Я взяла Дрю и Фиону под руки и сказала:
— Не волнуйся, я тоже ошибусь.
И мы вместе толкнули тяжёлую деревянную дверь и вошли внутрь.
По дороге я представляла, каким будет его ресторан.
Может, он будет напоминать тот, о котором он рассказывал мне над холодной лапшой. Длинные столы в семейном стиле, стены глубокого красного цвета, тёплый, уютный свет. Потёртые кожаные кресла. На стенах работы местных художников. Люстры — смесь бра и подсвечников, напоминающих о доме.
И стол.
Стол, зарезервированный для женщины, которую он встречал по выходным когда-то давно.
— Твой стол будет ждать тебя каждую ночь. Лучший в заведении, — помню, он сказал тогда.
Разговор, о котором он, вероятно, давно забыл.
Но я всё ещё носила в сумке тот самый путеводитель, когда мы вошли в его ресторан.
Первое, что я заметила — здесь было слишком ярко. Почти до безупречности. Полированные белые мраморные столы, молочно-белые бра с едва уловимым голубоватым оттенком. Стулья — скорее высокие табуреты, потолок открытый, с новыми серебристыми трубами. Что-то между складом и недостроенным универмагом.
Это было место, где любая ошибка окажется на всеобщем обозрении.
У меня сжалось сердце. Это не была мечта Айвана.
Это была мечта Джеймса.
Хостес сразу узнала Дрю по фотографии на своём планшете и проводила нас к специально отведённому столу. Здесь уже сидели несколько знакомых лиц — Бенджи с невестой, Паркер с женой, ещё двое редакторов, которые были на кулинарном мастер-классе. Мы устроились за одним из больших столов, но стулья были холодные и неудобные, и я чувствовала себя настолько не на месте, что от этого чесалась кожа.
«Притворись, что ты здесь своя, пока это не станет правдой,» — напомнила я себе.
— Как тут шикарно, — заметила Фиона, когда официант принёс нам меню — одинаковые для всех, с семью блюдами. Для Фионы подготовили специальное меню с учётом её беременности. Также нам подали бутылку вина.
— Комплимент от шефа, — сообщил официант, откупорил бутылку и разлил по бокалам.
Когда он ушёл, Дрю подняла свой бокал.
— За хороший вечер, вне зависимости от того, получим ли мы эту книгу.
Остальные чокнулись с ней.
Вино было сухое, с лёгкой кислинкой, и вдруг я снова почувствовала себя так же, как в тот первый день в «Оливковой ветви» — чужой, не знающей, куда себя деть, отчаянно пытающейся найти точку опоры.
Мои друзья обсуждали ресторан, меню, гостей за соседними столиками. Я вполуха слушала, как Джульетта рассказывала про новую рекламную кампанию, которую она разрабатывала вместе с координатором по соцсетям, когда в «гиацинт» вошла знакомая фигура.
Вера Эштон.
Хостес тут же проводила её к лучшему столику в ресторане. Она улыбнулась, усаживаясь, оглядывая интерьер с восхищением. Я извинилась перед друзьями и пошла поздороваться.
— О, Клементина! — воскликнула она, радостно сложив ладони вместе. Сегодня она была в брючно-костюмного цвета шалфея, с жемчужными серьгами. — Какая неожиданность встретить тебя здесь! Чудесное место, правда?
— Да, — кивнула я в ответ. — Как вы?
— Хорошо, хорошо. Я думала, это закрытый показ, а что привело тебя сюда в ресторан Айвана… то есть, простите, Джеймса? — прошептала она заговорщицки. — Он терпеть не может, когда я называю его Айваном на публике. Всё дело в имидже. Глупости, конечно, но со временем поймёт.
Глядя на этот ресторан, я не была уверена, что он поймёт.
— Я работаю в одном из издательств, с которыми он ведёт переговоры, — объяснила я, кивнув в сторону нашего столика. — Просто хотела подойти поздороваться.
— О, какое счастье! Он был бы глупцом, если бы выбрал кого-то другого… О, вот и Лили с мужем!
Я едва успела повернуться, прежде чем к столику подошла миниатюрная женщина в платье с цветочным узором, с длинными, непокорными рыжеватыми волосами.
Она так походила на Айвана, что меня это даже поразило — те же светлые глаза, те же веснушки, разбросанные по щекам.
Она улыбнулась мне слегка неуверенно, как и её муж.
Только сейчас я поняла, что загораживаю ей стул, и поспешила отойти в сторону.
— Лили, — сказала Вера, указывая на меня. — Это Клементина. Помнишь, я рассказывала тебе про Аналию? Это её племянница.
— Приятно познакомиться, — приветливо сказала Лили, садясь, пока её муж устраивался рядом. — Разве это не у неё Айван жил тем летом?
— В её квартире, да, — подтвердила Вера. — Я слышала, что она уезжает за границу, и позвонила ей, попросила приютить моего сына на лето. Он устроился на работу в любимый ресторан своего дедушки, а теперь, семь лет спустя, посмотри, где он! Всё благодаря тому, что Аналия пустила его пожить бесплатно.
Я этого не знала.
Вера рассмеялась и покачала головой.
— Забавно, как устроен мир, правда? Всё зависит не от времени, а от момента.
Правда ведь.
— Я просто жалею, что здесь такие неудобные стулья, — с улыбкой добавила Лили. — Дедушка бы их ненавидел.
— Ну, зато оценил бы саму идею, — миролюбиво заметила Вера.
Затем посмотрела на меня.
— Клементина, хочешь присоединиться? У нас как раз есть лишний стул.
— О, нет, мне пора возвращаться к моему столу, но мне было очень приятно увидеть вас всех. Лили, рада знакомству. Хорошего вечера!
Я попрощалась и вернулась к друзьям.
Кухня в глубине зала была скрыта за матовым стеклом, которое меняло оттенок, как опал, в зависимости от освещения. За ним туда-сюда двигались тени.
Я сжала губы в тонкую линию, разглядывая безупречно белые мраморные столы, чёткие линии интерьера и тарелки, которые официанты выносили к ожидающим гостям — белоснежные круги с крошечными всплесками цвета.
За столами сидели блогеры и знаменитости, люди, чьи имена я знала косвенно, пока изучала карьеру Джеймса. Законодатели вкусов. Критики. Люди, с которыми ему нужно было находиться. Те, кого он хотел впечатлить.
Я вернулась к нашему столу, но там уже сидел кто-то другой.
Мужчина в безупречном поварском кителе, с широкими плечами и тщательно уложенными волосами. Между завитками вокруг левого уха прятался венчик для взбивания.
Джеймс поднял на меня взгляд и улыбнулся своей безупречной улыбкой.
— О, здравствуйте. Просто зашёл поприветствовать всех в «гиацинте».
— Здесь так ярко, что мне, кажется, стоило прихватить солнцезащитные очки, — заметила Джульетта.
— Ты сведёшь корректоров с ума, написав название без заглавной буквы, — добавила я.
— Может, я задам новый тренд, Клементина, — спокойно ответил он, всё так же улыбаясь. Затем встал и выдвинул для меня стул.
Я села, чувствуя, как в горле застрял твёрдый ком.
— Было приятно увидеться снова, и познакомиться с вами, Джульетта. Наслаждайтесь ужином. Надеюсь, он будет незабываемым. Может, даже идеальным.
И с этим он перешёл к следующему столику.
Мои друзья тут же вернулись к обсуждению блюд, почти все они были вариациями рецептов из его книги, но адаптированными под это возвышенное пространство.
За соседними столиками обсуждали его достижения: как он получил звезду Мишлен для «Оливковой ветви», как выиграл премию Джеймса Бирда в категории Восходящий шеф-повар. Его презентацию. Его блюда. Его внимание к деталям. Его голод — постоянный, ненасытный, движущий его вперёд. Как это делало его талантом нового поколения.
Как люди ждали и жаждали, чтобы увидеть ещё больше.
И, несмотря на то, что сердце у меня болело, я не могла не испытывать к нему гордость.
Хотя рядом с ним не было его самых близких друзей — ни Исы, ни Мигеля.
Официанты начали приносить наши блюда.
Сначала рыбный суп: чёрный окунь с цветочными лепестками. Порции были крошечные, но таков уж дегустационный сет — множество миниатюрных тарелок, в которых едва хватало на один укус и провоцирующую беседу о вкусе икры. Печень форели с хрустящими яблоками и жирным, карамелизованным маслом. Рагу из утки. Тост из амаранта с копчёной икрой и тартаром. Одна-единственная хаш-паппи из кукурузного хлеба с дымчатым желтком и кусочками маринованной кукурузы. Хлебная лепёшка с кровью. Йогурт с зефиром. Мороженое с карамельной глазурью. И наконец — штрих лимонной меренги на рассыпчатом крекере из грубого теста.
Это должно было быть его новой интерпретацией лимонного пирога, но, когда я попробовала, всё, о чём я могла думать — это тот десерт, который мы с Айваном ели за кухонным столом моей тёти. Он говорил, что меренга — его слабое место. Что если бы он был хорош во всём, это было бы скучно.
И всё же этот кусочек был… хорошим. Крекер рассыпался у меня во рту.
Я даже не заметила, что у меня на глазах слёзы, пока Дрю не спросила:
— Ты в порядке?
Да, я должна была быть в порядке. Да, потому что этот ужин был безупречным. Во всех смыслах, которые были важны. Для издательств. Для знаменитостей. Для блогеров. Он был восхитителен. Может, даже… идеален.
Но я не могла выбросить из головы ту фотографию, что видела у Веры на стене.
Айван с дедушкой на крошечной кухне, слишком тесной для двоих. В не сочетающихся друг с другом фартуках, с мукой на щеках и той самой кривоватой, совершенно несовершенной улыбкой. Совершенной, потому что она не пыталась быть совершенной. Он просто был собой.
— Простите, — сказала я, вытирая рот салфеткой, и быстро вышла из-за стола.
Когда я добралась до туалета, дверь была заперта. Я тихо выругалась и осталась ждать снаружи. Вывеска над дверью была выполнена тем же витиеватым шрифтом, без заглавных букв. В груди что-то сдавило.
Моя тётя ушла из своей карьеры, потому что боялась, что уже не сможет стать лучше, чем была в The Heart Mattered. А Айван был её полной противоположностью. Он всё время пытался стать лучше, заслужить уважение, поразить людей. Идеально или никак. Но осознавал ли он, чем пришлось пожертвовать ради этого?
Я должна была гордиться им, я гордилась им, но…
— Ну, как оно?