— Когда в последний раз ты делала что-то впервые? — спросил он, словно бросая вызов.
А если было во мне что-то большее, чем практичный пессимизм, так это нежелание уклоняться от вызовов.
Я сопротивлялась.
— Уверяю тебя, я танцевала раньше.
— Но не со мной.
Нет.
И, несмотря на всю его настойчивость, пугало это не потому, что было новым, спонтанным. А потому, что я этого хотела. А Уэсты не делали спонтанных вещей. Это была моя тетя.
Но… и всё же.
Я потянулась и взяла его за руку.
Это всё вино. Должно быть.
Его губы тронула медленная улыбка, когда он сплел пальцы с моими и мягко потянул меня на ноги. Его хватка была уверенной, пальцы грубыми от мозолей, когда он закружил меня в кухне. Я немного споткнулась, танцы никогда не были моей сильной стороной, но его это не смутило. Мы поймали ритм — одна его рука держала мою, другая легла на мою спину. От этого прикосновения я непроизвольно вздохнула.
Он тут же убрал руку.
— Прости, слишком низко?
Да. И всё это слишком. Я не танцую с незнакомцами в кухнях, хотелось сказать, набирая в легкие оправдания.
Но в то же время мне хотелось быть ближе.
Он был теплым. Его прикосновение — легким, бережным. От этого хотелось, чтобы он держал крепче. Уверенно, надежно, так же, как он держал свои ножи.
Это было на меня не похоже.
Но… и всё же.
Я вернула его руку на поясницу. Он удивился, но не стал отстраняться.
Я упрямо сосредоточилась на его подбородке, чтобы не встречаться с ним взглядом, надеясь, что это спасет меня от румянца. Но в поле зрения всё равно оставалась его улыбка — кривая, самодовольная.
Он притянул меня ближе, и наши тела соприкоснулись. Кожа будто вспыхнула. Он был твердым, теплым. Музыка тянулась протяжной тоской, а сердце гулко стучало в груди. Мы покачивались в тесной кухне моей тети, полной беспорядка, под песню о разбитом сердце и счастливых концах, и было так соблазнительно просто позволить себе раствориться в этом моменте.
Впервые за долгое, долгое время.
— Видишь? — прошептал он, его губы коснулись моего уха. — Новое — не всегда плохо.
Последняя нота скрипки взлетела в воздух и растворилась.
Мгновение закончилось.
Я очнулась.
Резко, болезненно, будто наткнулась на стену.
Как бы я ни пыталась оправдать происходящее… это не могло — не должно было — хорошо закончиться.
Я разжала пальцы, шагнула назад, вытирая ладони о джинсы.
В животе свивался узел.
Тепло в груди сменилось холодом.
— Я… — Я сглотнула ком в горле. — Кажется, ты неправильно понял.
9Первые впечатления
Он посмотрел на меня с недоумением.
— О чём?
То ли тут стало жарко, то ли это только мне так показалось.
— Я не думаю… мы… это… — Чёрт, надо было просто сказать. Провести черту, потому что её действительно нужно было провести. — Я не собираюсь с тобой спать, — выпалила я.
Его брови взметнулись вверх от удивления. Щёки быстро порозовели, и он чуть не поперхнулся собственным дыханием.
— Я… я не… нет, нет, всё в порядке. Я не думал, что ты… Лимон.
— А. Ну. — Я отвела взгляд. Чувствовала себя неловко. Глупо. Смотрела куда угодно, только не на него. — Просто чтобы мы понимали друг друга.
— Конечно, — быстро ответил он, приходя в себя. — Извини, если я дал тебе такой повод.
— Ты не давал! Я просто… я не думаю, что это хорошая идея. Ты живёшь у моей тёти, я тоже… — Через семь лет, добавила я про себя. — Я просто не хочу всё усложнять. Прости, — добавила я, потому что вела себя так, как обычно не вела. По множеству причин. Но в основном потому, что он был очень привлекателен, а я очень сильно ощущала это притяжение, и этот сюрприз мне точно был не нужен. Ах да, и нас разделяли семь лет.
Из этого точно не выйдет ничего хорошего.
Правило номер два, напомнила я себе.
Я взяла наши тарелки и отнесла их в раковину — вот что следовало сделать, а не танцевать с ним. Это была ошибка. Над нами мисс Норрис пела что-то из Сондхайма. Я взяла губку.
Айван вздрогнул, вставая со стула.
— Не нужно… Ты готовил, — сказала я, махнув ему рукой, чтобы сел обратно. — Я убираю. Такие у нас правила.
— А если я хочу потренироваться перед своей будущей карьерой мойщика посуды?
— Если ты настолько плох, — сказала я, открывая воду и дожидаясь, пока она станет горячей, — то, боюсь, тебе стоит начать подыскивать себе новую профессию.
Он изобразил возмущённый вздох.
— Грубо!
— Зато честно. — Я сложила тарелки в раковину и повернулась к нему лицом. — Ужин был потрясающий, Айван. Спасибо. Я почти не жалею, что не выгнала тебя из квартиры.
Его рот приоткрылся в немом вопросе, пока я доставала одеяла из шкафа. Он всё ещё смотрел на меня с тем же озадаченным выражением, когда я вернулась с двумя подушками и пледом в руках.
— Почти? — уточнил он.
— Кому-то придётся спать на диване, — ответила я и решила, что это буду я.
Он вскочил на ноги.
— Ни за что.
— Только не начинай это «Ты девушка, значит, тебе положено спать в кровати» дерьмо. Я не фанатка гендерных стереотипов.
— Я и не начинаю. Я говорю, что в той комнате есть совершенно нормальная кровать, а мы оба взрослые люди. — Он поставил руки на бёдра, словно поза заботливого отца могла заставить меня передумать.
Я открыла рот, но потом он посмотрел на меня… таким взглядом, который явно говорил: «Только попробуй поспорить».
Я пробормотала.
— Ты выглядишь как родитель, который собирается на родительское собрание.
— Мы даже можем положить подушку между нами, — продолжил он, проигнорировав мои слова. — Ты ведь не хочешь спать на диване, правда? И меня туда тоже не отправишь…
Нет, не отправлю.
— Просто… Я подумаю об этом, пока буду мыть посуду, — добавила я, когда он снова попытался возразить, но потом лишь поднял руки в знак капитуляции и первым ушёл в ванную.
Дело в том, что он был прав. Мы оба взрослые, и в комнате моей тёти действительно была нормальная двуспальная кровать, в которой мы оба могли бы спать. Диван никому не шёл на пользу — он всегда был скорее для красоты, чем для реального удобства. Но это не значило, что мне нравилась эта идея.
Я наконец схватила шоколадку со стола, развернула её и положила кусочек в рот. Разгладила фольгу.
«Твоё будущее здесь», — гласила надпись.
Враньё.
Я вложила все свои раздражённые мысли в мытьё тарелок и стаканов. Голова гудела от выпитого, но последние несколько минут быстро отрезвили меня. Я выпила стакан воды, приняла две таблетки обезболивающего и направилась в комнату тёти за пижамой из своего запаса.
Айван в этот момент вышел из ванной.
Я застыла.
Потому что я пялилась. Откровенно. На его голую грудь.
Не то чтобы я никогда раньше не видела полуобнажённого мужчину — просто это… немного меня удивило. У него были татуировки, все чёрные, выполненные тонкими линиями, в одном стиле, разбросанные по телу. Помимо тех, что были на руках, одна тянулась по рёбрам, другая — чуть левее пупка. А ещё у него было родимое пятно под ключицей, напоминающее форму полумесяца.
Я очень серьёзно спросила:
— А где твоя футболка?
— Я не сплю в ней, — просто ответил он и отступил в сторону, пропуская меня в ванную. — Ты не против?
Если бы я была монахиней — конечно.
— О, нет, — с подчеркнутым спокойствием произнесла я. — Всё в порядке.
— Хорошо.
Неловкая пауза.
Затем я спросила:
— Ты точно не хочешь, чтобы я спала на…
Он закатил глаза.
— Если кто и будет спать на диване, так это я.
— Я отказываюсь. Ты гость моей тёти.
Он скрестил руки на груди, и я старалась не смотреть, как двигаются мышцы под его кожей. Как правое плечо он держит чуть выше левого. Как сильно мне хотелось прижаться губами к этому родимому пятну…
— Тогда у нас тупик, — заключил он.
— Ладно, — пробормотала я, отвела от него взгляд, вытащила из шкафа тёти футболку и хлопковые шорты и заперлась в ванной.
Я плеснула в лицо холодной воды и твёрдо решила забыть, как он выглядит без футболки. Не то чтобы я разглядывала рельеф его мускулов, уходящих под голубые пижамные штаны. Не то чтобы я чуть не стёрла себе кожу, отчаянно пытаясь вымыть из головы все непристойные мысли.
Серьёзно, мои губы на его родимом пятне? Фу.
Хотя тёти уже давно не было, я готова была поклясться, что слышу её смех, доносящийся откуда-то сверху.
«Видишь, дорогая?» — сказала бы она. — «Ты можешь распланировать свою жизнь до последней мелочи, но сюрпризы всё равно найдут тебя».
И, что ещё хуже, этот сюрприз начинал мне нравиться. Это пугало больше всего.
То, как я мысленно раскладывала оттенки для его глаз — больше голубого, наверное, слой за слоем, поверх высохшего серого. Как я помнила, какие у него руки — грубые, но тёплые, и как другая рука, когда мы танцевали, скользила по изгибу моего позвоночника вниз, чуть дальше, чем следовало, но недостаточно далеко.
Что-то там про хорошо продуманные планы.
И всё это — его глаза, его прикосновение, его кривая улыбка, ощущение пузырьков шампанского в груди, когда он встречался со мной взглядом — ужасно меня пугало.
— Последний раз, — пробормотала я, крадучись выходя из ванной и беря сумку с ключами. — Попробую ещё раз.
Из комнаты тёти не доносилось ни звука, так что я решила, что Айван уже лёг спать.
Если я уйду, закрою дверь, а потом вернусь — возможно, он исчезнет. Возможно, квартира больше не отправит меня в это время.
Так я и поступила.
— Пока, — прошептала я, немного ненавидя себя за то, что не говорю это ему в лицо. Но так было правильно. Мне нужно уйти. Ничего хорошего не выйдет, если я останусь.
Я открыла дверь. Вышла.
Один… два… три…
Я досчитала до семи. Счастливое число.
Затем вставила ключ в замок, повернула его, задержала дыхание, открыла дверь и шагнула обратно внутрь.