мывая я бросился в реку. Меня тоже стало затягивать в омут, но я оказался сильнее юного Чжигме – мне удалось схватить потерявшего сознание парня и вытащить его на берег. Тут пришелся как нельзя более кстати мой тренерский опыт, и вскоре юноша задышал – к великой радости своего отца и изумленных зевак. Министр иностранных дел долго со слезами на глазах благодарил меня: он понимал, что, если бы не я, его сын был бы сейчас мертв. Я спас человеческую жизнь, что считается в Тибете очень большой заслугой.
После этого происшествия я подружился с семьей Суркхана, и мне довелось вблизи рассмотреть самый странный вариант семейных отношений, какой я встречал в жизни. Даже по тибетским меркам этот брак был необычным.
Министр со своей первой женой развелся, вторая умерла, оставив ему Чжигме. Теперь Суркхан делил молодую жену со знатным человеком более низкого ранга. При этом Чжигме в брачном контракте значился третьим супругом этой женщины, потому что Суркхан не хотел оставлять ей все свое состояние.
Такие сложные семьи встречаются здесь относительно часто. Я даже знаю один забавный случай, когда мать приходилась золовкой собственной дочери. В Тибете практикуется и многоженство, и многомужество, но большинство все-таки живет в привычных нам браках.
Мужчина может иметь несколько жен, но его отношения с ними сильно отличаются от тех, что приняты в мусульманском гареме. Чаще всего в таком случае мужчина берет в жены нескольких сестер из одной семьи, в которой нет сына-наследника. Такова была семья Царона, в доме которого мы жили. Он взял в супруги трех сестер, и Далай-лама пожаловал ему их фамилию.
Несмотря на такие необычные отношения, браки здесь ничуть не менее крепки, чем у нас. Этому способствует менталитет тибетцев: они не привыкли придавать большое значение чувствам. Если несколько братьев берут в супруги одну женщину, то главным в доме считается старший брат, а остальные пользуются своим супружеским правом, только когда он в отъезде или развлекается на стороне. В этом плане тут никто не бывает обижен – свободных женщин в стране избыток, поскольку многие мужчины становятся монахами и соблюдают целибат, а свой монастырь есть в каждой деревне. Конечно, дети от побочных союзов не имеют права на наследство, все оно достается потомству законной супруги. При этом не так уж важно, кто из братьев отец ребенка, – главное, что все имущество останется в семье.
Перенаселение Тибету не грозит. Уже много веков количество жителей страны практически не меняется. Кроме многомужества и огромного числа безбрачных монахов, причина этого в высоком уровне смертности. По моим прикидкам, средняя продолжительность жизни в Тибете – около тридцати лет. Множество детей умирают во младенчестве, а среди всех чиновников, с которыми я свел знакомство, только одному было за семьдесят и всего четверым – за шестьдесят.
Во многих книгах об этой стране мне доводилось читать, что хозяин дома предлагает гостю свою жену или дочь. Если б я надеялся на такое, меня бы постигло разочарование! Иногда в шутку могут предложить молодую симпатичную служанку, но девушки просто так ни на что не соглашаются – они хотят, чтобы их завоевывали. Конечно, барышни легкого поведения есть везде, и даже в Лхасе некоторые красотки придумали, как из любви сделать ремесло.
Прежде браки заключались только при посредничестве родителей, но в годы моего пребывания в Тибете молодые люди уже часто сами искали себе партнера. Женятся и выходят замуж здесь рано: девушки уже в шестнадцать лет, а юноши – в семнадцать или восемнадцать, самое позднее. Выбор будущего супруга для представителей знатных семейств строго ограничен: создавать семью можно только с равными тебе по статусу, причем избранник не должен быть родственником ближе чем в седьмом поколении – таким образом стараются избежать вырождения. Отступления от этих правил возможны только с согласия Далай-ламы. В особых случаях он же может присваивать отличившимся выходцам из простых семей дворянские титулы, привнося свежую кровь в замкнутое сообщество тибетской знати, состоящее примерно из двух сотен семейств.
Сразу после помолвки девушка начинает готовиться к свадьбе. Приданое состоит в основном из нарядов и украшений и варьируется в зависимости от статуса семьи. В день заключения брака невеста еще до восхода солнца верхом отправляется в свой новый дом. Там у домашнего алтаря лама благословляет союз. Совершать свадебные путешествия здесь не принято, а вот большой праздник устраивают – он может длиться от трех до четырнадцати дней, смотря по достатку семьи. Гостей оставляют ночевать в доме. Потом молодая женщина начинает обживаться на новом месте, но полноправной хозяйкой она становится только после смерти свекрови.
Разводы происходят редко и возможны лишь при наличии согласия правительства. Супружеская неверность карается очень жестоко, например, в наказание могут отрезать нос. Правда, я ни разу не видел, чтобы так действительно поступали. Мне показывали одну старуху без носа, которая якобы лишилась его после того, как открылась ее неверность супругу. Но ведь с тем же успехом она могла потерять нос и из-за сифилиса…
Врачи, знахари и чародеи
И вот я затронул проблему, которая, к сожалению, очень остро стоит в Тибете. Случаи венерических заболеваний действительно часты в столице, и при этом им, как и другим болезням, не придают особого значения. Чаще всего к недугам относятся легкомысленно, а к врачу обращаются, когда уже слишком поздно. Монахов в медицинских школах учат лечить от венерических болезней древнейшим средством – ртутью.
Сколько всего можно было бы сделать для будущего Тибета, если бы удалось улучшить медицинское обеспечение и санитарную ситуацию в стране! Хирургия здесь вообще неизвестна.[54] Мы с Ауфшнайтером приходили в ужас при одной мысли о возможном аппендиците. При всякой подозрительной боли в желудке нас охватывала паника, нам казалось просто абсурдным, что в двадцатом веке можно умереть от такой болезни. Но тибетцы не делают никаких операций на теле человека, если не считать вскрытия гнойников. Практика родовспомоществования здесь тоже начисто отсутствует. Единственные в Тибете, кто имеет хоть какое-то отношение к хирургии, – это люди, занимающиеся вскрытием трупов, домдэны. Они могут сообщить родственникам причину смерти покойного, если те ею интересуются, а также, найдя в теле что-нибудь особенное, показывают его заинтересованным ученикам медицинских школ.
К сожалению, медицинские школы противятся любым нововведениям. Учение Будды и его сподвижников – для них главный закон, который не подлежит сомнению. Система детально разработана – но этой системе уже многие сотни лет! Особенно местные врачеватели гордятся, например, тем, что могут определить любую болезнь, просто пощупав пульс.[55]
В Лхасе есть две медицинские школы, меньшая из них располагается на Чагпори,[56] то есть на Железной горе, а большая – внизу, в самом городе. Каждый монастырь посылает определенное количество одаренных юношей обучаться в этих школах. Учатся в этих заведениях от десяти до пятнадцати лет. Занятия ведут старые, умудренные опытом монахи, а молодые ученики сидят перед ними на полу в позе Будды с деревянными дощечками на коленях, внимательно слушая и наблюдая за преподавателями. Для наглядности объяснения часто используют настенные цветные плакаты. Однажды я видел, как преподаватель с помощью таких иллюстраций объяснял симптомы отравления при употреблении определенного растения. На плакатах были изображены само растение, эффекты, которые оно производит на человеческий организм, противоядия и реакции на них. То есть использовалась целая система наглядных пособий, совсем как в наших школах.
Астрономия считается здесь частью медицинской науки и рассматривается в тесной связи с ней. В школах по древним книгам составляют годовые лунные календари. В них указываются даты солнечных и лунных затмений, совсем как в наших сельскохозяйственных календарях.
Осенью медицинская школа полным составом, включая и учеников, и преподавателей, отправляется в горы собирать лечебные травы. Молодежь всегда радуется этому делу: оно занимательно, хоть и не очень просто. Каждый день лагерь разбивают на новом месте, а под конец гонят тяжело нагруженных яков в Тра-Йерпа. Это одно из самых святых мест Тибета, и там есть особый храм, где сортируют и высушивают собранные травы. Зимой самые молодые монахи старательно растирают их в порошок, затем герметично упаковывают в кожаные мешки, тщательно надписывают и передают на хранение главе медицинской школы. Медицинские школы играют роль аптек: каждый может бесплатно или за небольшой подарок получить там врачебный совет и лекарства. Такая помощь становится заодно и прекрасной практикой для учеников этих школ.
В травах и их лечебных свойствах тибетцы действительно разбираются замечательно хорошо. Я сам не раз прибегал к их мудрым советам. И хотя тибетские пилюли совершенно не помогали лечению моего ишиаса, зато травяные чаи прекрасно справлялись с высокой температурой и простудами.
Настоятель городской медицинской школы одновременно служит личным врачом Далай-ламы. Это почетная, но очень опасная должность. Когда Далай-лама XIII умер в возрасте всего пятидесяти четырех лет, все обвинения высказывались именно в адрес тогдашнего главы школы, так что ему еще повезло, что он отделался только лишением ранга и не был выпорот кнутом.
В городах и при монастырях можно сделать прививку от оспы, а вот против других эпидемий никаких мер не предпринимается, и от них умирает множество людей.
Единственное, что спасает Тибет, – его прохладный климат и здоровый горный воздух, потому что иначе при царящей здесь грязи и ужасной антисанитарии страшные катастрофы были бы неизбежны. Мы при каждом удобном случае подчеркивали, насколько важно менять ситуацию в этом смысле, и тщательно продумали план канализации в Лхасе. Но еще больше, чем монахам и медицинским школам, методы которых в какой-то мере все же напоминают европейские врачебные практики, народ доверяет лечению наложением рук и заклинаниями. Ламы часто смазывают больных своей слюной или смешивают