выскользнуть из квартиры незамеченной и избавленной от вопросов о моей личной встрече.
Нашарив в кресле рядом с диваном свою сумочку, я тихо шагнула к двери, как вдруг что-то вцепилось в мою руку.
Едва не вскрикнув, я обернулась и встретилась с блестящими в лунном свете глазами Ларского. Пристально глядя на меня и крепко держа мою руку, он отчетливо произнес:
— Не уходи.
— Эй, вы чего? — шепнула я, пытаясь вырваться.
— Не уходи, — повторил Ларский. Тон у него был умоляющим. — Останься, пожалуйста…Кира…
Кира? Что еще за Кира? К нему что ли «белочка» пришла?
А Ларский все держал мою руку и отпускать не намеревался. Продолжал называть Кирой и просить остаться. Но оставаться я никак не хотела, не смотря на усталость.
Хотя…
Снова коварная мысль посетила мою голову. Вот он Ларский, который вдрызг пьян и видит перед собой какую-то Киру, а вот она я, которой надо как-то получить еще шесть фотографий с нашим поцелуем…
Достав телефон, я запустила камеру и, пока Ларский закрыл глаза, прикоснулась губами к его губам. Вспышка дважды осветила небольшую комнату. Я быстро отстранилась от Ларского и открыла галерею, чтобы проверить, удачно ли получилось сфотографировать.
— Кира? — произнес Ларский.
Я неосознанно повернулась на его голос и снова встретилась взглядом с его зелеными глазами. Ларский опять казался совершенно трезвым. Единственное, что смущало, так это его взгляд — слишком добрый и слишком нежный, совсем не тирексовский.
Не успела я этим озадачиться, как Ларский потянул меня за руку, и я упала прямо на него. Наше тихое дыхание, его зеленые глаза, моя рука на его груди — там, где размеренно билось сердце, — и поцелуй, осторожный и одновременно безудержный. И почему-то со вкусом мармелада, а не алкоголя.
Плененная этим иррациональным действием, я вдруг ощутила, что Ларский через поцелуй показывал себя настоящего: пылкого, взрывного, но вовсе не лишенного нежности. И в этот момент я впервые подумала о нем не как о руководителе-тиране, а как о человеке, чей внутренний мир оказался намного больше и неизведанней, чем мне казалось раньше.
Глава 11
Нечасто так бывает, что в чужом, совершенно незнакомом доме мгновенно начинаешь
чувствовать себя уютно. Это и от хозяев зависит, и от самого дома… впрочем,
дом — это лишь отражение хозяев. Более яркое и честное. Никакие слова
и улыбки не помогут ощутить тепло, если вещи хранят холод.
Сергей Лукьяненко
Ларского разбудил свет. Яркий свет, который пробивался даже сквозь закрытые веки. Открывать глаза и начинать новый день не хотелось — голова гудела, а во рту было сухо, как в пустыне. Саша хотел было перевернуться на другой бок, чтобы спрятать лицо от света, но тут понял, что у него в спальне по утрам всегда темно из-за ночных штор, которые он почти никогда не раздвигал.
Осторожно приоткрыв один глаз, Ларский огляделся и не понял, где он находится. Интерьер разительно отличался от его квартиры и от номера в отеле. Кажется, это была чья-то захламленная гостиная с ужасным сервантом из прошлого века, в котором стоял хрустальный сервиз, всякие статуэтки, фотографии и цветочки из бумаги.
Открыв и второй глаз, Саша осмотрелся получше. Взгляд его наткнулся на пыльный экран телевизора, в котором отражался он сам, лежащий на диване и укрытый пледом и еще чем-то странным.
Ларский перевел взгляд на свое тело и сразу же узнал в странной вещи свою невыносимую секретаршу Аню Соловей.
Девушка мирно дремала у него на животе. Нижняя часть ее тела находилась на полу, и Ларскому показалось, эта такая поза для сна весьма неудобна. Как она только смогла заснуть?
«Почему меня волнует то, как она спит, а не то, что я тут с ней забыл?» — мысленно вопросил Саша.
Напрягая больную голову, он принялся вспоминать все, что произошло вчера вечером на встрече. Инвестор его кинула, он разозлился, заставил Аню везти его в бар, там напился и…
Что было дальше, вспомнить никак не удавалось.
Саша снова посмотрел на спящую Аню, а затем на себя. У обоих одежда была на месте, а значит, между ними вряд ли что-то было. Тогда зачем она привезла его сюда и уснула рядом? Может, раздела, сделала компрометирующие фото, а потом снова одела? Или же…
Мысли Саши прервались из-за зашевелившейся вдруг Ани. Она что-то забормотала и отвернула лицо в другую сторону, видимо пряча его от солнечного света, лившегося из окна.
Прошло около минуты, и девушка снова зашевелилась. На этот раз, кажется, она хотела встать, поэтому Саша закрыл глаза и притворился спящим.
Ощутив, что тяжесть исчезла с живота, он понял, что девушка окончательно проснулась и поднялась. Очень хотелось подсмотреть за ней, но Саша боялся быть разоблаченным.
— Ну и ночка, — тихо пробормотала Аня. Охнув, она встала на ноги и куда-то потопала.
Ларский испуганно открыл глаза.
Что она имела ввиду? Между ними все же что-то было?
Хлопнула дверь, а спустя некоторое время послышался шум воды из крана.
— В ванну пошла, — вслух сделал вывод Саша.
— Вы проснулись? — раздался над его головой мужской голос.
Вздрогнув, Ларский резко поднялся и обернулся. У приоткрытой в соседнюю комнату двери стоял мускулистый темноволосый парень и с интересом смотрел на Сашу. В проеме двери, за спиной качка торчала голова светловолосой девчонки.
— Начальник, а так напиваетесь, что подчиненным приходится вас на себе таскать, — тоном недовольного своим чадом родителя произнесла она.
— Я немного выпил… — зачем-то принялся оправдываться Саша.
— И поэтому не могли даже идти? — противно ухмыльнулась белобрысая. — Наша сестра чуть пополам не согнулась, пока тащила вас.
— Сестра? — удивился Ларский.
Он и сам не понял, почему вдруг удивился, что у Соловей есть брат и сестра. Как будто она была каким-то нелюдем, который пришел в этот мир в полном одиночестве исключительно чтобы вредить ему, Александру Ларскому.
Шум воды стих, и ребята, кинув взгляд на дверь ванны, поспешили скрыться за дверью. Саша же закрыл глаза и снова прикинулся спящим.
Скрипнула открывшаяся дверь, а затем послышалось шлёпанье босых ног по полу. Тихий и мелодичный женский голос донесся до ушей Ларского. Аня пела одну из глупых современных песенок и пела так приятно, что Саша невольно заслушался.
Вскоре к пению Ани добавился грохот посуды и шум электрического чайника. Постепенно до Ларского начали долетать приятные запахи: свежезаваренного кофе, жареного бекона, блинчиков. В животе Саши заурчало.
Из комнаты вышли ребята и, перешептываясь, потопали на кухню. Пение Ани резко оборвалось, и она начала тихо разговаривать с братом и сестрой. Ларский пытался вслушаться, но большую часть слов он так и не смог уловить. Кажется, Аня спрашивала у ребят, как дела в школе.
На какое-то время голоса затихли, и Саша решил, что все завтракают. Сглотнув, он приподнялся, открыл глаза и увидел перед собой Аню.
— Боже! — вырвалось у него от неожиданности.
— С добрым утром, — не особо приветливо произнесла девушка.
— Ага, — Ларский почесал гудящую голову.
— Завтракать будете? — спросила Соловей.
— Нет, спасибо.
Сразу же после этих слов живот Саши издал громкое и протяжное урчание.
— Приходите на кухню. Я приготовила яичницу с беконом и оладьи. Возможно, что-то из этого вы едите. — С этими словами девушка вышла из гостиной, оставив Сашу одного.
Морщась от головной боли, Ларский медленно встал на ноги и пошел на звук голосов и стука приборов о тарелки.
Кухня в этой квартире оказалась совсем крохотной. Пестрые обои с фиолетовыми цветами делали ее нелепой и провинциальной, а старенький холодильник с кучей магнитов и лиловая занавеска с бабочками на окне дополняла этот образ. Но было в этой тесной, пестрой и старомодной кухне что-то уютное и теплое. Саша понял это, когда сел на табуретку рядом с парнем и получил от Ани кружку с кофе, тарелку, вилку и чайную ложку. Не обращая на него внимание, ребята обсуждали какой-то фильм, слегка толкались и крали из тарелок друг друга бекон и оладьи.
Засмотревшись на ребят, Саша не заметил, как Аня что-то спросила у него.
— Александр Сергеевич! — громко произнесла она.
— А? — повернулся он к ней.
— У вас какое-то странное похмелье. Вы сам не свой, — задумчиво произнесла Соловей. — Может, рассольчику налить?
— Нет, я буду оладьи и яичницу с беконом, если можно. — Саша подал Ане чистую тарелку.
Девушка вытаращила на него свои большие серо-голубые глаза, которые неожиданно показались Ларскому очень красивыми, завораживающими. Да и сама Аня сейчас выглядела очень уютно и мило, по-домашнему, и совсем не была похожа на человека, который может его угробить. А растрёпанная после сна косичка шла ей больше, чем строгий пучок, с которым она ходила на работу.
После недолгого замешательства Аня забрала у Саши тарелку и наполнила ее едой: пышными и румяными оладьями, пожаренным в томатном соусе беконом и яичницей с яркими аппетитными желтками. Подобного Ларский не ел уже очень давно. Яичницу с беконом, правда, частенько подавали на завтрак в отелях, но вот оладьи, такие румяные и пышные, готовила ему только мама.
Саша не помнил уже, какими были на вкус мамины оладьи, но эти, румяные и горячие, были настолько вкусными, что каждый кусочек он жевал медленно, чтобы подольше насладиться вкусом.
Внезапно у Ани зазвонил телефон. Достав его из кармана фартука, девушка фыркнула и приняла вызов.
— Ну и где ты был? — сразу же спросила она у собеседника. — А, понятно. Ну, у него все хорошо. Адрес его узнать так и не удалось, так что пришлось отвезти к себе. Сейчас он завтракает.
Аня многозначительно посмотрела на Ларского, и он понял, что говорит она с Никитой.
— Дай мне, — попросил он, протянув руку.
— Он хочет с тобой поговорить, — предупредила Подольского Аня и протянула телефон Саше.