались. Это значимый элемент сюжета, он влияет на этих героев и их последующие действия, поэтому так важен.
И я позволила Минни рассказать лорду Джону обстоятельства ее брака с его братом Хэлом. Это также важно, поскольку говорит об отношениях между Минни и Хэлом и почему в последующих романах Хэл обращается к ней за помощью по важным вопросам.
Вот эти два факта важны. А сколько лет детям – не столь важно.
Но вернемся к Минни и Хэлу. Естественно, что я захотела включить в повесть знакомство Минни с Джейми Фрэзером. Окей, это случилось где-то в 1744 году, когда Фрэзеры жили в Париже и участвовали в тогдашем заговоре якобитов.
На это же время приходятся беременность Минни и рождение ее первого сына Бенджамина, брак Минни и Хэла с ее переживаниями по этому поводу. Бенджамин был зачат в 1744 году.
Как мгновенно поймут более придирчивые читатели, если Бенджамин был зачат в 1744 году и родился – естественно – в 1745 году, то ему не могло быть восемь лет в 1760 году, на который приходится время действия романа «Шотландский узник». Но только ему все-таки было восемь.
Очевидно, единственная возможность объяснить такой возраст Бенджамина – а также возраст его братьев Генри и Адама – это сделать логичное заключение, что где-то между написанием «Шотландского узника» и «Зеленой беглянки» случился тессеракт, и мальчики при следующей встрече станут взрослыми людьми, да это и не важно. К счастью, я всецело уверена в интеллекте моих Очень Умных Читателей и знаю, что они поймут общую идею и станут наслаждаться сюжетом без бессмысленного копания в мелочах.
Маринисты
В одном месте сюжета Минни, глядя на свое бальное платье нежно-зеленого цвета «нильской воды», вспоминает свое знакомство с месье Верне, известным маринистом, любителем китов.
В XVIII веке художники действительно любили рисовать китов. Тогда был большой спрос на романтические морские пейзажи, соответственно, были и мастера в этой области.
Клод Жозеф Верне – реальное лицо, известный художник-маринист – писал морские пейзажи, на которых часто присутствовали киты. Он мастерски изображал морскую воду с ее многочисленными оттенками, так что вполне мог сказать Минни про «зеленую беглянку», т. е. зеленую краску, которая в те времена делалась из нестойкого зеленого пигмента, который быстро выцветал, в отличие от более стойких и долговечных синих и серых красок.
Конечно, вы все понимаете метафорическую аллюзию такого названия. Я включила месье Верне в сюжет, чтобы пояснить читателям, которые не говорят по-французски и не всегда ищут в Гугле непонятные слова, что «о-де-ниль» («нильская вода») – это оттенок нежно-зеленого цвета.
Осада
Лорд Джон Грей осторожно сунул палец в маленький каменный горшочек с маслянистой жидкостью, вытащил его и опасливо понюхал.
– Боже!
– Да, милорд. Вот я и говорю. – Его слуга Том Бёрд, отвернувшись, закрыл горшок крышкой. – Если вы натретесь этой дрянью, все мухи будут ваши, сотни мух слетятся как на дохлую крысу. Давно сдохшую, – добавил он и для верности завернул горшочек еще и в тряпку.
– Что ж, справедливо, – с сомнением сказал Грей. – Думаю, что кит тоже давно ушел из жизни. – Он поглядел на дальнюю стену своего кабинета. Как обычно, вдоль панелей на белой штукатурке сидели мухи, жирные и черные, словно смородины. И точно, некоторые уже поднялись в воздух и лениво полетели к горшочку с китовым жиром. – Где ты это достал?
– Хозяин «Головы мавра» держит целый бочонок, он заправляет им светильники. Говорит, что это дешевле, чем сальные свечи, не говоря уж о восковых.
– А-а. Еще бы. – Если учесть, какая вонь стоит в «Голове мавра» многолюдными вечерами, никто и не заметит среди других запахов горящий китовый жир.
– Что ж, на Ямайке его легче достать, чем медвежий жир, – заметил Том, забирая горшочек. – Хотите, я смешаю жир с мятой, милорд? Может, будет лучше, – добавил он, с сомнением наморщив нос.
Том схватил промасленную тряпку, всегда лежавшую на углу письменного стола, и ловким движением сбил муху на лету.
– Дохлый кит с гарниром из мяты? От этого моя кровь станет особенно привлекательной даже для взыскательных кусачих насекомых в Чарльзтауне – не говоря уж о Канаде. – Мухи на Ямайке были назойливые, но не кусали, а морской бриз и муслиновые экраны на окнах неплохо ограждали жилище от москитов. А вот в болотах на побережье Северной Америки… и в глубине канадских лесов, куда он отправляется…
– Нет, – нерешительно сказал Грей и почесал шею при одной только мысли о канадских оленьих мухах. – Если я намажусь китовым жиром, то не смогу поехать к мистеру Малрину на праздник в честь его нового дома. Я надеюсь, что мы достанем медвежий жир в Южной Каролине. А пока что… может, возьмем прованское масло?
Том решительно покачал головой:
– Нет, милорд. Азил говорит, что это масло привлекает пауков. Они приползают ночью и слизывают его с кожи человека, пока он спит.
Лорд Джон и его слуга вздрогнули, вспомнив происшествие с банановым пауком, у которого размах ног величиной с детскую ладонь. Паук неожиданно выскочил из спелого банана, а за ним сотни маленьких паучат. На прошлой неделе Грей устроил прощальную вечеринку в саду по поводу своего отъезда. На ней присутствовал и его преемник на посту губернатора, достопочтенный мистер Хаутон Брейтуэйт.
– Я думал, что его тут же хватит апоплексический удар, – сказал Грей, скривив губы.
– Возможно, он жалеет о том, что приехал сюда.
Грей посмотрел на Тома, Том на Грея, и они прыснули со смеху, вспомнив лицо достопочтенного мистера Брейтуэйта.
– Ладно, ладно, – сказал лорд Джон, взяв себя в руки. – Этого никогда не будет. Неужели ты…