Голос Антона совсем рядом:
– Хотя Кикко и расположен высоко в горах, сюда время от времени все же добирались алчные завоеватели. Полтора века назад монастырь разграбили турки. Для того чтобы вывезти все сокровища Кикко, им пришлось навьючить тридцать два верблюда. И все равно Кикко воскрес. Он и сейчас несказанно богат. На Кипре монастырю принадлежат земли, дома и много чего еще. А до революции у монастыря были свои владения на юге Российской империи. Вы же видите, – Антон показал рукой на сверкающие витрины, – здесь много даров Русской православной церкви, восемнадцатый-девятнадцатый века.
Только теперь Полина поняла, что ее растревожило во время разговора с усачом – затаенная печаль в его глазах. Он прожил здесь уже немало, гораздо дольше, чем пробыла на Кипре Полина, и это подсказывало ей, что она еще соскучится по дому. Надо лишь дождаться, пока пройдут первые восторги. И тогда непременно вспомнишь, где твой дом.
В следующем зале были выставлены иконы. По центру мраморного пола была выложена целая картина, от которой площадь пола разбегалась в разные стороны и упиралась в стену, кольцом охватывающую зал, так что вошедший посетитель оказывался как бы внутри поставленного на основание цилиндра, мягко подсвеченного невидимыми светильниками, а над его головой парил расписанный купол, совсем как в церкви. Лики святых, знакомые и незнакомые одновременно, без интереса смотрели на Полину со всех сторон. Слишком многих они повидали за прошедшие столетия, чтобы всерьез заинтересоваться Полиной, и вновь, как совсем недавно, она почувствовала себя пылинкой, крохотной частицей, носимой по земле ветром неумолимого времени.
– Здесь должна быть церковь, – едва слышно прошептала она.
Антон молча кивнул ей в ответ. Полина жестом дала ему понять, что хочет попасть туда.
Церковь поразила Полину роскошью золотого иконостаса, в котором отражалось дрожащее пламя горящих свечей. Служитель в темном одеянии, стараясь оставаться незамеченным, задумчиво перебирал четки. Полина зажгла две свечи, поставила их рядом с другими, уже успевшими оплыть, и долго стояла неподвижно, склонив голову, – печально-тихая. Она вспомнила маму, еще живую, – та улыбалась и гладила дочь по волосам, а Полине было девять или десять лет. Тепло и солнечно вокруг, и руки мамы легки и нежны, прикосновения только угадываются. «Полинушка», – шептала мама, и сейчас Полина любила и маму, и ее руки, и себя, и свое чудесное имя, которое мама с такой нежностью произносила. Потом в ее воспоминаниях появился отец, но он никогда, даже когда Полина была маленькой, Полинушкой ее не называл, ей все это вдруг вспомнилось, она подняла голову и увидела прямо перед собой странного вида икону, на которую не обратила поначалу внимания. Саму икону, собственно, она и не видела, поскольку одна ее половина была прикрыта серебряным окладом, а другая задрапирована материей, так что икона была полностью скрыта от взоров.
Полина повернула голову и вопросительно посмотрела на Антона.
– По преданию, апостол Лука собственноручно написал эту икону с самой Богоматери, – сказал Антон. – Она считается чудотворной, и ее лик открывают только в засушливый год, когда икону несут на вершину горы и просят у неба дождя, но и тогда никто не смеет взглянуть на икону.
– Почему?
– Боятся страданий, которые неизбежно за этим последуют.
– Но почему? Почему нельзя ее видеть? Почему нельзя знать, какая она?
– Может быть, иногда не нужно знать всего, – пожал плечами Антон. – А лучше пребывать в неведении. Иногда ведь знание причиняет неимоверную боль. Человек думает, что лучше все знать, и попросту не представляет, на что он себя обрекает.
Глава 36БЕРИЯ. ЗА ПОЛТОРА МЕСЯЦАДО ОПИСЫВАЕМЫХ СОБЫТИЙ
– Так я все-таки не пойму, – сказал Маркелов. – Вот вы девчонку эту похитили, Звонареву, хотели у нее квартиру отнять в счет погашения долга ее отца, ну тысяч сто – сто пятьдесят вы вернули бы, а остальное?
Он с неприкрытым интересом посмотрел на своего собеседника. Александр Константинович Бериков, или, как его называли друзья, Берия, здоровенный детина лет тридцати, сидел перед ним на стуле, и его руки были скованы наручниками, потому что не далее как несколько дней назад, на предыдущем допросе, донельзя, видимо, расстроенный собственной несвободой, Бериков ни с того ни с сего набросился на не отличающегося богатырским телосложением Маркелова и немного помял того, прежде чем конвой не без труда отбил Маркелова у этого молодца. Берикова в тот раз в воспитательных целях отдубасили резиновыми палками, но наручники на допросе больше не снимали, и еще у дверей теперь дежурил конвоир.
– А что остальное? – мрачно поинтересовался Бериков.
– Ты говорил – денег было больше, чем эти сто– сто пятьдесят тысяч, – напомнил Маркелов.
– Так то не мои, которых больше.
– А чьи?
– Я же говорил – не знаю.
– Ну ты даешь! – восхитился размахом собеседника Маркелов. – Берешь полмиллиона «зеленью» и не спрашиваешь – у кого!
– Ну, по бизнесу мы, в общем, – сказал осторожно Бериков. – Купил – продал, обычные дела.
– Обычные – с тем самым человеком?
– С каким человеком? – изобразил непонятливость Бериков.
– Ты из меня дурака не делай, – попросил Маркелов. – С тем человеком, который тебе деньги давал.
– Ну да!
– Значит, и раньше ты с ним общался?
– Зачем общался?
– Ты же говоришь – обычные у вас с ним дела. Да?
– Да, – вынужден был признать очевидное Бериков.
– Так как его звать?
– Гриша, – ответил Бериков, подумав.
– А фамилия?
– Фамилию я не знаю.
– Неужели?
– Я бы перекрестился, – сказал Бериков. – Только вот наручники мешают.
– Бог шельму метит! – засмеялся Маркелов. – Ладно, пускай он будет Гриша. Ты давно Гришу знаешь?
– Недавно.
– Год?
– Может, и год.
– Где познакомились?
– В кабаке.
– В каком?
– Я уже не помню. Я их столько за этот год перевидал…
– В общем, он к тебе подсел.
– Кто?
– Гриша.
– Точно! – подтвердил Бериков, удивляясь прозорливости своего собеседника.
А с прозорливостью все было очень просто. Если Бериков не хотел называть фамилию своего компаньона, да еще начинал рассказ с того, что познакомились, мол, в ресторане, то в этом случае Маркелов позицию Берикова мог просчитать заранее: тот Гриша подсел к Берикову сам, и потом всегда на Берикова он выходил тоже сам, и вообще инициатива исходила от него, а Бериков не то что его адреса, но даже и номера телефона не знал…
– А звонил ты ему куда? – спросил Маркелов.
– Когда звонил?
– Когда он тебе нужен был.
– Не звонил я ему. Номера не знал. Он сам меня всегда находил.
Да, так и есть. И с этой позиции Берикова не столкнешь, как на него ни дави.
– А сколько раз он тебе звонил?
– Несколько.
– Все по сделкам этим, да? Ну, в смысле – общий бизнес?
– Да.
Ловушка уже захлопнулась, но Маркелов сделал вид, что этого не заметил. А вот Бериков точно не заметил. Не знал еще, что уже в клетке.
– Теперь вот об этом последнем случае, – сказал Маркелов. – Вы с Гришей решили объединить капиталы. Дать Звонареву денег, чтобы он их обернул и с вами потом прибылью поделился.
– Ну! – нахмурился Бериков.
Что-то ему во всей этой беседе не нравилось, и Маркелов старательно, но незаметно нащупывал ту точку, прикосновение к которой так ощутимо портило его собеседнику настроение.
– А что покупать собирались?
– В смысле? – продолжал хмуриться Бериков.
– Деньги вы Звонареву на покупку чего давали?
– Обычное дело, товар всякий.
– Какой – всякий?
– Продукты. Он продуктами занимался.
– А какие продукты?
– Я в это не лез.
– А кто лез? Гриша?
– И Гриша тоже не лез. Тут схема была такая: мы с Гришей даем Звонареву деньги, он их вкладывает в товар, потом товар продает, получает прибыль, прибыль мы делим…
– Гладко! – оценил Маркелов.
У него был такой вид, будто он хотел сказать: так вот, оказывается, как легко люди деньги зарабатывают, ведь все очень просто, и как же это я, недотепа этакий, еще не додумался до таких простых вещей, чтобы тоже, значит, как все умные люди, на «Мерседесе» ездить. Но вслух он ничего такого, конечно же, не сказал.
– И вот Гриша приехал к тебе с деньгами, – стал восстанавливать картину недавних событий Маркелов. – Сколько их было, кстати, этих денег?
– Я же все показал на прошлом допросе! – нахмурился Бериков. – Вы меня проверяете, что ли?
– Ах да! – вспомнилось Маркелову. – Двести пятьдесят было твоих, да Гриша пятьсот пятьдесят добавил. Верно?
– Ну!
– И как вы их к Звонареву повезли? В карманах?
– В чемодане.
– О! – округлил глаза Маркелов. – Целый чемодан денег! А как он выглядел, этот чемодан?
– Обыкновенно выглядел. Из пластмассы. Черный.
– «Дипломат», что ли?
– Вроде как «дипломат». Только больше по размерам.
– А ты покажи, – попросил Маркелов.
– Что показать?
– Размеры покажи.
Бериков скованными руками отмерил на крышке маркеловского стола приблизительные размеры.
– Понял? – сказал Маркелов дежурившему у двери конвоиру. – Вот какие размеры имеет счастье в денежном выражении.
Он вздохнул, демонстрируя печаль несбыточной мечты о счастье.
– Значит, потом вы с этим Гришей поехали к Звонареву…
– Ни с каким Гришей я к Звонареву не ехал.
– Неужели без Гриши?
– Ну!
– Как и в прошлые разы?
И опять Бериков напрягся.
– Да, – сказал он после некоторой паузы.
– Ты отвез Звонареву чемодан с деньгами… Какое это число, кстати, было?
– Ну разве я помню?
– А ты подумай.
– Зима.
– Зима – хорошее число, – с серьезным видом оценил Маркелов. – Может, ты еще и месяц вспомнишь?
– Ноябрь.
– Ноябрь – это осень.
– В ноябре был снег.
Так что по Берикову получалось, что зима.