Если бы Некла хотел, он мог просто спихнуть меня за борт.
Я почти их не видела, но слышала. И знала, что они меня чуют. Они хихикали, пересмеивались, переливчато и бессвязно. Я различала их стройные силуэты. Ощущала устремленные на меня голодные взгляды и улыбки кельпиц.
Смешки затихли. Плеснула вода, и они, одна за другой, скрылись в реке. Я осталась стоять на носу корабля. И даже не успела задуматься о том, что же их спугнуло, как мне явился ответ.
Туман впереди пришел в движение, расступаясь. А потом сквозь бесконечную серую пелену проступила тень.
Огромная, как сраная гора.
Тяжелая, выкованная из металла, она все же скользила по реке, словно легкий призрак. Ее приводила в движение пара исполинских водяных колес, и она все же оставалась бесшумна. Монументальная, словно небольшой городок, и ты все же ее не увидишь, если того не захотят.
Могу поспорить, тебе доводилось о ней слышать. В пьяных россказнях, передающихся из уст в уста, всегда найдется одна о ней. Одни говорят, это черная барка, которая ходит по рекам Шрама, появляясь тенью в ночи, исчезая днем. Другие уверены, что это корабль, который перевозит мертвых на ту сторону, останавливаясь у берегов, дабы собрать потерянные души. И лишь некоторые утверждают – это сверхоружие, которое Пеплоусты хранят на случай, если понадобится показать всему миру старый добрый взрывчатый средний палец.
Ну, по крайней мере, тебе доводилось слышать ее имя.
«Усталая мать». Плавучая крепость Пеплоустов.
Когда все сухопутные державы жаждут твоей смерти, остается лишь вода. «Мать» блуждает вверх и вниз по рекам, окруженная хищниками, скрытая от чужих глаз, благодаря Некле и другим скитальцам, получающим от Пеплоустов плату. Словно осы из улья, их убийцы сходят с корабля на дело и возвращаются, покончив с контрактом. Никто не найдет «Мать», если Пеплоусты того не пожелают. И никто, кроме Пеплоустов, не уйдет, однажды на нее попав.
В общем, ясно, что затеяла я нечто довольно глупое.
Позади нас зловеще клубились тучи. Зарокотали небеса, словно подтверждая мою мысль. Ну, или это просто была очередная уловка Неклы.
Грузовое судно подобралось к великой черной барке, прицепилось к грузовому трапу, закрепленному на ее остове. Затем опустились сходни, и Некла провел меня с одной палубы на другую. Кэврик и Лиетт держались за моей спиной.
Вдоль палубы тянулись запертые железные двери кают. Туда-сюда, осторожно, дабы не явить, что же прячется внутри, сновали Пеплоусты, замотанные от макушки до пят в черные одежды. Не то чтобы они оказывали Некле особое почтение, однако я заметила, что они стараются держаться от него подальше.
И эй, они не пытались нас пристрелить. Малые победы, все дела.
– Они не нападут. – Некла, должно быть, почуял мою тревогу – или просто вел себя как мудак. Он приблизился к высокой двери на другом конце палубы. – Но, если вдруг что, ты должна понимать – ничего не попишешь.
– Ага, я вроде как догадалась, когда решила запрыгнуть на борт корабля, полного убийц, говнючила, – проворчала я. – Ты тут большой человек, ясно-понятно.
– Я не большой человек. – Некла толкнул дверь. – Просто я работаю на больших людей.
За всю жизнь я видела лишь три вещи, которые заставили меня присвистнуть от изумления. Первый раз – после того, как я лицезрела особенно нелегкий маневр в борделе под названием «Стенания кошки», второй – после событий, которые заставили меня бежать из этих «Стенаний», которые взорвались у меня за спиной. И третий – когда я увидела, что скрывается за той дверью.
Там оказалась херова туча оружия, иначе не скажешь: аккуратные ряды штык-ружей, груды револьверов, окутанные полумраком пушки. Огнеглефы и стужемечи, мерцающие, гудящие подавленной магией. Огромная подвижная броня, ящики с бутылками, чье содержимое лучше отдать на волю воображению, изрядное количество крайне старых портретов с крайне древними тайнами.
От стены до стены трюм «Матери» вмещал сокровища, при виде которых устыдился бы и дракон. Однако сокровища есть только у чудовищ.
У Пеплоустов есть дела.
– Великий Генерал и его бескрайняя мудрость!
Вполне понятная реакция на такое зрелище. Я ощущала примерно то же самое, хотя выразилась бы несколько иначе. Кэврик протиснулся мимо меня, влетел в трюм и принялся изумленно озираться.
– Как… что… Это же… – силился он совладать с собственным языком. – Это ведь наши орудия! – Кэврик ткнул в штык-ружья. – Революционные ружья! – И в броню. – И революционный Паладин! А ведь их даже не делают так далеко на юге!
Он подбежал к ящику, сорвал крышку, вытащил связку ярко-красных палочек, скрепленных черными хомутами и оснащенных внушительным механизмом.
– А это Праведные Огни Непреложной Истины!
– Уверен? – Я стянула палантин, чтобы не лез в глаза. – А похоже на… палочки.
– Бомбы, – заметила Лиетт, рассматривая их. – Строго говоря, крайне вязкие боевые зажигательные средства. – Она попыталась показать жестами. – Они взрываются такой липкой, воспламеняющейся… жижей, как бы ты ее, думаю, назвала. Она горит столь жарко, что ее не залить водой. Невероятно, полагаю, болезненная смерть. – Лиетт взяла один механизм, сощурилась. – Давно мечтала об экземпляре для изучения.
Она обратила на меня сердитый взор. Я закатила глаза. Лиетт ни за что и никогда не простит мне, что я позабыла про ее день рождения.
– И они незаконны! – крикнул Кэврик. – Революция запретила их за бесчеловечность.
– О да, – закатил глаза Некла. – В отличие от огромных пушек, самозарядных ружей и других очень человечных способов Революции убивать людей тысячами.
– Это… это не одно и то же, – запнулся Кэврик. – Это достойная смерть на поле битвы. Есть разница.
– Например… какая? – Лиетт мигнула. – Сколько кусков останется от человека после бойни?
– Это вовсе не бойня! – возмутился Кэврик.
– А как еще назвать убийство множества людей? – поинтересовалась я.
Мне, к слову, правда было интересно.
Кэврик молча уронил челюсть.
Некла протиснулся мимо него, махнул рукой.
– Штабные инженеры остановили их производство, чтобы улучшить радиус поражения. Мы уговорили их расстаться с образцами.
– Уговорили? – изумился Кэврик. – То есть украли!
– Или подкупили. Или припугнули. Или шантажировали. Выбирай, что тебе по душе. – Некла указал на ящик. – Главное, верни на место, ладно? Дорогая штука.
– Нет! – вскинул руки Кэврик. – Я не могу этого вынести! Иметь дело с убийцами – это одно, но подпустить их к чему-то подобному!..
Двое Пеплоустов схватили его, вытащили наружу и скрылись так стремительно, что я не успела даже толком взяться за револьвер.
Некла со вздохом поднял ладонь.
– Расслабься. Ему не причинят вреда.
Я сощурилась, не убирая руки с Какофонии. В ушах зазвенел латунный смех. И, если судить по страху на лице Неклы, в его тоже.
– Даю слово, – произнес он.
– Слово иллюзиониста меня совсем не обнадеживает, – прорычала я.
– Я пойду с ним, – вмешалась Лиетт, направляясь к двери. – Присмотрю, на всякий случай.
– Ох, да еб же вашу мать, – выругалась я. – Мало мне одного в их лапах, так вторая туда же.
– Заверяю тебя, я буду в порядке. Пеплоусты, полагаю, по-прежнему чтят давние соглашения с Вольнотворцами? – Когда Некла пожал плечами, Лиетт вздохнула. – По крайней мере, я смогу удержать Кэврика от опасных действий.
– Охуительно, – вздохнула я и, сама того не осознавая, пробормотала под нос: – А потом будешь чинить и его?
Я не думала это говорить, и уж тем более не думала, что Лиетт это услышит. Однако она услышала. И даже не нахмурилась, а просто вонзила острый, словно кинжал, взгляд мне в горло, а потом развернулась и грохнула дверью.
– С твоими… друзьями, если можно так выразиться, будет все в полном порядке, – заметил Некла. – Трое весьма настороженно относятся к чужакам в принципе, не говоря уже о рабах Революции. За революционером просто-напросто присмотрят, дабы он не увидел такого, что пошатнуло бы хрупкий маленький разум, который он столь тщательно шлифовал.
– Дерьмо из-под птицы, – ощерилась я. – Они для тебя – гарантия, что я не устрою срач.
– Разве? – Некла прижал к груди ладонь и надул губы, направляясь вместе со мной к двери в противоположном конце трюма. – Неужто, по-твоему, мы поверим, что Сэл Какофония, обладательница револьвера, способного изрыгать взрывы, может «устроить срач»? – Он усмехнулся. – Или что ей на кого-то не насрать? – Он покачал головой, потянул дверь на себя и жестом пригласил меня войти. – Боюсь, мне не вынести подобных обвинений. Прошу, после вас.
От этой самодовольной ухмылки на этой самодовольной харе у меня чуть жопа не загорелась. Отстрелила бы одну за другой и глазом не моргнула. Но в гостях так поступать невежливо. А Трое не любят невежливость.
– Так что, – продолжил Некла, ступая за мной, – жизнь кипит?
И ты помнишь, что я говорила о надежде в Шраме.
За дверью обнаружилась освещенная тусклыми фонарями лестница, которая уходила вверх, на вторую палубу. Мои ботинки гулко стукнули о железо. Я затопала громче, стараясь заглушить Неклу.
– А расскажи-ка про своего нового дружка?
Не сработало.
– Ты их коллекционируешь, м-м?
Некла знал, что может на меня давить. У его хозяев было кое-что, нужное мне, и он получил от меня алый дар. И пусть я понимала, что такой шанс он не упустит, я одновременно понимала и то, что этот мудила наслаждается властью.
– А вообще сколько их было с нашей прошлой встречи? Десять? Двадцать? Больше?
Я вежливо воздержалась от советов о том, что ему следует сделать. Терпению героя не посвящают опер, но мое было достойно по крайней мере сраной строфы.
– Но, думаю, дело твое. – Некла вздохнул. – Впрочем, трагичная вышла сцена, верно? Довольно острый вышел разговор, м-м? Смею предположить, с Лиетт у вас не сложилось.
Помнишь, что я говорила про «райсу ас наккори»? Я любила те, что с долгими, драматичными монологами, которые вели к объяснениям в любви.