Он улыбнулся ей, и она невольно улыбнулась ему в ответ.
– Возможно, – сказала она. – А вы профессионал?
– Рыбак рыбака видит издалека, – ответил он с легким поклоном. – Может, мы присядем?
Минни слегка пожала плечами и кивнула Элизе, чтобы та подала поднос с чаем.
Мистер Твелвтрис взял чашку чая и миндальный бисквит, но оставил последний лежать на блюдце, а первый остывать нетронутым.
– Я не буду тратить ваше время, мисс Ренни, – сказал он. – Когда я ушел от вас в оранжерее принцессы, я оставил вас – боюсь, что довольно бесцеремонно – в обществе его светлости герцога Пардлоу. Учитывая скандальную известность этого семейства, я предположил тогда, что вы знали, кто он такой. Но потом я наблюдал за вашими манерами, когда вы говорили с ним, и изменил свое мнение. Был ли я прав, предположив, что вы не знали его?
– Я не знала, – спокойно ответила Минни. – Но все в порядке. Мы обменялись приятными фразами, и я ушла. – Долго ли ты наблюдал за нами? – промелькнуло в ее голове.
– А-а. – Он пристально смотрел ей в лицо, но тут отвлекся, чтобы добавить в чай сливки и сахар и помешать в чашке. – Что ж, ладно. Дело, для которого я хотел бы прибегнуть к вашим услугам, имеет отношение к этому джентльмену.
– Неужели? – вежливо отозвалась она и взяла в руки свою чашку.
– Мне нужно, чтобы вы изъяли у герцога некоторые письма и передали их мне.
Она едва не выронила из рук чашку, но вовремя спохватилась и крепче сжала пальцы.
– Что за письма? – резко спросила она. Теперь она поняла, почему ее так удивила его записка. Твелвтрис. Ведь это была фамилия любовника графини Мелтон: Натаниэль Твелвтрис. Все ясно, значит, этот Эдуард какой-то его родственник.
В ее памяти всплыли слова полковника Кворри, когда она спросила у него, может ли поговорить с Натаниэлем. «Боюсь, что нет, мисс Ренни. Мой друг застрелил его».
– Переписка между покойной графиней Мелтон и моим братом Натаниэлем Твелвтрисом.
Она пила чай мелкими глоточками и чувствовала на коже взгляд Эдуарда, такой же обжигающий, как чай в ее чашке. Она аккуратно поставила чашку и подняла глаза. На его лице было такое же выражение, какое она видела у хищных птиц, высмотревших добычу. Но в этой ситуации еще неизвестно, кто из них добыча, подумала она.
– Что ж, возможно, – холодно сказала она, хотя ее сердце учащенно забилось. – Но простите меня, вы уверены, что такая переписка существует в реальности?
Он коротко, без юмора, хохотнул.
– Она точно существует, я уверен в этом.
– Я уверена, что вы знаете это, – вежливо сказала она. – Но если эта переписка именно той природы, какую вы имеете в виду, как я полагаю – а я слышала определенные догадки, – не сжег ли герцог эти письма после смерти жены?
Мистер Твелвтрис поднял и опустил одно плечо, по-прежнему не отрывая глаз от Минни.
– Он мог это сделать, – согласился он. – И вашей непосредственной задачей будет, конечно, выяснение, так это или нет. Но у меня есть основания полагать, что переписка все же существует – а если это так, то я хочу ее получить, мисс Ренни. И я заплачу за это. Красиво.
Когда за ее посетителем закрылась дверь, Минни застыла на миг, но потом услышала, как в холле скрипнула дверь будуара.
– Ну и тип, – заметил Рейф О’Хиггинс, кивнув на входную дверь. Элиза, которая пришла, чтобы унести поднос, наклонила голову, соглашаясь с ним.
– Мстительный, – сказала она. – Очень мстительный человек. Но кто осудит его за это?
О, и правда? – подумала Минни и подавила желание рассмеяться. Скорее от нервов, чем от юмора.
– Угу, пожалуй что, – согласился Рейф. Он подошел к окну и, приподняв край синей бархатной шторы, внимательно посмотрел на улицу, по которой, вероятно, уходил Эдуард Твелвтрис. – Я бы сказал, что ваш клиент точно склонен к мстительности. Но как вы думаете, что он потом сделает с теми письмами, если они существуют?
Наступило недолгое молчание. Все трое размышляли над своими версиями.
– Напечатает их в газете и будет продавать по полпенни? – предположила Элиза. – Думаю, так он заработает деньги.
– Из герцога он вытряхнет гораздо больше, – возразил Рейф. – Шантажом, э? Если письма смачные, думаю, что его светлость заплатит сколько угодно, чтобы их никто не прочел.
– Думаю, что ты прав, – рассеянно согласилась Минни, хотя эхо ее разговора с полковником Кворри исключало дальнейшие предположения.
«…ему требуется доказательство этой связи по… э-э… юридическим причинам. Он категорически не хочет, чтобы кто-то читал письма его жены; несмотря на то что, с одной стороны, они будут вне досягаемости прессы, а с другой, если эта связь не будет доказана, последствия для него самого могут быть катастрофическими».
Что, если нумерология оказалась тут менее проницательной, чем обычно, и Гарри Кворри вовсе не честная и прозрачная четверка? Вдруг он просто для вида беспокоится за лорда Мелтона? Только что Твелвтрис открыто нанял ее на роль подручной. Что, если Кворри имел в виду то же самое, но только вел двойную игру?
Если так… может, они оба играют в одну и ту же игру? А если это так, может, они сговорились или действуют как конкуренты, зная друг о друге или не зная?
Она мысленно вызвала образ Кворри, оживила в памяти их беседы и проанализировала их, вспомнила, как отражались эмоции на его широком и грубоватом, но красивом лице.
Нет. Один из главных принципов их семейного кредо – «Не доверять никому», но ведь судить надо здраво. А она была уверена настолько, насколько это возможно, что мотив у Гарри Кворри был именно таким, как он и сказал: защитить друга. И к тому же… Гарри Кворри не только был убежден, что письма существуют, но даже догадывался, где они лежат. Верно, он не просил ее украсть письма, открыто не просил, но точно все сделал для этого.
Она не обещала Эдуарду Твелвтрису ничего серьезного, только выяснить, действительно ли существуют те письма. Если это так, сказала она, тогда они обсудят дальнейшие условия.
Что ж, ладно. Следующий шаг, по крайней мере, ясен.
– Рейф, – сказала она, прервав спор между Рейфом и Элизой, на кого больше походит мистер Твелвтрис, на хорька или на обелиска (Минни догадалась, что они хотели сказать «василиска», но не стала вмешиваться), – у меня есть для вас с Миком работа.
13Письма
Мистер Воксхолл-Гарденз (он же мистер Осмер Торнэпл, влиятельный маклер на бирже, как выяснила Минни, просто велев Мику О’Хиггинсу проследовать за ним до его дома) оказался не только превосходным клиентом с ненасытным аппетитом к литовским рукописным книгам с иллюстрациями и к японской эротике, но также весьма ценным посредником. Через него она приобрела (помимо тонкой пачки запечатанных сургучом документов, предназначенных для глаз отца) две инкунабулы[63] XV века – одна была в превосходной сохранности, другой требовалась небольшая реставрация – и потрепанную, но когда-то красивую книжицу Марии Анны Агуэды де Сан-Игнасио, аббатисы из Новой Испании, с рукописными аннотациями, принадлежавшими, как утверждается, самой монахине.
Минни недостаточно знала испанский, чтобы понять их содержание, но книжечка была одной из тех, которые просто приятно держать в руках.
Массивный сервант в ее гостиной был набит с одного края книгами, а с другого края тоже книгами, но обернутыми в мягкую ткань, потом в слой войлока из овечьей шерсти, а сверху в промасленный шелк и перевязанными просмоленной бечевкой. Груды упаковочного материала лежали на обеденном столе, а под столом были приготовлены несколько больших деревянных ящиков.
Она не доверяла никому упаковывать книги для перевозки в Париж и поэтому вспотела и пропылилась, несмотря на свежий ветерок из окна. К удивлению всех лондонцев, с которыми она говорила, в конце июня хорошая погода держалась уже целую неделю.
«La Vida de la Alma». Близко к латыни, и переводится как «Жизнь Души». Книга была в мягком переплете из тонкой темно-красной кожи, потрепанная за годы – целую жизнь? – чтения, с рельефным узором из крошечных раковин гребешка, каждая с золотой каемкой. Минни осторожно дотронулась до одной, испытывая необыкновенный покой. Книги всегда могут что-то сказать помимо написанных в них слов, но редко находится книга с таким сильным характером.
Она бережно открыла ее. Внутри бумага была тонкая, а чернила уже выцветали с годами, но не расплылись. В книжице было несколько иллюстраций, да и те простые: крест, Агнец Божий, раковина гребешка, увеличенная – она видела такую один или два раза в испанских рукописях, но не понимала, что они означали. Не забыть потом спросить у отца.
– А, – сказала она, поджав губы. – Отец. – Она старалась пока что не думать о нем. Прежде она разберется в своих эмоциях и обдумает, что сказать ему про ее мать.
Она часто думала о женщине, которую называли Сестра Эммануэль, после того как оставила ее в том каменном сарае, полном золотистого сена и мерцающего света. Шок уже исчез, но картины той встречи запечатлелись в ее сознании так неизгладимо, как черные чернила в этой книжице. Минни по-прежнему испытывала укол от потери и боль – но ощущение покоя, исходившее от этой маленькой книги, казалось, укрывало ее, словно большая птица своим крылом.
– Вы ангел?
Минни вздохнула и осторожно положила книжицу в гнездо из ткани и войлока. Да, она должна поговорить с отцом. Но что она скажет ему?
– Рафаэль…
– Если у вас есть ответы, – сказала она книжице и ее автору, – пожалуйста, помолитесь за меня. За нас.
Она не плакала, но ее глаза наполнились влагой, и она вытерла лицо пыльным фартуком. Но не успела она снова взяться за работу, как в дверь постучали.
Элиза ушла за покупками, и Минни открыла дверь сама, в таком грязном виде. Мик и Рейф О’Хиггинсы стояли на пороге плечом к плечу, перемазанные сажей и возбужденные, словно терьеры, почуявшие крысу.