огому этикету, сам принимал только равных или стоявших рангом ниже визитеров. Однако теперь в особняк стали приезжать весьма высокопоставленные лица, желавшие увидеть нас. Среди них даже были сын известного министра Царонга с женой. Мы много читали о его отце. Рожденный при загадочных обстоятельствах, он стал любимцем тринадцатого далай-ламы, достиг высокого положения и богатства благодаря своим способностям и уму. Сорок лет назад, когда далай-лама спасался от китайцев в Индии, Царонг оказал ему большую услугу. В течение многих лет он занимал пост министра кабинета и как первый приближенный ламы имел права регента. Впоследствии новый фаворит по имени Куппела заменил Царонга. Однако последнему сохранили звание и привилегии. В настоящее время Царонг относился к знати третьего ранга и служил управляющим монетного двора.
Его отпрыску было двадцать шесть лет. Он получил воспитание в Индии, свободно разговаривал по-английски и носил в косичке золотой амулет как сын министра.
Когда нас посетил этот знатный юноша, слуги подали чай. Завязалась оживленная беседа. Сын министра оказался всесторонне развитым молодым человеком, интересовавшимся техническими вопросами. Он обсудил с нами последние научные открытия и рассказал, что самостоятельно собрал радиоприемник и установил на крыше дома генератор электричества, работавший от ветра.
В разгар технической дискуссии, которая велась на английском языке, жена гостя весело перебила нас, желая вступить в разговор. Ее звали Янгчен-ла. Одна из самых красивых женщин города, она хорошо одевалась, пользовалась пудрой, румянами и губной помадой. Ничуть не стесняясь, девушка по-тибетски расспрашивала о нашем путешествии. Время от времени она прерывала нить повествования оживленными жестами и смехом. Особенно ей понравилось, как мы водили за нос чиновников, предъявляя им просроченное разрешение на проезд. Янгченлу поразило наше знание тибетского, но ее, да и других посетителей, нередко потешал употребляемый нами лексикон. Позже друзья объяснили: мы говорили на самом простонародном крестьянском диалекте, уподобляясь лесорубу из отдаленной альпийской долины, вдруг заговорившему на собственном жаргоне в каком-нибудь венском салоне. Лхасцев это очень забавляло, но они из вежливости не поправляли нас.
Когда молодая чета уходила, мы уже стали друзьями. Они подарили нам льняное белье, свитера и сигареты и просили честно сказать, что нужно еще. Сын министра через некоторое время принес записку от отца, приглашавшего нас пожить в его доме, если разрешит правительство.
Следующим нашим гостем был генерал тибетской армии, очень хотевший узнать побольше о Роммеле, с огромным энтузиазмом отзывавшийся о своем немецком коллеге. Несмотря на ограниченные знания английского, лхасец прочитал все, что писали о Роммеле в газетах. Газеты попадали сюда через Индию – любые. Ежедневная индийская пресса поступала регулярно с недельным опозданием. Несколько горожан даже получали журнал «Лайф».
Гости шли и шли. Однажды высокопоставленные монахи вежливо преподнесли нам подарки. Некоторые из них стали впоследствии моими друзьями. Приходил также представитель китайской миссии, а еще – чиновник британского сикхского агентства.
Особенно польстил визит главнокомандующего тибетской армией генерала Кунсангце, пожелавшего с нами встретиться до своего дружественного визита в Китай и Индию. Младший брат министра иностранных дел и исключительно эрудированный человек, генерал сиял с нашей души камень, заверив, что мы, несомненно, получим разрешение остаться в Тибете.
Жизнь улыбалась нам. Отношения с Тангми и его женой переросли в сердечную дружбу. Нас хорошо обслуживали и кормили. Хозяева с удовольствием отмечали наш отличный аппетит. Но вдруг мы захворали: перенапряжение и перенесенные невзгоды не прошли даром. У Ауфшнайтера подскочила температура, а меня мучил радикулит. Тангми послал в китайское представительство за доктором, который учился в Берлине и Бордо. Он провел обследование принятыми в Европе способами и прописал различные лекарства.
Вероятно, ни в одной другой стране мира двое несчастных беглецов не получили бы такой теплый прием, как в Тибете. Нам пришла посылка с вещами в подарок от правительства, доставленная с извинениями за задержку, вызванную тем, что ростом мы были выше среднего тибетца и готовых вещей для нас просто не отыскалось. Пришлось костюмы и обувь делать на заказ. Мы радовались, словно дети. Наконец можно выбросить наши вшивые обноски! Новые костюмы, хоть и не высшего качества, но аккуратно сшитые, вполне нам подходили.
В перерывах между многочисленными визитами гостей мы работали над своими заметками и дневниками. Довольно скоро удалось подружиться с детьми Тангми, обычно уже уходившими в школу, когда мы поднимались. По вечерам они показывали нам свои домашние работы. Я ими очень интересовался, испытывая трудности с письменным тибетским. Ауфшнайтер знал его лучше и кое-чему научил меня во время наших странствий, однако мне потребовалось еще несколько лет, чтобы научиться писать по-тибетски более или менее быстро. Начертание отдельных букв несложно, но объединять их в слоги нелегко. Многие знаки заимствованы из древних индийских текстов. Их тибетский вариант скорее напоминает письменность хинди, чем китайскую. Пишут в Тибете на тонкой и прочной бумаге китайскими чернилами. В стране имеется несколько высококлассных фабрик, изготовляющих бумагу из можжевельника. Еще тысячи тюков бумаги ежегодно импортируются из Бутана и Непала, где используется такой же процесс ее производства, как в Тибете. Я часто наблюдал за этим процессом на берегах реки Кийчу. Основной недостаток тибетской бумаги – не совсем гладкая поверхность, затрудняющая письмо. Дети обычно делают письменные упражнения на деревянных табличках, пользуясь разведенными чернилами и бамбуковыми палочками. Потом надписи можно смыть влажными тряпками. Детям Тангми часто приходилось смывать свои каракули по двадцать раз, прежде чем получалось правильно.
Скоро хозяева к нам стали относиться как к членам семьи. Госпожа Тангми откровенно обсуждала с нами разные проблемы и очень радовалась, когда мы делали ей комплименты по поводу ее внешности и вкуса. Однажды она пригласила нас в свою комнату, чтобы показать украшения. В огромном сундуке драгоценности хранились в маленьких коробочках или завернутыми в кусочки шелка. Там было на что посмотреть: божественная диадема из кораллов, бирюза и жемчуг, множество колец, бриллиантовые серьги и несколько маленьких тибетских медальонов для амулетов, которые носят на шее на нитке из кораллов. Многие женщины никогда не открывают свои медальоны. Содержащиеся в них амулеты являются талисманами и должны, по поверью, защищать от невзгод.
Нашей хозяйке поправилось, с каким восторгом мы рассматривали ее сокровища. Она рассказала, что каждый муж обязан дарить своей жене украшения в соответствии с его общественным положением. Чем выше должность мужа, тем дороже украшения! Недостаточно быть просто богатым, поскольку это еще не дает права носить дорогостоящие украшения. Естественно, мужья ворчат по поводу запросов жен: здесь, как и на Западе, каждая женщина стремится перещеголять своих соперниц. Госпожа Тангми, стоимость украшений которой составляла несколько тысяч фунтов, никогда не выходила из дома без слуги: на светских женщин часто нападали воры.
Прошло восемь дней, в течение которых нас никуда не выпускали. Поэтому мы очень удивились, когда однажды днем нам принесли приглашение посетить далай-ламу и попросили сделать это незамедлительно. Памятуя о своем обещании не выходить из дома, мы проконсультировались у хозяина. Он ужаснулся: ведь приглашение от земного бога или его регента отменяет любые другие приказы! Никто не посмеет остановить нас или упрекнуть потом в чем-либо. Наоборот, даже чьи-то сомнения по этому поводу – уже серьезный проступок.
Мы с радостью выслушали Тангми, но потом забеспокоились: тем вызвано приглашение? Как скажется на нашем будущем? Однако мы быстро собрались, впервые надев свою новую тибетскую одежду и обувь. Наш вид был вполне презентабельным. Хозяйка снабдила каждого из нас белым шелковым шарфом и предупредила: мы должны их вручить высокой особе, когда нам предоставят аудиенцию. Я уже был свидетелем такого обычая в Кийронге. Его соблюдали даже простые люди. Нанося визит или передавая прошение, а также по большим праздникам тибетцы дарят начальству шарфы различных видов. Преподносимый шарф должен соответствовать рангу человека, дарящего его.
Дом родителей далай-ламы находился неподалеку. Когда мы подошли к большим воротам, там нас уже ждал привратник. При нашем приближении он учтиво поклонился. Нас провели через просторный сад, где овощные грядки соседствовали с небольшими группами красивых ив, к самому дворцу. Когда мы поднялись на второй этаж, дверь распахнулась, мы увидели мать Бога-Короля и низко ей поклонились. Она сидела на маленьком троне в большой, ярко освещенной комнате в окружении многочисленных слуг. От нее веяло аристократическим величием. Хотя мы не ощущали того благоговейного трепета, который тибетцы испытывают к Божественной Матери, сам момент был действительно торжественным.
Святая Мать улыбнулась нам и явно осталась довольна, когда мы подобострастно вручили ей шарфы на вытянутых вперед руках, как нас учила госпожа Тангми. Приняв подарки, мать Бога-Короля тут же передала их слугам. Затем с радостным выражением лица поздоровалась с нами рукопожатием, не принятым в Тибете. Тут в комнату вошел отец далай-ламы, благородный пожилой человек. Мы снова поклонились, церемонно вручили шарфы и ему, после чего тоже поздоровались рукопожатием. Время от времени этот дом посещали белые; хозяева знали европейские обычаи, чем, однако, нисколько не кичились.
Затем все сели пить чай, имевший странный привкус и заметно отличавшийся от обычного тибетского чая. Мы, естественно, поинтересовались, что пьем. Наш вопрос слегка растрогал хозяев, побудивших рассказать о своем прошлом. Они, простые крестьяне, жили в деревушке Амдо, пока сына не признали реинкарнированным далай-ламой. Семья переехала в Лхасу (Амдо находится в Китае, в провинции Чингай, но почти все ее жители тибетцы), а чай привезла с собой и теперь заваривает его не как тибетцы – с маслом, а с добавлением молока и соли – как на родине. Оттуда родители далай-ламы привезли еще кое-что – свой диалект. Их речь переводил четырнадцатилетний брат Бога-Короля Лобсанг Сам-тем. Попав в Лхасу еще ребенком, он быстро научился говорить на чистом тибетском языке и теперь использовал диалект Амдо только в беседе с родителями.