Я снова и снова поражался быстроте его ума, терпению и прилежности. Например, когда я задавал ему перевести десять предложений, он по собственному почину делал в два раза больше. Языки ему давались очень легко – эту способность я наблюдал у многих тибетцев. Нередко бывает, что знать и те, кто занимается торговлей, помимо родного языка, владеют еще монгольским, китайским, непальским и хинди. А между тем эти языки совсем не так похожи друг на друга, как некоторые считают. Например, в тибетском языке нет звука «ф», зато много «р», а в китайском ровно наоборот. Поэтому произнесение английского «ф» вызывало у моего высокого ученика некоторые затруднения. Меня всегда забавляло слушать, как это у него выходит. Так как сам я владел английским небезупречно, мы пользовались переносным радио и ежедневно слушали новости, которые читались медленно, чтобы можно было записывать.
Как-то я обнаружил, что в одном из министерств в запечатанных ящиках лежат английские школьные учебники. Достаточно было одного слова – и в тот же день они были у нас в руках, так что мы устроили в проекционном зале небольшую библиотеку. Далай-лама был просто вне себя от радости, ведь такая находка в Лхасе действительно имеет огромную ценность. Наблюдая за его рвением в учебе и тягой к знаниям, я с некоторым стыдом вспоминал себя в таком возрасте.
Довольно много английских книг и карт осталось в наследство от Далай-ламы XIII, но по состоянию страниц было видно, что ими практически не пользовались. Предыдущий правитель многому научился во время своих длительных поездок в Китай и Индию, а с западной культурой был знаком благодаря дружбе с сэром Чарльзом Беллом. Это имя мне было известно, я читал его книги, еще сидя в индийском лагере. Белл был страстным поборником независимости Тибета. Будучи советником по политическим вопросам в Сиккиме, Тибете и Бутане, он познакомился с Далай-ламой, жившим в то время в изгнании, и тогда между этими двумя зрелыми людьми началась дружба, продолжавшаяся много лет. Сэр Чарльз Белл стал первым европейцем, который вступил в личный контакт с Далай-ламой.
Мой юный ученик, который пока не мог путешествовать, не меньше своего предшественника интересовался всем миром. География, по которой я когда-то сдал экзамен на должность учителя, стала его любимым предметом. Я рисовал ему огромные карты разных частей света, а в особенности Азии и Тибета. С помощью глобуса я смог объяснить, почему радио Нью-Йорка объявляет время на одиннадцать часов раньше нашего. Скоро мой ученик уже замечательно ориентировался в географии, и Кавказ стал для него не менее осязаем, чем Гималаи. Юноша очень гордился тем, что самая высокая гора мира находится в его стране, и, как и многие тибетцы, был немало удивлен, узнав, что на Земле не так много государств, превосходящих размерами Тибет.
Землетрясение и иные дурные предзнаменования
Наши мирные занятия тем летом несколько раз прерывались разными тревожными событиями.
Дурные предзнаменования следовали одно за другим: рождались уродливые животные, а однажды утром обнаружилось, что обрушилась капитель каменной колонны у подножия Поталы. Правительство тщетно посылало монахов туда, где происходило неладное, чтобы они молитвами лишали силы злых духов. Когда однажды при совершенно ясном небе из одного водостока главного храма Лхасы, выполненного в форме драконьей головы, начало капать, весь город пришел в ужасное волнение.
15 августа сильное землетрясение повергло Священный город в ужас. Еще один дурной знак! У людей еще свежо было воспоминание о комете, от которой в прошлом году на небе днем и ночью оставались световые полосы. Старики вспоминали, что после появления предыдущей кометы началась война с Китаем. О появлении кометы я знал заранее – слышал по радио, что летчики уже видели ее над Австралией. И когда комета проходила над Лхасой, мы с моим другом Вандю-ла отправились на ночную прогулку, чтобы насладиться фантастическим зрелищем.
Землетрясение началось неожиданно. Дома вдруг задрожали, можно было различить до сорока далеких глухих взрывов. Видимо, это разрывалась земная кора. При абсолютно ясном небе на востоке показалось огромное огненное зарево, а отголоски толчков ощущались еще несколько дней. Индийская радиостанция сообщила об обширных изменениях рельефа в провинции Ассам, которая граничит с Тибетом. Пострадали целые долины и горы, а запруженная оползнями и разлившаяся Брахмапутра нанесла огромный ущерб. В Лхасе только несколькими неделями позже узнали, насколько огромны последствия этой катастрофы в самом Тибете. Судя по всему, эпицентр землетрясения находился в южной части страны. В результате сильных подземных толчков сотни монахов и монахинь оказались погребены в своих скальных монастырях, так что часто не оставалось никого в живых, кто мог бы донести эту печальную весть до местного пёнпо. По стенам крепостей пошли трещины, к небу поднимались руины, люди, словно по воле демонов, вдруг проваливались под землю.
Конечно, все эти происшествия можно объяснить законами природы, но лишить тибетцев их суеверий – все равно что лишить их части жизни. Если дурные знаки вселяли ужас, то хорошие предзнаменования, наоборот, придавали жителям страны сил и уверенности.
Далай-ламе подробно сообщали обо всех предзнаменованиях. Хотя юный правитель был суеверен, как и народ, все же его всегда интересовало и мое мнение об этих событиях. Так что у нас всегда хватало тем для разговоров, а время встреч пролетало стремительно. Далай-лама виделся со мной в свое свободное время, и немногие знали, что он и отведенное на отдых время тратит на учебу. Он всегда очень строго придерживался расписания. Как радостно он встречал меня, так опасливо поглядывал на часы, когда свободное время подходило к концу. Ведь религиозный наставник уже поджидал юношу в другом павильоне парка.
Однажды мне представился случай понять, насколько Далай-лама дорожит нашими занятиями. В день, когда должно было состояться множество церемоний, я не рассчитывал, что меня вызовут в резиденцию Норбу Линка. Поэтому я отправился с друзьями на прогулку в горы, но на всякий случай показал своему слуге, как с помощью зеркала можно подать сигнал солнечным зайчиком, если все же высокий ученик пожелает меня видеть. И действительно, в обычный для наших занятий час я увидел условный сигнал и со всех ног бросился обратно в город. У переправы слуга уже ждал меня с лошадью, но, как я ни торопился, я все-таки опоздал на десять минут. Еще издали заметив меня, Далай-лама бросился ко мне, взял меня за обе руки и воскликнул: «Где же ты пропадал, Хенриг!» Я попросил прощения за причиненное беспокойство и только тогда действительно понял, что означают для него наши занятия.
В тот день с нами были мать и самый младший брат Далай-ламы, так что я поставил одну из восьмидесяти имевшихся у правителя кинолент. После просмотра в зал явился сопён кенпо с большим узлом выпечки для матери Его Святейшества. Мне было интересно наблюдать мать и сына одновременно. Я знал, что с момента признания в ребенке воплощения Будды семья теряла всякое влияние на него и должна была видеть в нем, как и другие, лишь Живого Будду. Поэтому посещение матери было практически официальным приемом, и по этому случаю она надевала свое лучшее платье со всеми украшениями. На прощание она поклонилась, и Далай-лама дотронулся до ее головы благословляющим жестом. Этот жест, кажется, как нельзя лучше объяснял отношения матери и сына. Она даже не удостаивалась благословения двумя руками, которое положено монахам и высоким чиновникам.
Когда мы остались наедине, юноша с гордостью показал мне свои арифметические упражнения. Этот предмет мы оба в последнее время несколько обделяли вниманием, потому что Далай-лама прекрасно умел обходиться с тибетскими счетами, которых было вполне достаточно для его потребностей. Тибетцы с удивительной ловкостью пользуются этим приспособлением, которое прежде было распространено и у нас. Я несколько раз даже проигрывал арифметические состязания, в которых участвовал, вооружившись бумагой и карандашом, умельцу со счетами. Простые люди, у которых нет счетов, используют глиняные черепки, персиковые косточки и горох, как учат в школе. Для самых простых вычислений прибегают к четкам, ведь они-то у каждого под рукой.
Иногда, очень редко, случалось, что нас беспокоили во время занятий. Один раз явился солдат личной охраны передать какое-то важное письмо. Огромный детина трижды распластался на полу во всю длину своего роста, в соответствии с церемонией глубоко и шумно вдохнул, после чего вручил письмо. Потом он пятясь вышел из зала и бесшумно закрыл за собой дверь. Надо признаться, в подобные моменты я особенно остро ощущал, насколько сильно нарушаю местный этикет.
Письмо это было от старшего брата Далай-ламы, который служил настоятелем монастыря Кумбум в китайской провинции Цинхай. Там уже захватили власть китайские коммунисты и пытались повлиять на Далай-ламу через его брата, Такцела Римпоче. В письме он сообщал о своем приезде. Так как он уже давно был в пути, прибытия следовало ожидать очень скоро.
В тот же день я нанес визит семейству Далай-ламы. Его мать пожурила меня. От ее материнской любви не могло укрыться, как сильно ее сын привязался ко мне и как часто он смотрел на часы, когда я опаздывал. Я объяснил причину своего опоздания и убедил ее, что отношусь к занятиям серьезно и без причины не позволяю себе задерживаться. На прощание она попросила меня не забывать, как мало у ее сына в жизни возможностей самостоятельно выбирать удовольствия.
Наверное, хорошо, что эта женщина своими глазами видела, насколько важны для Далай-ламы наши занятия. Потому что через несколько месяцев уже вся Лхаса знала, куда я отправлялся верхом около полудня, и, как и следовало ожидать, монахи стали выказывать недовольство моими постоянными посещениями. И вот тогда мать очень энергично поддержала желания сына.