– Африка, – сказал он, снова повернувшись к Грею и обняв жену за плечи. Лицо его было мрачным.
– О господи, – сказал Грей молодой женщине. – Вас привезли из Африки ребенком? Он это имеет в виду?
– Да, – ответила она и снова всхлипнула. – Я была… очень… маленькой.
– А ваши родители? Они были… – Его голос замер в глотке. Только однажды он видел невольничий корабль, и то на расстоянии. Но его запах он запомнил на всю жизнь. И труп, болтавшийся на волнах возле их собственного корабля. Бесполый, распухший, цвета старых костей. Работорговец выбросил его, как выбрасывают с китобойной шхуны мертвую морскую траву или окровавленные обрезки китовой шкуры.
Азил покачала головой. Не возражая, а просто отказываясь думать об ужасном.
– Африка, – тихо сказала она. – Они умерли. В Африке.
Африка. Звук этого слова пробежал по коже Грея, будто сороконожка, и он внезапно вздрогнул.
– Теперь все будет нормально, – твердо заявил он. – Теперь вы получили свободу. – Во всяком случае, он надеялся на это.
Он сумел оформить ее освобождение от рабства за несколько месяцев до отъезда, в награду за ее помощь во время восстания рабов, когда покойный губернатор Уоррен был убит зомби. Или, точнее, людьми, которым внушили, что они зомби. Грей сомневался, что эта награда была бы одобрена губернатором.
Грей не знал, была ли Азил личной собственностью губернатора, но не стал спрашивать у нее. Он истолковал свои сомнения правильным, нужным образом и сказал мистеру Дауэсу, тогдашнему секретарю губернатора, что, раз нет записи о ее принадлежности, следует допустить, что технически Азил является собственностью ее величества, значит, ее надлежит исключить из списка личной собственности губернатора Уоррена.
Мистер Дауэс, превосходный секретарь, вздохнул словно больная овца и опустил глаза в молчаливом согласии.
Тогда Грей продиктовал краткий указ об освобождении Азил из рабства, подписал в качестве действительного военного губернатора Ямайки (значит, и в качестве агента его величества) и велел мистеру Дауэсу скрепить указ самой внушительной печатью из его коллекции. Грей предположил, что это была печать департамента мер и весов, но она была поставлена на красный воск и выглядела весьма внушительно.
– У вас с собой та бумага? – спросил он. Азил кивнула с послушным видом. Но ее глаза, большие и черные, со страхом смотрели на одномачтовый тендер.
Командир тендера, извещенный об их прибытии, выскочил на палубу и спустился по трапу, чтобы их встретить.
– Лорд Джон? – почтительно спросил он и поклонился. – Лейтенант Джеффри Раймс, командир. Ваш покорный слуга, сэр.
Лейтенант Раймс выглядел лет на семнадцать, светловолосый и щуплый. Однако он с достоинством носил мундир, держался весело и солидно.
– Благодарю вас, лейтенант. – Грей поклонился. – Как я понял, вы… э-э… оказали любезность генералу Стэнли, доставив его сюда. И теперь вы готовы доставить меня и моих людей в Гавану?
Лейтенант Раймс выпятил губы и задумался.
– Что ж, полагаю, что я могу это сделать, милорд. Здесь, на Ямайке, я должен встретиться с эскадрой, но, поскольку она едва ли прибудет в ближайшие две недели, думаю, я могу доставить вас в Гавану, а потом вернусь сюда.
В животе Грея завязался маленький узелок.
– Вы… оставите нас в Гаване?
– Да, милорд, – жизнерадостно ответил лейтенант. – Если вы не управитесь с вашими делами за два дня. Я вынужден. Приказ, сами понимаете. – Он скорчил сочувственную гримасу.
– Видите ли, в общем-то, я не должен плыть в Гавану, – сказал лейтенант, понизив голос и доверительно наклонившись вперед. – Но у меня также нет приказа оставаться на Ямайке, понимаете? Мне предписано встретить тут эскадру, когда я доставлю сообщение адмиралу Холмсу. Поскольку это я уже сделал… ну, флот всегда готов оказать услугу армии… когда это удобно, – честно добавил он. – И я думаю, что мне не помешает взглянуть на Гавану с ее бухтой и рассказать о ней адмиралу Пококу, когда он прибудет туда. Герцог Албемарль командует экспедицией в целом, – добавил он, заметив недоумение Грея. – Но адмиралу Пококу подчиняются все корабли.
– Конечно.
Грей подумал, что у лейтенанта Раймса одинаковые шансы достичь на службе высоких должностей или попасть под трибунал и болтаться с петлей на шее в доке смерти, но он оставил эти мысли при себе.
– Минутку, – сказал Грей, окликая лейтенанта, мгновенно отвлекшегося при виде Азил Санчес, великолепной, словно пальма: в желтой юбке и сапфирно-голубом лифе. – Вы серьезно сказали, что намерены плыть прямо в бухту Гаваны?
– О да, милорд.
Грей бросил взгляд на британские цвета флага, развевавшегося на тропическом ветерке.
– Надеюсь, лейтенант Раймс, что вы простите мое невежество – но разве мы сейчас не в состоянии войны с Испанией?
– Конечно, милорд. Она там, куда вы и направляетесь.
– Она там, куда я направляюсь? – По позвоночнику Грея пополз холодный, неумолимый ужас. – Насколько там все серьезно, могу я спросить?
– Дело в том, милорд, что я должен доставить вас в бухту Гаваны – это единственная реальная якорная стоянка на том побережье. Я имею в виду, что там есть рыбацкие деревни и все такое, но, если бы я высадил вас в одном из тех мест, вам пришлось бы добираться до Гаваны по суше, а у вас нет на это времени.
– Понятно, – проговорил Грей, но его тон говорил об обратном. Лейтенант заметил это и ободряюще улыбнулся.
– В общем, я привезу вас без флага – они не станут обстреливать нас, пока не разберутся, чье судно, – и доставлю вас как некое официальное лицо. Генерал подумал, что вы, может, привезете какое-нибудь сообщение тамошнему английскому консулу. Но, конечно, вам лучше знать, что да как. Может, вы придумаете что-нибудь еще.
– О, конечно. – Ведь это не будет считаться отцеубийством, правда? – подумал он. – Если я придушу отчима, тем более при таких обстоятельствах…
– Все в порядке, милорд, – вмешался Том. – Я везу ваш парадный мундир. На случай, если он вам понадобится.
Командир батареи, охранявшей цепь заграждения, не разрешил судну лейтенанта Раймса войти в гавань, но и не собирался его топить. На одномачтовый тендер направилось множество любопытных взглядов, но Грею и его сопровождающим было позволено сойти на берег. Английский у испанского офицера был под стать испанскому Грея, но после долгих переговоров, наполненных дикой жестикуляцией, Родриго убедил его пропустить их в город.
– Что ты сказал ему? – поинтересовался Грей, когда им наконец позволили пройти через бастион, охранявший западную сторону гавани. Могучая крепость с высокой сторожевой башней виднелась вдалеке на мысе. Грей так и не понял, то ли это крепость Эль Моро, то ли та, другая, названия которой он не помнил.
Родриго пожал плечами и что-то сказал Азил, а она ответила.
– Офицер не понял слово «консул» – и мы тоже, – виновато добавила она. – Вот Родриго и сказал, что вы навещаете вашу мать, которая больна.
Родриго сосредоточенно выслушал ее слова и добавил что-то еще. Азил перевела:
– Он сказал, сэр, что у каждого человека есть мать.
Генерал Стэнли дал такой адрес: «Каса Эчеваррия» на улице Йоэнис. Грей и его спутники приехали к касе на повозке, вероятно, обычно возившей необработанные шкуры. Это оказался большой, с портиком, приятного вида дом желтого цвета с обнесенным стеной садом и мирной суетой, напоминавшей улей. Из дома доносились голоса, иногда смех, но никто из пчел не собирался отвечать на стук в дверь.
Безуспешно прождав минут пять и не увидев никого – не только своей матери, но и вообще кого-либо, – Грей оставил в портике своих спутников и решил обойти вокруг дома. Плеск воды, резкие крики и вонь щелочного мыла указывали, что где-то стирали белье. Впечатление подтвердилось, когда он повернул за угол и попал на задний двор. В лицо ему ударили горячий, сырой воздух и запах грязного белья, древесного дыма и жареных бананов.
Несколько женщин и детей трудились возле огромного котла, установленного на чем-то вроде кирпичного очага. Под котлом горел огонь, в который подкладывали дрова двое-трое маленьких, голых детишек. Две женщины помешивали в котле большими деревянными вилами, одна из них заорала на малышей по-испански, как предположил Грей, чтобы они не вертелись под ногами и держались подальше от кипящей воды и ведра с мылом.
Сам двор напоминал дантовский Пятый круг ада – угрюмое бурчание котла, клубы пара и дыма. Прямо-таки Стигийское болото. Другие женщины развешивали мокрую одежду на веревках между колонн, поддерживавших лоджию. Третьи возились в углу с жаровнями и сковородками, и оттуда доносились аппетитные запахи еды. Все одновременно говорили по-испански, иногда взвизгивая от смеха. Грея совершенно игнорировали все, даже дети. Зная, что его мать интересует скорее еда, чем белье, он обошел двор, направляясь к поварам.
Он сразу увидел ее: она стояла спиной к нему и, размахивая руками, что-то говорила черной словно уголь женщине, которая сидела на корточках, босая, и шлепала куски теста на горячий, смазанный жиром камень. Волосы матери были заплетены в длинную, толстую косу.
– Пахнет вкусно, – сказал Грей, подходя к ней. – Что это?
– Хлеб из кассавы, – ответила она, повернулась к нему и подняла бровь. – А еще platanos – значит, бананы и ropa vieja. Это означает «обноски». И хотя название странное, еда очень вкусная. Ты голодный? Господи, да что я спрашиваю? – добавила она, прежде чем он ответил. – Конечно, голодный.
– Конечно, – подтвердил он и почувствовал голод, последние остатки морской болезни исчезли от запахов чеснока и специй. – Я и не знал, мама, что ты умеешь говорить по-испански.
– Ну, не знаю насчет говорения, – ответила она, убирая с левого глаза прядь седеющих светлых волос, – но жестикулирую я бегло. Что ты тут делаешь, Джон?
Он обвел взглядом двор: все по-прежнему были заняты работой, но взгляды с интересом направили на него.