Даниил кивнул ей, ведя Еву под руку по коридору.
– И… Ева, – вдруг крикнула Наталья им вслед, – пожалуйста, передайте князю мои соболезнования. Не чужие все-таки…
Маг-артефактор оглянулась и кивнула. Что-то в тоне женщины растрогало и удивило девушку. Это звучало слишком человечно и даже как-то по-семейному. Возможно, время изменило не только его светлость.
2 сентября, 14.30. Санкт-Петербург, набережная Мойки, дом 12
На набережной было ветрено. С Невы, от ее серо-стальных вод, как всегда, несло холодом и силой. Обычно Еве нравилось бывать в доме Волконских. Из всех музеев и фондов Петербурга именно в этом маг-артефактор чувствовала себя наиболее комфортно. Но сегодня все было иначе.
– Я понимаю нашу спешку, – сказала она Даниилу. – Но интуитивно я чувствую, что мы опоздали.
– Согласен, – несколько угрюмо ответил дознаватель. – И мне это неприятно. Даже не потому, что мы все время на шаг позади преступника, чьи мотивы и действия мне все менее понятны. Просто Волконские близкие мне люди, и я не хочу их подводить.
– Мне тоже они очень приятны и симпатичны. – Ева в очередной раз поправила прическу, хотя ветер тут же вновь вытащил пару прядей из ее пучка. – Я заметила, как вы к ним привязаны.
– Мы служили вместе, – просто объяснил Страж. – И Петр, и Григорий не просто знакомые. Это мои однополчане. Хотя мы видимся редко, но вы же знаете, Ева, такие узы навсегда.
Девушка понимающе кивнула.
– Только давайте сразу не будем их тревожить, – продолжил Дан. – Просто попросим осмотреть фонд.
Маг была с ним полностью согласна, и, когда открылась очередная тайная дверь, которая привела Избранных в настоящий дом Волконских, спрятанный от глаз смертных, девушка постаралась выглядеть приветливой и веселой. Но ее выдали глаза.
– Боюсь, вы не просто на дружеский обед, – тут же заметил Петр, пропуская их в гостиную.
– Хотя мы надеялись, что наша тревога не будет столь заметной, – как можно дружелюбнее усмехнулся дознаватель, пожимая ему руку.
К ним уже спешили остальные. Здесь же были и Григорий, и граф Шереметев, с которым Дан вчера успел договориться о встрече именно у Волконских. Была здесь и невысокая полноватая женщина с роскошными пышными формами. Мари опять выбрала черный траурный наряд, явно портящий ее красоту.
А Мари на самом деле была красива. Лицо в форме сердечка, густые вьющиеся черные волосы, потрясающе проникновенные глаза, правильные черты лица и оливковый оттенок кожи, доставшийся ей в наследство от матери-гречанки. Вот только этот траур придавал этой замечательной коже мертвенный землистый оттенок. Также прямое черное платье на такой фигуре смотрелось как-то куце, прижимало грудь, бедра – будто снятое с другого человека, неудобное, совершенно неподходящее. Даже длина юбки казалась какой-то неверной, уродующей ноги.
Ева невольно поймала себя на мысли, что не может нормальная женщина так сознательно себя уродовать. Это или маскарад, или Мари после смерти любимого просто повредилась в уме. Маг-артефактор, оставив напарника объясняться с мужчинами, шагнула к ведьме. И опять постаралась отбросить новую неприятную мысль, что на сегодня Мари уже вторая представительница этой касты и второй раз за день самой Еве не слишком хочется общаться.
– Мари, – это прозвучало официально-вежливо, заставить себя быть сердечной у мага не получилось, – здравствуй. И прими мои соболезнования. Ник был дорог всем нам. Это… Такая потеря будет болеть долго.
Ведьма кивнула, скорбно опустив голову.
– Он был так молод, – выдавила она. – И так… Такой живой! Этот проект, выставка. Мы наконец-то были вместе.
Ева чуть удивленно приподняла брови.
– Мы просто были вместе, – тут же отреагировала ведьма. – Друзья, партнеры, единомышленники… И все же! – Мари резко подняла голову, упрямо вздернула подбородок. – У меня был шанс!
– Как скажешь. – Ева выставила руки ладонями вперед в примиряющем жесте. – Я видела тебя вчера в доме князя. Но не было возможности пообщаться. И теперь ты тут. Продолжаешь работу? Его светлость просил тебя, пока нет наследника, курировать выставку?
– Князь? – Мари робко улыбнулась. – О нет. Он не говорил со мной. Он потрясен. Но мне передали его заботу. Его светлость даже предлагал мне отдохнуть, оправиться от утраты… Лучше работать! – вдруг импульсивно воскликнула она. – Так не надо думать, вспоминать…
– Мари сегодня у нас, – дружелюбно обняв Еву за плечи, пояснил подошедший Петр. – Мы, похоже, опережаем сроки. Готово уже несколько экспонатов. Мари проверяла сегодня все по списку, определяла, какие еще вещи возьмем.
Маг-артефактор обрадовалась его вмешательству. Разговор с ведьмой был ей в тягость. Конечно, она сочувствовала Мари, но… Перед глазами Евы вставало заплаканное лицо Ли. Те несколько месяцев, когда подруга была подавленной, лечила разбитое сердце и уязвленную гордость. И просто зализывала несправедливо нанесенные раны. А виновата была Мари. Ева очень хотела простить, но не могла. Да и, если подумать, ведь Ник так и не смог остаться с этой ведьмой. И ее горе…
Ева отбросила эти мысли.
– Так ваш фонд лидирует? – весело спросила она Волконского. – И многое готово?
– Сначала по плану, – к ним подошел Шереметев, всегда собранный, сдержанный педант, хотя в душе добрый и милый, – мы должны были по уговору с князем представить только те же экспонаты, что были на выставке 1917 года. Но фонд растет! У нас есть чем порадовать и удивить его светлость и все сообщество.
– Это радует. – Ева оглянулась на Дана, он явно ждал ее помощи. – Но придется вернуться к делам сегодняшним, к сожалению, печальным. Кольцо Пушкина из «Зеленой лампы». Оно у вас?
– Как раз среди готовых экспонатов. – Петр тут же перешел на деловой тон. – Потому мы за тобой, Ева. Мы тут пока сделали перестановку. Все вещи для выставки в твоем любимом зале. Даниил предложил осмотреть готовые артефакты. Заодно проверить кольцо. С тебя экскурсия, моя милая.
Девушка улыбнулась, искренне и сердечно. Она видела, как последние новости потрясли братьев Волконских. Как встревожен Шереметев. И все же руководители дома на Мойке старались быть любезными хозяевами, за что маг их так любила.
– Экскурсия? – стараясь, чтобы ее энтузиазм выглядел как можно более реалистичным, переспросила она. – Отличная мысль! С меня история, с вас обед!
– Наши обычные условия сотрудничества, – с улыбкой оповестил всех Дан, уже привычно чуть приобнимая напарницу за талию. – Если они пожадничают, с меня любой ресторан Петербурга.
Волконские радостно рассмеялись, улыбнулся даже Шереметев. Мари, с уже ставшим привычным ей выражением жалкой скорби на лице, пошла вслед за всеми. Ева подумала, что эта печаль может стать для ведьмы маской на долгие годы. Как стала привычной ей роль бедной родственницы.
Коллекция Волконских считалась частным собранием. Возможно, поэтому здесь на самом деле было уютнее, чем в фондах Пушкинского Дома или Лицея. Все вместе Избранные прошли портал, уже привычные три метра Междумирья, и оказались в просторной комнате, мало чем отличающейся от зала обычного музея. Если не считать запутанной, тонкой, но прочной системы защитных заклятий, опутывающих помещение в целом и каждую витрину в отдельности.
Комната была обставлена под рабочий кабинет. Небольшой коврик на полу, на котором стояли массивный рабочий стол и кресло с высокой прямой спинкой. Несколько стеллажей с книгами, конторка. А между этими предметами мебели расположились небольшие элегантные стеклянные витрины. Ящики с артефактами, тоже стеклянные, стояли и на столе, и на конторке, еще два помещались на полках, среди книг.
– Мы полностью перенесем эту комнату в зал выставки, – поделился планами Шереметев. – Таким тот зал был всегда. И в 1917-м тоже. Только сами артефакты меняются.
– И Ева нас сейчас с ними познакомит, – предложил Григорий, улыбаясь приятельнице.
– Как все привычно, – заметила девушка с легкой грустью. – Сколько раз уже я вела эти экскурсии?
Она еще раз осмотрела комнату, думая, с чего бы начать. Наконец подошла к стеллажу, размещенному за рабочим столом.
– Итак, – начала маг-артефактор тоном настоящего гида, – как всем нам известно, в доме Волконских на Мойке, 12, великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин прожил последние годы своей жизни. Князья Волконские выделили четыре комнаты, где и размещалось семейство Пушкиных. Это сам поэт, четверо детей и его красавица-жена Наталья Николаевна Гончарова, в первом замужестве Пушкина. И здесь мы видим первый экспонат, одно из украшений этой женщины. Эту знаменитую подвеску нетрудно узнать, именно она украшает чело Натальи на знаменитом портрете работы Брюллова.
Ева указала своим спутникам на небольшой стеклянный ящик, в котором и лежало на одной из полок это украшение. До самого ящика маг-артефактор не касалась, зная, что он опутан сетью заклинаний.
– Скромное украшение, – заметил Дан.
– Да, – легко согласилась Ева. – Напомню, семья Пушкиных была бедна. Хотя большая часть украшений Натальи досталась ей от родных, от Гончаровых. Как и эта вещь. Несмотря на свой более чем скромный, но элегантный вид, эта подвеска является довольно сильным артефактом. Это удивительная легенда о силе прекрасной женщины.
– И это опять не золото, – рассматривая подвеску, заметил дознаватель. – Зато это явно сапфиры.
– Сапфиры и бриллианты, – уточнила маг. – В семье Гончаровых существовало предание о том, что свою холодную античную красоту Наталья унаследована от своей бабки, Ульрики Поссе. Еще одна красивая и сильная женщина с необыкновенной судьбой. Эта подвеска – запечатанное наследство Натальи.
– Талисман красоты и женской привлекательности, – дополнил довольный Петр. – Любая владелица подвески будет счастлива, привлекательна для мужчин в любом возрасте и любима.
– До поры до времени, – мягко возразила Ева. – Как и в случае с кольцом Поликрата, за все это счастье потом придется платить. Как платила сама Наталья – страданиями, потерей мужа, муками от оговоров и сплетен, которые ее преследовали.