– Полагаю, мотивом стало и некое туманное, избитое понимание «власти», – заметил Алотен. – Или что-то еще?
– Сраная свобода, вот что еще!!!
Слова вырвались у меня изо рта сами собой и рухнули на пол. Я вскочила на ноги, сжала кулаки, сцепила зубы. Какофония согласно вспыхнул, так горячо, что бедро обожгло сквозь кобуру. Но в кои-то веки мне было плевать.
В кои-то веки я горела сильнее.
– Мы рождаемся с этим даром, волочим его бремя всю жизнь ради службы на благо других, а когда умираем, не остается даже трупа. Хватит с меня того, что кто-то отнимает мое!
Я не заметила, когда успела так взвинтиться, когда успела так над ним нависнуть. Дыхание вырывалось из-за стиснутых зубов короткими, злыми хрипами.
Может, Гальта права и я не понимала, почему Заговорщики так поступили. Может, прав и Алотен и я не понимала истинную ценность службы. Может, я многого не понимала.
Зато я знала, каково это, когда тебя сводят лишь к силе. Когда все добрые дела, которые ты сделала, вся любовь, которая у тебя была, все шутки, которыми ты кого-то веселила, все истории, которые ты знала, и люди, которых ты помнила, значат, блядь, куда меньше, чем сила, которой ты обладаешь.
Вот что я знала – и знала хорошо. И меня задевало, что этого не знал Алотен. Задевало, что мои зубы так сильно сжимались, что мои глаза так пылали. И даже не задевало, а рвало на части, что Алотен следил за мной с холодным бесстрастием и, сука, даже не моргал толком.
Он окинул меня взглядом – татуировки, пыль на одежде, револьвер на бедре, – и остановился на шраме, почти скрытом под рубахой. Рубец заныл, вдруг устрашившись такого внимания.
– И кто будет рядом, – прошептал Алотен, – когда у тебя ничего не останется?
Я не заметила, когда успела осесть обратно на софу. Когда из голоса ушел весь огонь и требования превратились в мольбу.
Не заметила, как вдруг налилась тяжестью. И будто вернулась в ту темноту.
– Салазанка.
Я подняла взгляд. Алотен протягивал мне руку. Он никогда не коснулся меня первым, не спросив прежде. Такой уж он благородный. И я, наверное по привычке, взяла его ладонь.
Но, так или иначе, стало легче.
– Быть может, – тихо произнес Алотен, – это не лучший вариант. Но тогда, быть может, мы, маги, не рождены для идеальной жизни. Скитальцы ли, имперцы ли, неважно, враги видят в нас чудовищ, союзники – инструмент, и неважно, каким путем мы идем. Нас предопределяет наш дар, наше бремя, наша Мена.
Он улыбнулся мне. Губы его стали тоньше, чем прежде.
– Ведь так?
Алотен осторожнее большинства, он расходовал магию крайне бережно. Однако он отдавал ту же плату, что и любой другой мастер масок. Госпожа Негоциант дарила им хитрость, коварство и способность преображаться, но забирала саму их личность.
Я всмотрелась в его лицо. Перемены были едва заметны, но все же. Исчезли брови. Мочки ушей. Веки не закрывались до конца. Госпожа Негоциант забирала его лицо, капля за каплей, и когда она с ним покончит, когда пропадут его хищные глаза и длинный нос, останется лишь гладкое белое полотно.
Иногда мы понимали друг друга. У нас обоих были свои шрамы.
– Быть может, тогда, – Алотен стиснул мою ладонь, – нам просто не суждено обрести нормальную семью, визжащих негодников и супругов, что с годами взращивают в себе ненависть к нам за все то, что мы забывали им сказать. Быть может, вот она, наша истинная Мена. Однако, – его лицо на мгновение стало отстраненным, – для меня никогда не стоял выбор между имперцами и скитальцами, но только между смертью в одиночестве и смертью во имя цели. Такой выбор – это неправильно, ненормально. Но, быть может, большего нам не дано.
Наверное, он был прав. Как обычно.
Но я больше не понимала, что такое «нормально». Думала, что некогда знала. А потом утратила вместе со всем остальным. И теперь мне оставались только шрамы, револьвер и тоненький голосок, твердящий, что я никогда не узнаю, что такое нормальная жизнь, пока не вычеркну все имена из списка до последнего.
Я хотела рассказать об этом Алотену. Признаться и почувствовать себя лучше.
Но не стала – и жаль, что не могу объяснить тебе почему.
– В прошлом месяце здесь видели Рикку.
Я подняла голову. Тяжесть рухнула с плеч. Я ощутила не легкость, но жажду, стремление встать, взяться за дело, открыть стрельбу. Я снова вспыхнула.
– Рикку Стук, – прошептала я.
– Давний соратник Враки, как ты помнишь, – продолжил Алотен. – Я размышлял о том, чем скиталец-предатель, – он умолк, окинул меня задумчивым взглядом, – именно этот скиталец-предатель был занят в Последнесвете. Полагаю, присутствие Кальто стало бы ответом.
И не только.
А я все ломала голову, почему Враки так сложно отыскать. Я не задумывалась, что дело-то в сраном мастере дверей. Да я свято верила, что Рикку побоится ответить на его зов.
Рикку, как и прочие его собратья, мог сплетать порталы на сотни миль в мгновение ока. Вот как Враки исчез из Старковой Блажи – куда бы он там ни направлялся дальше. Вот как он забрал оттуда детей.
И где бы ни оказался Рикку, Враки будет поблизости.
Ну, вроде того. В смысле, в такой… портальной близости. Бля. Ну, ты понимаешь.
– Он должен был забрать Кальто, – сказала я и опять-таки не совсем соврала, ведь Скала явно собирался встретиться именно с Рикку. – Еб меня через колено… – Алотен вперился в меня строгим взглядом, и я робко улыбнулась. – Прости. В смысле… где? Где ты его видел? Где его найти?
– Как оказалось, он регулярно останавливается поблизости, дабы пополнить запасы, – произнес Алотен. – За все время, что я за ним наблюдаю, его график ни разу не поменялся. И если верить закономерности, я бы предположил, что он явится не иначе как… – Он выдержал издевательски долгую паузу и хмыкнул. – …завтра.
– Бля-а-а-адь! – застонала я.
– Выражения, – тут же одернул меня Алотен.
На сей раз я не стала извиняться. Пусть считает себя гребаным счастливчиком, я могла выдать и похуже.
Вот просто моя сраная удача, да? Чуть было его не упустить. Кто знает, вдруг этого времени как раз хватило бы, чтобы спасти детей, остановить Враки, найти Джинду, заставить их заплатить?
И все же… груз перестал тяготить меня. Все. У меня появилась зацепка. Ответ. Не идеально, но лучше, чем мгновение назад. Не пойми меня неправильно, у меня все еще оставались вопросы. И самый главный как раз сорвался с губ:
– Ну и какого рожна мне тут делать до завтра?
– Я предполагал, что сие станет поводом для беспокойства. Утешит ли тебя возможность до того часа пользоваться моим гостеприимством?
Утешит, не стану лгать. Алотен не часто позволял у него остановиться, и от соблазнительный перспективы в виде горячей ванны и постели не из грязи с птичьим дерьмом было трудно отказаться. Живой интерес, отразившийся у меня на лице, вызвал лукавую ухмылочку Алотена, которую я видела за всю жизнь всего лишь дважды, и всякий раз за ней следовало…
– И раз уж мы тут наверстываем упущенное… – Он достал из кармана жилета тонкую металлическую трубку. В нос ударил едких аромат сушеных трав. – Подумал, ты захочешь почтить традицию.
Феша. Этот старый сукин сын ее приберег.
– Охереть не встать. – Я протянула руку, не сводя глаз с трубки. – Прости. Но… где ты откопал фешу? Она же растет только в Катаме.
– Выходит, есть еще резоны служить Катаме, помимо диковинного представления о семье, м-м? – Алотен извлек из того же кармана лучинку, зажег трубку и глубоко затянулся. Комнату заполнил мутноватый фиолетовый дым. – Я не стал бы тратить его на местных невежд-нолей. Едва ли они поймут, что с ним делать. Однако для давнего… – Он поискал слово, ничего не нашел. – Для тебя, как бы то ни было… я мог бы оказать любезность.
Взять из его рук трубку – не самая лучшая из моих идей. Феша, растущая в дебрях, имеет свойство приводить в неистовство любого понюхавшего ее зверя и сводить с ума коснувшегося ее человека. Обычный ноль попросту не выдержит напряжения.
Но те, кто слышит песнь Госпожи?..
Я тоже глубоко затянулась, ощутила, как дым заполнил легкие. Тело начало покалывать, словно тысяча крошечных ручек решили промять мне тысячу крошечных мышц. И когда я выдохнула фиолетовое облако, вместе с ним как будто ушли все мои тревоги и страхи.
Они, разумеется, вернутся и отомстят вдвойне, приведя с собой жуткую головную боль и сушняк. Но сейчас – я знала, где окажется Рикку. Сейчас – я знала, где искать Враки. Сейчас – я могла хоть немного разжать хватку.
– И как тебе вкус, Салазанка?
– М-м-м, – отозвалась я. Веки уже норовили сомкнуться. Я так давно, годами, не курила эту штуку. И устойчивость уже была не та. – Хорошо.
– Тебе очень хорошо, Салазанка? – Голос Алотена казался монотонным, тягучим. Феша постаралась, знамо дело. – Тебе стало легче?
– Да.
Слово сорвалось с губ само. Не помнила, как его произнесла, не чувствовала.
Перед глазами все заволокло темнотой. Дыхание замедлилось. Мышцы расслабились до состояния желе, как будто я тонула, а не лежала. Наркотик не должен так действовать. Что-то не так. Разум вопил сердцу, что нужно качать кровь по телу, но сердце забыло, как биться.
– Скажи правду, зачем ты явилась? – спросил Алотен.
Надо было его пристрелить. Надо было подняться и уйти. Еще в самом начале, как только я пришла. Но теперь я ничего этого не помнила. Я не могла пошевелиться. Не могла думать. Не могла удержаться.
– Враки, – выскользнул наружу ответ.
– Здесь? – В голосе Алотена мелькнула нотка удивления, но затем он вновь сосредоточился. – Где, Салазанка?
«Только посмей! – вопил разум рту. – Только, блядь, посмей! Что-то не так. Он нас поимел! Наркотик заставляет нас…»
– Плевелы, – простонала я, не в силах ему противостоять. – Рикку…
– Рикку должен знать, верно? Боюсь, пока мы тут беседуем, он уже прибыл в Последнесвет. Прости мне эту ложь.
Алотен вздохнул, поднялся с кресла. Я не могла двинуть голову. Но краем глаза все же увидела, как он меняет облик. С каждым новым шагом его одежда, кожа, цвет волос исчезали. И когда он добрался до двери, Алотена уже не было; на его месте стояла девчонка в простом платьице и шляпке. Он оглянулся, поджал женственные губы.