Большая река – Сена, так назвал ее Майкл – была совсем рядом. При виде лодок и людей Джоан слегка успокоилась. Она оперлась о стол, чтобы приблизить лицо к окну, но угодила ладонью во что-то липкое и отдернула руку. Тогда она наклонилась осторожнее. Изнутри окно было загорожено решеткой. Оглядевшись, она увидела решетки и на остальных окнах.
Пресвятая Дева! От кого отгородился этот человек, кто сюда полезет, скажите на милость? Мурашки побежали по ее спине и рукам, а ее воображение мгновенно подсунуло ей видение летающих демонов, которые мчатся ночью по улицам и бьют кожистыми крыльями в окна. Или – Отец Небесный! – может, решетки удерживают в комнате эту странную мебель?
Увидев нормальный стул, она рухнула на него и, закрыв глаза, принялась горячо молиться. Через некоторое время она вспомнила, что надо дышать, а потом к ней вернулась способность думать, и она вздрагивала уже лишь изредка.
Он не угрожал ей. Не обижал ее, в самом деле не обижал, лишь закрыл ее рот ладонью, а другой рукой схватил за талию и потащил с собой, а потом сунул в карету, шокирующе подтолкнув рукой под зад, хотя сделал это не в порочном смысле.
В карете он представился, кратко извинился за неудобство – неудобство? он смеется, что ли? – а потом схватил ее за руки и, внимательно глядя ей в лицо, сжимал их все крепче и крепче. Поднес ее руки к своему лицу, так близко, что ей показалось, будто он собирался либо понюхать, либо поцеловать их, но вскоре отпустил и нахмурил лоб.
Он игнорировал все ее вопросы и настойчивое требование вернуть ее в монастырь. Казалось, он даже забыл про нее и над чем-то сосредоточенно размышлял, выпятив губы, пока она сидела, сжавшись в комочек, в углу кареты. А потом он притащил ее сюда, кратко сказал, что ее никто не обидит, добавил немного про то, что он своего рода волшебник, и запер!
Она была напугана, она негодовала. Но теперь, немного успокоившись, она подумала, что вообще-то не очень боялась его и что это даже странно. Ведь ей, наверно, следовало его бояться?
Но она поверила, когда он сказал, что не причинит ей вреда. Он не угрожал ей, не запугивал. Но если это верно… что он тогда хотел от нее?
Скорее всего, он хочет знать, что я имела в виду, когда подскочила к нему на рынке и сказала, чтобы он не делал этого, подсказал ей рассудок, до той поры постыдно молчавший.
– О! – негромко воскликнула она. В этом есть какой-то смысл. Конечно же, он спросит об этом.
Она вскочила со стула и прошлась по комнате, обдумывая эту мысль. Она не могла сказать ему больше, чем сказала, вот в чем дело. Поверит ли он ей, услышав про голоса? Даже если так, он попытается узнать больше, а там ничего и нет. И что тогда?
Не жди, действуй, посоветовал ей здравый смысл.
Но она и сама уже пришла к такому выводу. Нашла тяжелую мраморную ступку и пестик. Завернув ступку в передник, она подошла к окну, выходившему на улицу. Сейчас она разобьет стекло и будет кричать. Пусть даже окно высоко от земли, все равно кто-нибудь да услышит. Жалко, что улица почти безлюдная. Но…
Она застыла словно охотничья собака. На другой стороне улицы остановилась карета. Из нее вышел Майкл Мюррей! Он надевал шляпу – невозможно было не узнать его огненно-рыжие волосы.
– Майкл! – закричала она во всю мочь. Но он не поднял головы, ее крик не смог проникнуть сквозь стекло. Размахнувшись, она ударила ступкой по окну, но она со звоном отскочила от решетки! Набрав в грудь воздуха, она прицелилась получше и на этот раз ударила точно по стеклу, и оно треснуло. Обрадовавшись, она ударила еще раз, изо всех сил, и была вознаграждена градом осколков и потоком воздуха, пахнувшего рекой и илом.
– Майкл!
Но его уже не было. В открывшейся двери дома, что напротив, показалось лицо слуги и исчезло. Дверь закрылась. Сквозь красный туман разочарования она заметила фестон черного крепа, висевший на дверной ручке. Кто-то умер?
Супруга Шарля, Эвлалия, сидела в маленькой гостиной в окружении женщин. Все повернулись к двери – посмотреть, кто пришел, многие машинально поднесли к глазам платочки, готовясь к новым слезам. Все удивленно заморгали и уставились на Майкла, потом повернулись к Эвлалии, словно за объяснением.
Глаза Эвлалии покраснели, но были сухими. Она выглядела так, словно ее выдержали в печи, вытянув из нее всю влагу и цвет; ее лицо было белым как бумага и туго обтягивало кости. Она тоже посмотрела на Майкла, но без особого интереса. Он понял, что она испытывала слишком сильный шок из-за чего-то. Он знал, как это тяжело.
– Месье Мюррей, – сказала она бесцветным голосом, когда он склонился над ее рукой. – Как любезно с вашей стороны, что вы пришли.
– Я… выражаю свое соболезнование, мадам, мое и моего кузена. Я не… слышал. О вашей печальной утрате. – Он чуть ли не запинался, стараясь понять ситуацию. Какого дьявола! Что случилось с Шарлем?
Эвлалия скривила губы.
– Печальная утрата, – повторила она. – Да. Благодарю вас. – Потом ее тусклая защитная оболочка слегка треснула, и она посмотрела на Майкла более пронзительно. – Вы не слышали. Значит, вы не знали? Вы приехали, чтобы увидеться с Шарлем?
– Э-э… да, мадам, – неловко ответил он. Несколько женщин ахнули, но Эвлалия уже вскочила на ноги.
– Что ж, можете взглянуть на него, – сказала она и вышла из комнаты. Ему ничего не оставалось, как пойти за ней.
– Они уже привели его в порядок, – заметила она, распахнув дверь в большую гостиную. Так она могла бы говорить об опрокинутой на кухне кастрюле.
Майкл подумал, что случившаяся драма и в самом деле должна была выглядеть некрасиво. Шарль лежал на большом обеденном столе, накрытый полотном и венками из зелени и цветов. Возле стола сидела женщина в сером и плела новые венки. Она оторвалась от работы и посмотрела на Эвлалию и Майкла.
– Выйди, – приказала Эвлалия, взмахнув рукой, и женщина встала и вышла. Майкл увидел, что она плела венок из веток лавра, и в его голове промелькнула абсурдная мысль, что она собиралась возложить его на голову Шарля, как в античные времена возлагали на голову греческим героям.
– Он перерезал себе горло, – сказала Эвлалия. – Трус. – Она проговорила это с жутким спокойствием, и Майкл подумал, что с ней будет, когда шок, в котором она пребывала, начнет рассеиваться.
Он издал звук, означавший уважение, и, ласково коснувшись ее руки, прошел мимо нее, чтобы взглянуть на своего приятеля.
«Скажи ему, чтобы он не делал этого».
На лице умершего не было покоя. Еще не разгладились морщины стресса, и казалось, будто он хмурился. Люди гробовщика помыли его и обрядили в слегка поношенный сюртук темно-синего цвета. Майкл подумал, что, вероятно, это была единственная его вещь, более-менее приличная, и внезапно ощутил прилив горя. Как ему будет не хватать фривольностей его друга! На его глаза навернулись непрошеные слезы.
«Скажи ему, чтобы он не делал этого. – Он опоздал. – Если бы я пришел сразу, когда она мне сказала, может, это остановило бы его?»
Он ощущал запах крови; ржавый, неприятный, он просачивался сквозь свежий аромат цветов и листьев. Гробовщик надел на Шарля белый шейный платок – и завязал его старомодным узлом, чего сам Шарль никогда бы не потерпел. Над краем платка слегка виднелись черные стежки зашитой раны.
У Майкла начинал рассеиваться его собственный шок. Он уже чувствовал уколы вины и гнева.
– Трус? – тихо повторил он. Ему казалось более вежливым сказать именно так, в форме вопроса. Эвлалия фыркнула, и, взглянув на нее, Майкл увидел в ее глазах заряд гнева. Нет, никакого шока у нее не было.
– Вы ведь знали, знали, – в ее интонации вовсе не было вопроса. – Вы знали про вашу шлюху-свояченицу, не так ли? И про Бабетту? – Ее губы скривились при этом имени. – Его другую любовницу?
– Я – нет. То есть… Леония сказала мне вчера. Вот почему я решил поговорить с Шарлем. – Что ж, он определенно упомянул бы Леонию. И не стал бы упоминать Бабетту, которую знал совсем немного. Но, господи, почему эта женщина считала, что он мог что-то с этим сделать?
– Трус, – сказала она, с презрением глядя на труп Шарля. – Он испортил, разрушил все – все! – а потом не смог с этим справиться и улизнул, оставив меня одну, с детьми, без средств!
«Скажи ему, чтобы он не делал этого».
Майкл посмотрел на нее – не преувеличивала ли она свой гнев? Нет, не преувеличивала. Она уже пылала, не только гневом, но и страхом, а ее ледяное спокойствие куда-то исчезло.
– Что… дом?… – начал он, показав неопределенным жестом на дорогую, стильную комнату. Он знал, что это ее фамильный дом, ее приданое.
Она фыркнула.
– Он проиграл его в карты на прошлой неделе, – с горечью сообщила она. – Если мне повезет, новый владелец позволит похоронить его, не выселит сразу.
– А-а. – Упоминание о карточных играх вернуло его к реальности и напомнило причину его приезда. – Я хочу спросить, мадам, знаете ли вы графа Сен-Жермена, знакомого Шарля? – Это прозвучало невежливо, но у него не было времени на поиски элегантной формы вопроса.
Эвлалия вскинула брови:
– Графа? Почему вы хотите знать о нем? – Внезапно ее лицо осветилось догадкой. – Вы думаете, что он должен Шарлю деньги?
– Я не знаю этого, но непременно выясню, – пообещал ей Майкл. – Если вы скажете, где мне найти месье графа.
Она не засмеялась, но ее губы сложились так, что в другой ситуации это можно было бы принять за смех.
– Он живет через улицу от нас. – Она показала пальцем на окно. – В этом большом… Куда вы уходите?…
Но Майкл уже выскочил из гостиной в вестибюль, его каблуки торопливо стучали по паркету.
На лестнице послышались чьи-то шаги. Джоан отпрянула от окна, но тут же снова посмотрела на улицу, вытянув шею и отчаянно надеясь, что в доме напротив откроется дверь и Майкл выйдет из нее. Что же он там делал так долго?
Но та дверь не открывалась, а в замке этой заскрежетал ключ. В отчаянии она сорвала с пояса четки и выбросила их сквозь дыру в окне, потом метнулась через комнату и села в одно из отвратительных кресел.