Я тихо кинулась вперед, пригнувшись. Не то чтобы в этом была необходимость, со всеми кричащими людьми, ревущей скотиной и разрывающим караван на части Кальто. Я резко затормозила, затаила дыхание; он пронесся мимо и слепо врубился в другую повозку. Пригнулась, увернувшись от копыта, когда мимо меня пронесся еще и ротак. Выхватила Какофонию и врезала рукоятью по челюсти единственному стражу, достаточно тупому, чтобы пытаться остановить меня.
Я добралась до сумки, чудом оставшейся невредимой посреди хаоса. Она была открыта, и внутри виднелся целительский набор типично белого цвета, несколько брусков металла и единственная бутылка виски.
Я злобно на нее глянула. Ты, наверное, сочтешь, что в таких обстоятельствах глупо обижаться из-за одной бутылки.
Но я сказала Рените, что хочу две. И после всей этой сраной заварушки я не собиралась уходить с недостачей.
Подхватив сумку, я разглядывала обломки каравана, пока не увидела блеск стекла. Из перевернутого ящика вместе с соломой выпали несколько склянок. И в них плескался не благородный янтарь виски, а насыщенный уродливый пурпур, танцующий и кружащий.
У меня загорелись глаза.
Не виски.
Но хер там я пройду мимо мертварева.
Я схватила флакон, бережно убрала в сумку. И только потянулась за следующим, как повозка рядом застонала. И опасно покачнулась от удара Кальто.
Вот теперь пора бежать.
Я сдержала крик, рывком поднялась и бросилась прочь. Повозка с треском рухнула туда, где я только что сидела, похоронив под грудой гнутого железа все, что там оставалось. Мой бок пылал от боли, я упрямо неслась к холмам, но все-таки на мгновение оглянулась.
Кальто стоял посреди руин, звери и стражи сбежали, повозки лежали горой обломков. Скала бешено замахал кулаками и, не найдя ничего, на чем сорвать злость, испустил сотрясший землю рев. Слепота вскоре пройдет, и он примется искать мое тело. А когда сообразит, что меня среди обломков нет, я должна быть уже далеко.
У мастеров осады множество качеств: они неуязвимы, беспощадны и, что важнее всего, нетерпеливы. Выходит, когда ты почти всю жизнь способен стряхивать с себя пули, как капли дождя, ты не слишком заботишься о мелочах вроде той, чтобы научиться выслеживать беглянку среди лабиринта холмов.
Я бежала, пока мой бок не пригрозил расколоть меня пополам. Кровь, алая, теплая, пропитывала рубашку, ткань липла к коже. Боль выжгла себя из тела, оставив лишь холодное онемение. Времени было совсем мало.
К счастью, оно мне оказалось не нужно. Уже не нужно.
– Сэл!
Кэврик, подбежав, помог мне удержаться, когда я чуть не рухнула, и потащил прочь от бойни.
– Так это был твой сраный план?! Ты же собиралась договориться!
– Я договаривалась. Получилось не очень.
– Нельзя так продолжать, – прорычал он, когда мы обогнули дюну. – Нельзя постоянно творить херню и надеяться, что обойдется. Нужно…
– Нужно кое-что сделать, и прямо сейчас, – перебила я, отнимая руку от бока и показывая Кэврику окровавленную ладонь. – Если ты не против.
Мы уселись у подножья холма. Я безуспешно пыталась отдышаться. Я хватала воздух короткими булькающими всхлипами. Дрожащими руками я полезла в сумку и нашла склянку.
Она была крошечной, не больше моей ладони. Сожму чуть сильнее – сломаю. Жидкость внутри казалась густой, грязной, нездорового фиолетового цвета, напоминающего блеклый отблеск солнца на масле. Но все же, когда я подняла склянку к глазам, жидкость заплясала, как живая. И пусть это была лишь бесформенная слизь, у меня возникло четкое ощущение, что она смотрит на меня в ответ.
Мертварево – странная штука.
– Это что… – Кэврик распахнул глаза, с ужасом понимая. – Сэл, нельзя же…
Я не дала ему договорить. Или себе дослушать. Или успеть сблевать. Зажимая одной рукой рану, я зубами выдрала из склянки пробку. На горлышко скользнула тонкая струйка, словно выглядывая. Я поморщилась, зажмурила глаза, открыла рот и опрокинула туда бутылку.
Жидкость сопротивлялась, стремилась вернуться в склянку, но я сглотнула. Она скользнула жженой желчью по языку, стекла по пищеводу и свернулась мерзостью на дне желудка.
Но ненадолго.
Боль в теле вдруг вспыхнула с новой силой. Внутри меня, прогоняя онемение, взорвался яростный огонь. Я упала на четвереньки, скорчилась, не в силах высвободить застрявший в глотке крик. Мышцы свело. Дыхание исчезло. В глазах потемнело.
Но так уж оно работает. Сперва пытается убить. А если не выходит…
Под моей ладонью начали срастаться мышцы. Кровь скользила обратно в вены. Частички кожи тянулись друг к другу тысячами крошечных ручек, туго стягиваясь и зарастая.
Меня охватила агония. Веки трепетали, я с трудом удерживала себя в сознании и тем не менее не могла не восхищаться процессом.
К мертвареву нельзя привыкнуть.
Боль наконец ушла. Дыхание вернулось – медленным и легким, каким и должно быть. Я глянула на свой бок. Увидела кожу, целую и здоровую, неповрежденную. Тело до сих пор было покрыто запекшейся кровью, но хер бы я на это жаловалась.
Я посмотрела на склянку в руке, нахмурилась. Ты, наверное, назовешь это говно чудом. Я тоже могла бы, если бы не знала, откуда оно берется. И, заметив ужас Кэврика, я поняла, что ему, как и мне, не повезло.
– Это… – прошептал он. – Ты только что выпила мага, Сэл. Это человек.
Я притворилась, что все еще задыхаюсь. Что поднять голову все еще слишком больно. Что угодно, лишь бы не выдать, что я не могу вынести этого взгляда.
Думать о том, что происходит с магом после того, как он обращается в Прах, не слишком умно. Его могут пустить на благородные цели, и тогда из него изготовят нечто полезное, вроде чернил для чарографа. Или его может изучить Вольнотворец. И только по-настоящему невезучий ублюдок попадает в мертварево.
Оно, говорят, способно исцелить что угодно. Болезни, раны, сломанные кости – одним глотком. Однако процесс его изготовления известен немногим.
А цена?
Никто не знает точно, как это происходит, но время от времени Вольнотворец, у которого слишком много знаний и слишком мало моральных принципов, пробуждает кучку Праха. Малейший намек на сознание мага – страхи, злость, печали – дистиллируют и загоняют в узенькую бутылочку, словно в стеклянную могилу, где оно не знает ничего, кроме ужаса и ярости, пока его не съедят заживо. Когда оно чинит тебя изнутри, впитывая токсины, вычищая гниль, излечивая раны, оно все еще остается живым, а потом испаряется.
Если, конечно, не убьет тебя в процессе. Кто-то ведь должен умереть, иначе как вернуть одну жизнь, если не отнять другую?
Эта штука – редкая, дорогая. Ее опасно хранить и уж тем более готовить. И мне стало ясно, как Ренита Эвонин делает деньги, но я думала не об этом.
Я думала о несчастном ублюдке, которого только что выпила. И, пусть от этого бросало в холод, я невольно задавалась вопросом – а вдруг я его знала?
– Пришлось. – Я уронила склянку на землю. – Не было выбора.
Я поднялась и побрела прочь. Мне хотелось оказаться где-нибудь далеко – далеко от Кэврика и его пытливых глаз, от разбитой склянки из-под человека, которого я выпила, от всего, что заставляло меня думать, что Лиетт права и я сломана.
Однако он не дал мне пройти и двух шагов.
Он не стал меня хватать. Не тянул обратно, не проклинал, не требовал остановиться. Он просто положил руку мне на плечо. И этого оказалось достаточно.
– Я тебе верю, – до боли мягко произнес Кэврик. – Верю, что ты не видела иного выхода. Но… – Он вздохнул. – Выход есть. Должен быть.
– Не припоминаю, чтобы ты что-то предлагал, – пробормотала я.
– Потому что ты никогда меня не спрашивала! – крикнул Кэврик. – Ты никогда ничего мне не говорила. Может, я бы что-нибудь придумал. Или нет, не знаю. Но мы могли попытаться, если бы ты мне доверяла. Должен быть иной путь, где тебе не придется себя ломать.
Он сжал мое плечо. Его рука была теплой.
– Ведь если ты сломаешься, больше никто не сможет остановить Враки.
Ласковый ветер принес с собой запахи жженой земли и тающего льда. Я повернулась к Кэврику. И человек, у которого были все причины меня ненавидеть и множество шансов сбежать, бросив меня умирать, взглянул на меня.
И улыбнулся.
– Мы должны доверять друг другу, – сказал он. – У нас больше ничего не осталось.
Не знаю, откуда он такой взялся. Не знаю, почему Революция не сумела превратить его в безумного раба Великого Генерала. Не знаю, почему Шрам не превратил его в очередное чудовище.
Но в кои-то веки я не хотела знать.
Я улыбнулась в ответ. И Кэврик подхватил сумку. И вместе мы принялись взбираться на холм.
На вершине мы нашли Конгениальность, с любопытством за мной наблюдающую. Умная девочка, должно быть, шла за нами следом. Я устало улыбнулась, погладила ее клюв. Кэврик убрал новые припасы в седельные сумки.
«Чуть не померла», – подумала я. Но добыла немного металла и виски. Честный обмен, как по мне. Я шмыгнула носом. Жаль, что не вышло заполучить крутой клинок.
Сзади раздался щелчок.
Я медленно повернулась и увидела его. Трясущиеся колени, дрожащие от тяжести оружия руки, широко распахнутые глаза под вихрастой копной песочных волос. На краю холма стоял паренек, правивший повозкой Рениты.
– Не надо, сынок, – заговорил Кэврик.
Я подняла руку, призывая его держаться подальше. И шагнула к парнишке.
Судя по выражению глаз, он впервые направил оружие на живого человека.
Не то чтобы я не хотела сделать его первый раз особенным, но я уже успела сразиться с тварью из иного мира, чудовищем размером с валун и осадником, который мог бы запустить это чудовище в воздух, как мячик.
Какая молва бы пошла, испугайся вдруг Сэл Какофония такой мелочи?
Я шла вперед, медленно, глядя ему в глаза. Парнишка отступал, пока не оказался на самом краю. Он невольно посмотрел назад, а когда повернулся обратно, дуло его оружия уже было в считаных дюймах от моей груди.