Во время работ по защите Драгоценного парка меня часто приглашали высокопоставленные монахи поужинать с ними и даже остаться на ночь. Так я стал первым европейцем, которому позволили жить в Потале и в летнем парке Божественного Правителя. Так что у меня была возможность полюбоваться прекрасным парком, в разных частях которого росли привезенные со всех концов страны лиственные и хвойные деревья, замечательные яблони, груши и персики, плоды которых попадали на стол к Далай-ламе. Целая свита садовников ухаживала за клумбами, восхитительной красоты деревьями и поддерживала чистоту на дорожках. К более масштабным работам привлекали солдат личной охраны Его Святейшества. Парк окружает высокая стена, но он открыт для посещения всех желающих. У всех ворот несут караул солдаты личной охраны Далай-ламы, но они смотрят лишь за тем, чтобы посетители были одеты в тибетские костюмы. Посетителей в европейских шляпах или в европейской обуви не допускали. Только для меня было сделано исключение. Впрочем, когда наступило время праздников в саду, мне пришлось подчиниться общему требованию и потеть в отороченной мехом тибетской шляпе. Стражники у ворот приветствовали всех знатных людей от четвертого ранга и выше, беря на караул. Меня тоже удостоили такой чести.
Посередине парка есть еще одна высокая стена желтого цвета – за ней располагается личный сад Живого Будды. Солдаты строго охраняли оба входа в эту часть парка, куда имели доступ только наставники юного божества. Сквозь листву загадочно поблескивали позолоченные крыши храма, а крики павлинов – единственные звуки, которые доносились оттуда во внешний мир. Никто не знал, что происходит внутри этого заповедного святилища. Внутрь не пускали даже членов Кабинета министров, а для тибетского народа эта стена скрывала нечто поистине мистическое.
Стена тоже притягивает множество паломников. Богомольцы обходят ее кругом, двигаясь по аллее по часовой стрелке. В стену встроены на небольшом расстоянии друг от друга собачьи будки, и их рослые длинношерстные обитатели поднимают шум, когда кто-нибудь подходит слишком близко. Псы крепко привязаны веревками из ячьего волоса, но их хриплый лай звучит диссонансом в этом мире спокойствия. Позже, когда ворота желтой стены распахнулись и для меня, я даже подружился с этими косматыми сторожами.
Этот флаг – самый большой в мире – вывешивают на стене Поталы всего на несколько часов по случаю празднования «малого Нового года». Вышитые на полотнище фигуры выполнены из разноцветного шелка и парчи
Одна из самых высоких ступ в Тибете находится в Гьянце. Это пятиэтажное гранитное сооружение. На каждом уровне множество святилищ, украшенных статуями. Внутри на крышу ведет что-то вроде винтовой лестницы
Каждый год вся Лхаса радуется театральным представлениям, которые проходят в летнем саду на огромном каменном подиуме перед самым внутренним парком. На представления стекается множество народа, и те, кому не хватает места рядом с подиумом, располагаются в тени прекрасных деревьев. Семь дней подряд с восхода до заката там выступают разные труппы. Играют только мужчины, потому что все пьесы исключительно на религиозные темы. Актеры – простые люди, представители различных профессий, которые после спектакля возвращаются к своей обычной жизни. Очень немногие становятся настолько знаменитыми, что могут прожить исключительно своим искусством.
Каждый год показывают одни и те же пьесы. Реплики герои произносят нараспев, оркестр состоит из барабанов и тарелок. Музыка в основном нужна для того, чтобы задавать ритм танцорам. Только комические герои прерывают певучий речитатив и произносят свои роли, как обычно. Красивые и дорогие костюмы принадлежат правительству и всегда хранятся в Драгоценном парке.
Одна из семи трупп актеров, «Гьюмалунма», была особенно знаменита своими пародиями. Из всех представлений только они меня действительно порадовали. Я поражался их смелости. Это наглядное свидетельство чувства юмора и силы, присущих этому народу, который способен шутить и от души смеяться над собственными слабостями и даже над устройством церкви. Например, под хохот зрителей на сцену выходит оракул и самым комичным образом изображает пляску и обморок после транса. Потом появляются переодетые монахинями актеры и показывают, как женщины под видом религиозного рвения выпрашивают деньги. А уж когда на сцене монахи начинают кокетничать с монашками, зрители просто покатываются от хохота. Даже у самых серьезных зрителей духовного звания от смеха по щекам начинают течь слезы.
Далай-лама тоже наблюдал за представлениями. Он сидел за занавесью из прозрачной ткани на втором этаже садового павильона, который хотя и стоит за оградой, но фасадом обращен к сцене. Чиновники располагаются в шатрах, расставленных с обеих сторон от подмостков строго в соответствии с их рангом. В полдень, направляясь к совместной трапезе, которую готовят для всех на кухне Далай-ламы, они проходят под окнами своего правителя. Потом они приглашают друг друга в гости к себе домой или в свои министерства и продолжают праздник там. А в это время на сцене под открытым небом одна сцена сменяет другую безо всякого перерыва, и некоторые зрители все это время не двигаются с места и смотрят все представления от начала до конца разинув рты.
Каждый день начинается и заканчивается парадом всех находящихся в Лхасе военных. Они проходят по саду под звуки оркестра и салютуют правителю Страны лам. Вечером военный марш становится сигналом того, что пора благодарить актеров, – на них сыплется дождь белых шарфов с зашитыми в них деньгами. Из кладовых приносят изрядное количество цампы, масла и чая, и представитель Далай-ламы каждому актеру вручает белый хадак и конверт с деньгами.
После окончания театрального праздника в Норбу Линка богатые знатные люди и представители приглашают труппы сыграть еще у них. Примерно месяц актеры показывают свои спектакли в разных местах и всегда при большом стечении зрителей, так что иногда для поддержания порядка приходится вмешиваться полиции.
Уют собственного дома
В моей жизни в том году многое изменилось в лучшую сторону. Я стал сам себе хозяином: у меня появился собственный дом, в котором я мог жить совершенно независимо от кого бы то ни было. Я, конечно, не забывал, насколько многим обязан Царону, который проявил гостеприимство и помог мне встать на ноги. С тех пор как я начал зарабатывать, я платил ему за аренду комнат. В последнее время мне поступало много предложений от знатных знакомцев, переезжавших по делам службы в провинцию, воспользоваться их столичными домами, садами и частью прислуги. Это было, конечно, очень заманчиво, тем более что теперь у меня хватало средств на ведение хозяйства.
В итоге я решил поселиться в одном из особняков министра иностранных дел Суркхана. Выбрал я этот дом потому, что он по тибетским меркам был одним из самых современных зданий в городе. У него были массивные стены и множество застекленных окон с мелким переплетом, только вот количество комнат явно превосходило мои потребности. Поэтому я выбрал себе для жизни несколько помещений, а остальные распорядился запереть. Комнату, куда по утрам попадало больше всего солнца, я сделал своей спальней. Рядом с кроватью поставил радио, а на стенах развесил картинки с видами Альп из календаря, который не знаю как, наверное с партией часов, попал в Лхасу. Шкафы и сундуки у меня в комнате были резные и ярко раскрашенные, похожие на нашу крестьянскую мебель. Одежду нужно было особенно тщательно хранить летом, потому что моль и прочие насекомые тут водились во множестве.
Полы во всем доме были каменные, и мой слуга очень гордился тем, что они сверкали, словно зеркало. Он натирал их воском и каждое утро, приплясывая, катался по дому в шерстяных тапках – эта работа для него явно была в удовольствие. Во всех комнатах у меня лежали пестрые ковры – все небольшие, потому что потолки тут поддерживали колонны. В Лхасе были известные мастера по изготовлению ковров, которых приглашали в дом к знати, и они на месте создавали ковры нужных размеров. Мастер садится на пол перед деревянной рамой и вяжет вручную спряденные нити, создавая классические орнаменты – с драконами, павлинами и цветами. Такие ковры служат многим поколениям владельцев, материал очень прочный, а краски, изготовляемые из древесной коры из Бутана, зеленых ореховых скорлупок и растительных эссенций, сохраняют яркость в течение долгих лет.
В гостиной я распорядился поставить себе письменный стол и большую чертежную доску. Насколько ловко местные столяры справлялись с изготовлением традиционной мебели, настолько беспомощны они оказались, получив непривычный заказ. Творческие способности здесь не принято применять почти ни в каких профессиях, а эксперименты не поощряются ни школой, ни частной инициативой.
В гостиной стоял алтарь, к которому мой слуга относился с особым тщанием. Ежедневно он наливал в семь чашечек свежую воду для божеств и следил, чтобы огонек в масляной лампе никогда не гас. А я все время опасался грабителей, потому что на статуэтках божеств были диадемы из чистого золота с бирюзой. К счастью, слуги у меня были очень надежные, так что за все годы, проведенные в этом месте, у меня ничего не пропало.
Единственной загвоздкой для меня оказалось устройство душа. В конце концов я сделал резервуар для воды с лейкой из большой бензиновой канистры, продырявив ее с одной стороны. Разместил я это устройство в небольшой комнатке рядом со спальней. Так как пол там был каменный, то устроить сток оказалось делом несложным: я просто проделал дырку в стене, что при строительстве без использования цемента совсем не трудно. Эта душевая привлекала всех моих друзей, потому что они в лучшем случае привыкли мыться в маленькой оловянной ванне, а то и в холодной реке. Плоская крыша моего дома, огороженная каменной стеной, казалась мне идеальным местом, чтобы загорать. Вот только в Тибете практика приема солнечных ванн неизвестна и непонятна. Здесь никто не хочет, чтобы кожа темнела от солнца, и все удивляются картинкам из иллюстрированных журналов, на которых часто изображают загорающих людей.