– Но ты ведь не поэтому спрашиваешь, верно, Какофония?
Никто не смотрел на доску – впервые с тех пор, как я вошла. Ган и Йок смотрели на Пуи. А Пуи, чьи глаза ярко блестели, хотя ее тело потемнело и усохло, вперила взгляд в меня.
– Не то чтобы я сомневалась в твоем беспокойстве о судьбе этих бедняжек детей, – произнесла она. – Полагаю, если бы ты беседовала с тремя дамами чуть потупее, они бы, вероятно, поверили. Но, душечка, – она протянула руки к своим компаньонкам, – мы – Пеплоусты.
– Мы знаем все, – вторила Ган.
– Мы слышим все, – вторила Йок.
– И мы знаем, что для тебя значит имя «Враки Врата», – Пуи наклонилась, усмехаясь. – Он не так уж от нас отличается, верно? Убийца, да. Кто-то даже сочтет его чудовищем. Но в глубине души он деловой человек. Давным-давно он хотел купить для Империума переворот.
– Он был не один, – пробормотала Ган. – Сколько магов последовали за ним? Гальта? Рикку?
– Джинду, – голос Йок вонзился в меня, словно нож.
– Амбициозный замысел. И цена его… – Усмешка Пуи стала чуть шире, чуть мрачнее. – Ну, ты и так знаешь, верно, милая?
Их руки подписывали тысячу смертных приговоров в год. Когда они удосуживались оторваться от игры, они решали, кто будет жить, а кто умирать, росчерком пера. Одно их слово – и меня разденут, свяжут и порежут на тысячу кусочков, которые пойдут на корм псам.
И только когда Пуи это произнесла, только когда она посмотрела так, будто знала, что произошло все эти годы назад, что заставило меня написать список, который я носила с собой…
Только тогда моя кровь застыла в жилах.
– А знаешь, сдается, я слышала нечто подобное. – Взгляд Йок, обратившись ко мне, стал цепким, хищным. – Да-да, припоминаю. Что-то про предательство? О великом маге, погибающем в темноте? Ну и ну. Я бы тоже захотела отыскать Враки.
Мои шрамы начали зудеть. Глубоко в голове зазвучали крики, шепот извинений, песня, слов которой мне не разобрать.
– Что ж, если она так сильно хочет узнать… – продолжила Ган. – Быть может, стоит хотя бы раз проявить милосердие и ударить по рукам?
Во рту стало сухо и холодно. Я понимала, какой получу ответ, и все равно спросила.
– Что вам нужно?
Я ощутила, как их взгляды скользнули к моему бедру. Я ощутила, как сквозь кожу кобуры затеплился его гнев. Я ощутила шипение их слов.
– Глашатай Конца Времен, – прошептала Ган.
– Наследие Безумного Императора, – прохрипела Руи.
– Какофония, – произнесла Йок. – Отдай нам револьвер, милая, и мы расскажем тебе все, что ты только пожелаешь, о Враки Вратах.
– И о Тальфо Плети, – добавила Пуи. – О Креше Буре, Рикку Стуке…
– И о Джинду Клинке, Гальте Шип, Занзе Звере… – прогудела Ган, складывая кости одну на другую. – Мы знаем о них все, Какофония. Мы знаем о твоем списке. Мы знаем, что они сделали. Мы знаем, почему ты хочешь их убить. Мы знаем, куда они направляются. Мы знаем, когда они засыпают.
– И мы расскажем, – продолжила Пуи. – Мы расскажем, где их отыскать. И где их семьи, если пожелаешь. Расскажем, как их убить. Расскажем шесть слов, которые ты прошепчешь им на ухо, дабы они умерли, охваченные таким страхом и болью, что последними их словами станет твое имя, которое они будут повторять, умоляя об избавлении.
– Мы можем это сделать, – Йок отпила из стакана. – Все это и многое другое. Все, что мы хотим, – она глянула на мое бедро, – лишь вон та крошечная безделушка.
Я верила им. Каждому слову.
Ты, наверное, поверишь с трудом, но Трое не лгут. Их убийцы – да. Их воры – да. Но сами они – нет. Когда ты знаешь все, в этом нет нужды; ты получаешь все желаемое вместе с правдой. Поэтому я ни капли не сомневалась, что они способны отыскать тех, кто мне нужен. Ни капли не сомневалась, что они дадут мне желаемое.
И я желала.
Желала столь страстно, что картина стояла даже перед открытыми глазами. В тенях, что отбрасывала покачивающаяся лампа, я видела извивающийся, пляшущий дым. Видела, как из него выходит Джинду, высокий, стройный, с теми же ясными глазами, какими я их помнила. Видела, как его губы шевелятся беззвучно, шепчут извинения, умоляют о прощении. Видела свой револьвер, прижатый к его виску, палец на крючке и…
И вновь зазудели шрамы.
И ноша на бедре вдруг стала тяжелой, теплой, словно фунт плоти, вырезанной из меня же.
И я поняла, каким будет мой ответ.
– Не могу, – шепнула я. Губы онемели, голос казался таким далеким; я почти не поверила, что действительно произнесла слова. – Я… я не могу.
– Ценная вещь, согласна, – вздохнула Пуи, и с ее губ сорвался завиток дыма. – Мы могли бы увеличить плату. Дать тебе металл. Дать птиц.
– Мужчин. Женщин. Оружие побольше, – прогудела Ган.
– Что только пожелаешь, душечка, – подбадривающе кивнула Йок. – Мы знаем, как важна эта вещь. Мы не станем обманывать. Лишь назови цену, и Трое пойдут навстречу.
Я ощущала его жар. Он пылал в кобуре, низко рычал в ответ на мои сомнения. Он чуял мой соблазн. И это ему не нравилось. Однако он не стал меня жечь. Он точно так же знал, что я скажу следом.
– Мы заключили сделку, он и я. А Сэл Какофония не отказывается от своих слов.
– М-м-м, – протянула Пуи, пожимая плечами. – Что ж.
– Очень жаль, – заметила Ган, возвращаясь к игре.
– Рада, что ты заглянула, милая, – снова опустила взгляд Йок. – Дверь все там же.
Я открыла было рот, собираясь возмутиться, но что могла сказать? Я и без того потратила их время, и Трое великодушно позволили мне свалить на хер, а не приказали убить за эту попытку.
Но я не могла и уйти. Не вот так. Не молча. Я еще не отомстила за Старкову Блажь. Не выполнила обещание. Не спасла детей.
Не убила Джинду.
Я должна была сделать хоть что-то. Что угодно. Даже если придется спустить все алые дары, которые у меня есть или когда-либо появятся.
И я уже почти об этом заикнулась, как раздался скрежет металла.
Корабль вдруг накренился вправо. Трое бросились спасать игровую доску, наплевав на стаканы и прочие побрякушки, которые слетели на пол и разбились. Я вцепилась в дверной косяк, пытаясь удержаться на ногах.
– Что за херь? – удивилась Пуи.
Видимо, они знали не все.
– Ох, – отозвалась Йок. – Неужто бурные воды?
– На Йентали? В это время года? – фыркнула Ган. – Не говори глупостей, корова старая.
– Это Некла, – прорычала я, поднимаясь вместе с «Матерью». – Его магия. Я видела его тучи, они следовали за кораблем. Наверняка пытается внушить нам, что начинается гроза. – В ответ на их взгляды я пожала плечами. – Тот еще мудак, верно?
Трое мельком переглянулись, потом снова уставились на меня. И недоброе выражение, глубокими шрамами залегшее у них на лицах, подсказало мне, что они ответят.
– Некла не способен на такие иллюзии, – прорычала Ган.
Я нахмурилась. Я бы поспорила.
Как выяснилось, впрочем, в этом не было нужды.
В следующий миг «Мать» вновь накренилась. Железо разъяренно взревело. Трое взвизгнули – доска грозила вот-вот соскользнуть со стола. Фонарь слетел с балки и разбился; комната погрузилась во тьму.
И сквозь скрежет металла, треск дерева и вой далекого ветра я расслышала свое имя.
– Ка-ко-фо-ни-я! Выходи на смерть!
25«Усталая мать»
Первое, что я заметила, распахнув дверь, был ветер. Палантин хлестнул по лицу, едва не слетев с головы.
Потом – крик. Звук столь далекий, слабый, что я едва различила его в вое бури.
Я даже успела задуматься о том, что же происходит.
И, разумеется, обо всем догадалась, как только увидела летящую по воздуху фигуру.
Я вжалась в дверь, он со свистом пронесся мимо. Ну, по крайней мере, мне показалось, что это «он», но, честно говоря, любой будет визжать как маленькая девочка, если его швырнуть со скоростью сто миль в час.
Изодранный Пеплоуст вывалился за борт и исчез в глубинах реки.
Я помогла бы, будь у меня возможность. Но, развернувшись в сторону, откуда он вылетел, увидела проблему куда серьезнее. С губ сорвалось грязное ругательство и затерялось в буйстве урагана.
Вой ветра. Всплеск пугающе радостного смеха. Бело-золотая вспышка. Прямая, быстрая, словно молния с небес. Я хотела нырнуть обратно в каюту и захлопнуть дверь, но ее вырвало сперва у меня из рук, а потом и с петель. Что-то пролетело мимо, выдирая из палубы доски, выбивая стекла, вырывая остальные двери. Несчастные ублюдки-Пеплоусты, которые высунулись посмотреть, что происходит, тоже взлетели вместе с грохочущей тучей обломков, словно черные перья на фоне серого неба.
Ветер стих до шепота. Раздались шлепки падающих в воду тел. Корабль застонал, его металлические бока гнулись, древесина трещала. И среди всех этих звуков гибели раздался долгий, полный удовольствия смешок.
Я услышала, как он смеется.
У всех есть такой звук – звон стекла, плач ребенка, скрип петель. У всех есть звук, что уносит тебя далеко, что делает тебя другим.
Этот смех, пронзительный воющий смех пронзил мои шрамы, кожу, сжал мои внутренности и удушил.
Воздуха вмиг стало слишком мало. Сколько ни силилась, я не могла вдохнуть достаточно.
Вокруг меня сомкнулся туман. Корабль исчез. Я моргнула.
И перестала понимать, где нахожусь.
Ощутила спиной холод камня, даже сквозь одежду. Увидела над собой ореол фиолетового света, зияющего беззубым ртом. Капли алой крови, моей крови, лениво скользящие по воздуху надо мной, словно капли по оконному стеклу.
Я снова моргнула. И вернулась на корабль. Шепот ветра исказился, перешел в свист, в вой. Развернулся, словно великий змий, воздушный и ледяной, обратился ко мне. И сквозь эти бездыханные стенания я расслышала его голос:
– Беги, – проговорил он сквозь ураган. – Будет смешнее.
И я рванула прочь.
Тело помнило то, что еще не осознал разум. Ноги знали, что нужно нести меня вперед. Руки знали, что на бегу нужно придерживать палантин и револьвер. А уши знали, как пропускать мимо звуки позади.